Не бойся Адама - Жан-Кристоф Руфин

– Но он был ни при чем!

– О! Дело совсем не в этом. Старый лис прекрасно знал, что Йегли обвели вокруг пальца.

– Тогда чего он от него хотел?

– Да просто, чтобы он его убил.

Чтобы подогреть любопытство Поля, Арчи принялся старательно катать во рту арахис.

– Вам будет приятно узнать, что вы подали Маклеоду неплохую идею. Он попросил Йегли одним махом ввести ему большую дозу калия… Бедняга миллиардер потерял вкус к жизни, можете себе представить? Его грандиозный план провалился, и он решил опередить свою смерть при помощи средства, которое вы ему подсказали. Очень забавно, мне кажется. Высокий класс. Во всяком случае, более элегантно, чем то, что сделал Рогульский.

– А с этим что?

Арчи проглотил арахис, который на глазах спустился вниз по его худой шее.

– Он повесился в своей лаборатории, – сказал Арчи, наклонив голову в знак неодобрения столь вульгарного способа умереть.

Вдруг он вскочил и хлопнул в ладоши с довольным видом.

– Мне поручено передать вам привет от всей команды. Провиденсу никогда еще так не везло. Просто поразительно. Контракты сами плывут в руки. Я немного боялся ухода Маркуса Брауна – вы ведь знаете, что его отправили на пенсию, – но поддержка самого президента нам еще более выгодна. Если все пойдет как надо, то в следующем году наш бюджет утроится.

Поль вздрогнул. Он знал, что последует дальше, и заранее готовился к сопротивлению. Арчи отодвинул вазочку, где лежало еще несколько орехов, и облокотился локтями о стол.

– Операция, которую вы так блестяще провели с Керри, подтвердила все мои предположения. Нам нужен медицинский отдел в Провиденсе.

Именно то, чего опасался Поль. Он отпрянул.

– Биотерроризм, здоровье глав государств, защита фармацевтических патентов – разведка и медицина сегодня неразделимы. У меня, без сомнения, найдется для вас несколько дел еще в этом году.

Поль помотал головой:

– Не надо настаивать, Арчи. Вы знаете мой ответ.

– Поль, вам представляется случай писать Историю, это не шутки!

– Я сказал «не настаивайте». В этот раз я сделал исключение, вот и все. Моя жизнь здесь, и я не хочу ничего менять.

Вместе с хорошими манерами к Арчи вернулись принципы честной игры. Он наклонил голову к Полю, словно желая поздравить с достойно заработанным очком.

– Браво! Вы правы, и я вас понимаю. Надо говорить открыто, верно?

К огромному удивлению Поля, Арчи действительно не возвращался к этой теме. Они перешли к обсуждению практических финансовых вопросов, связанных со счетами операции Хэрроу. Потом Арчи стал церемонно прощаться.

Знаете ли, в моем возрасте не всегда бываешь уверен в том что свидишься с тем, кому говоришь «до свидания»…

С тех пор как старый черт стал употреблять подобные формулы, они изрядно поистрепались. И все же… Поль с удивлением поймал себя на том, что волнуется и жмет руку Арчи дольше, чем предполагал.

– Я должен извиниться, – сказал Арчи. – Вы с Керри проделали фантастическую работу, а я в какой-то момент начал уже сомневаться…

– Никто на вас не в обиде, поверьте…

Не хватало еще пустить слезу. Поль подобрался, выпустил руку Арчи и, прежде чем уйти самому, проводил Арчи до лифтов в холле.

Что ни говори, но эта встреча сбила его с толку. С тех пор как он вернулся, работа в клинике и радость быть дома почти не оставляли Полю время для размышлений. И вот Арчи снова разбередил все, что его волновало.

Поль чувствовал, что в тот день не сможет работать. Он решил вернуться домой. Над Атлантой ярко светило солнце. Поль вынул свою трубу, сел на диван перед окном и принялся ее чистить. Руки совершали привычные движения, но мыслями он был далеко. Поль вспоминал последний день перед расставанием с Керри.

Накануне отъезда она долго говорила по телефону с Робином, детьми и друзьями. Керри удалось решить вопрос со своим возвращением. Самолет «Юнайтед Эйрлайнз» вылетал из Рио в 18 часов. Все билеты на него оказались проданы, но с помощью одного из своих приятелей-пилотов Керри попала первой в лист ожидания, что практически гарантировало возможность улететь.

Поль старался не вмешиваться во всю эту суету, но все же подошел к Керри, когда они остались одни в номере отеля и та принялась собирать чемодан. Он сам не знал, чего хочет, может быть, просто поговорить. Керри немедленно сжалась, как после прикосновения ядовитого зверя, который до этого держался от нее в стороне.

Для Поля чары тоже развеялись. Вместо остроты переживаний в его душе царило недоверие, нетерпение и даже что-то вроде брезгливости. Им больше не следовало оставаться вместе, иначе, как всегда, не избежать взаимных упреков и сцен. В глубине души Поль понимал, что Керри права, не желая откладывать вылет домой.

До самого отъезда в аэропорт они болтали о всякой чепухе. Поль настоял на том, чтобы ехать вместе, хотя его собственный самолет вылетал только на другой день. Керри не спорила, казалось, что все это ей безразлично. В зале вылета шумела, смеялась и суетилась толпа. Они вместе прошли до проходов специального досмотра, которые вели к залам посадки. Момент расставания приближался, и Поль, как он и боялся, чувствовал себя все более неловко. Он не ждал, что все будет так просто. Керри привлекла его к себе, словно они были одни во всем зале, и долго обнимала его среди толпы.

– Все было хорошо, – сказала она наконец, – спасибо тебе.

В эти обыденные слова Керри вложила всю мыслимую нежность и чувство. Поль погрузил взгляд в зеленые глаза Керри и почувствовал такое волнение, что не смог произнести ни слова. Тогда она подергала его за черные пряди волос, спадавшие ему на уши, и сказала смеясь:

– До следующего раза! Если все сойдется…

Потом она исчезла в потоке пассажиров, направлявшемся к зоне вылета.

Поль вспоминал все это, протирая трубу. Инструмент выглядел теперь сверкающим и чистым. Он требовал дыхания и жизни. Поль сыграл несколько нот и гаммы.

– Это был вторник. Поль подумал о Мэгги, которой назначил свидание на вечер. Милая, веселая, энергичная девушка, с которой при всем том не о чем говорить. Вечер, конечно, будет приятным.

Поль встал и прислонился к окну. Разглядывая геометрический пейзаж города, он тихо сыграл мелодию Майлза Дэвиса, потом вдруг бросил взгляд на почту, которую в его отсутствие принесла горничная. Один из конвертов привлек его внимание. Он был большего размера, чем обычно, грубоватый и с какими-то голубыми разводами. На нем печатными буквами был выведен адрес Провиденса. Кто-то там переслал его дальше.

Поль вскрыл конверт и вынул пять листочков, исписанных с обеих сторон округлым и правильным почерком, иногда выдававшим волнение автора.

Рио-де-Жанейро, 12 августа.

Месье!

Мы не виделись после короткой встречи в отеле «Океания». Я непременно хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали. Что-то подсказывало мне, что я могу вам доверять, но я боялась поставить на кон то, что считала своим последним шансом. Вы не только помогли мне, но и проявили человеческое участие, которого мне так давно не хватало. А между тем у вас были все основания меня ненавидеть. Я ведь играла свою роль в осуществлении плана, который сегодня кажется мне еще более чудовищным, чем прежде. Из фавелы военные отвезли меня в госпиталь, где я пробыла под охраной пятнадцать дней. Врачи были очень любезны и, мне кажется, сделали все возможное. Они помогли мне разобраться в том, что называется циклическими нарушениями душевного равновесия, термине, который их успокаивает и позволяет не анализировать глубинные причины моих действий. Но ведь, по правде говоря, это и не их дело. Они стабилизировали мое состояние при помощи медикаментов, которые я принимаю каждый день. Как это, кажется, обычно бывает при такого рода заболеваниях, улучшение состояния рождает ощущение пустоты. Я больше не ощущаю пароксизмов страха и грусти, которые раньше заставляли меня желать свести счеты с жизнью. Вместе с тем я лишилась и ощущения восторга, который время от времени укутывал мир в сверкающую пелену и придавал чувствам такую остроту, какую я не в силах описать. Эта беспричинная радость, поднимавшаяся из самой глубины моего существа, распространялась повсюду вокруг, сглаживая шероховатости мира и делая его гладким, легким и восхитительным. Сегодня я вижу все хорошее и все плохое с такой отчетливостью, что это меня даже немного пугает. Я ощущаю всю пронзительность и остроту вещей, чувствую их контуры и вес Это неприятно и даже болезненно, но, по крайней мере, не дает мне совершать опасных поступков и пускаться в губительные предприятия. Короче говоря, я стала разумным и взвешенным человеком. Это удивляет и утешает меня, иногда рождая легкую грусть.

Я стала много думать о своем прошлом и том, что пережила за последние месяцы. Конечная цель моих действий была трагической, а их непоследовательность очевидной. Между тем я не чувствую никакого сожаления. Я жила на всю катушку и окунулась в жизнь с такой смелостью, которой бы мне никогда недостало в «нормальном» состоянии. И вот я попала сюда, в Бразилию, где никогда бы не оказалась, не сложись все так необыкновенно.