Криппен - Джойн Бойн

— Его невесту, — подсказала Марта.

— Она больная, извращенка, — произнес Том, не в силах смириться с тем, что так и не сумел поцеловать Викторию Дрейк, тогда как Этель Ле-Нев — женщина — смогла. Это ударило по его самолюбию. — Надеюсь, что снимки казни опубликуют. Я бы расклеил их у себя на стенке.

— Право же, Том, — воскликнула Марта. — Как ты можешь быть таким бессердечным?

— У них в роду все такие, — сказал Матье, посмотрев на племянника с едва скрываемым презрением. — Кажется, в нашей семье лишь у меня благородные гены.

— О да, — подхватил Том. — Ты у нас замечательный. Чуть не позволил меня утопить. Это очень благородно.

— Но я ведь не позволил?

— А мог бы, — капризно повторил тот.

Матье пожал плечами.

— Об этом-то я и твержу, — сказал он. — Мы и сами не знаем, на что способны. Как человек себя поведет, зависит от обстоятельств. Будь он хоть мужчина, хоть женщина, переодетая мужчиной. Во имя любви мы иногда совершаем самые странные вещи.

В Нью-Йорке еще два человека с нетерпением ждали вынесения вердикта. Миссис Антуанетта Дрейк и ее дочь Виктория заканчивали четырехмесячную поездку по Северной Америке двухнедельным пребыванием на Манхэттене, где миссис Дрейк потчевала всех желающих рассказами о близком знакомстве с преступным доктором Криппеном.

— Этот человек был просто одержим мною, — рассказывала она друзьям на званом обеде. — Повсюду меня преследовал. Наверно, я должна была стать очередной его жертвой. Ну а что касается Виктории, эта злобная тварь по имени Эдмунд тоже за ней гонялась. Или Этель, как она теперь предпочитает себя величать. Все это так отвратительно.

Виктория почти не слушала. Ее вниманием завладела одна гостья, от которой она просто не могла оторвать глаз. Естественно, новость о том, что Эдмунд на самом деле был девушкой, вначале ее шокировала. Она смутилась, что так упорно преследовала его на борту корабля, а припомнив некоторые их беседы, залилась краской стыда. И все же, чем больше Виктория об этом думала, тем чаще признавалась себе, что еще ни к кому ее так не влекло, как к нему/ней. Их поцелуй за спасательными шлюпками в тот страшный, неистовый вечер сохранился у нее в памяти: никто еще так ее не целовал — ни до, ни после. И она никогда так не вздрагивала, как от прикосновения пальцев Этель Ле-Нев.

— Право же, Виктория, — сказала миссис Дрейк в тот же вечер, когда они возвращались в номер отеля. — Сегодня ты была такой рассеянной. Что с тобой?

— Ничего, — ответила та мечтательно, витая в облаках.

— Ты все время таращилась на эту юную мисс Хартфорд. Я понимаю, она симпатичная девушка, но зачем так пялиться?

— Я не таращилась, — возразила Виктория. — Просто меня заинтересовал ее рассказ — вот и все. Она такая обворожительная.

— Мне тоже так кажется, — сказала мать, которой по большому счету это было безразлично. — Но ты видела ее брата — Люка Хартфорда? По-моему, он к тебе неравнодушен. И к тому же очень богат и красив, ты не согласна?

Виктория нахмурилась, подумав над этой перспективой.

— Не помню, — сказала она. — Кажется, я вообще его не заметила. Но я договорилась с мисс Хартфорд завтра вместе пообедать.

— Ах, Виктория! — воскликнула миссис Дрейк, огорчившись, что дочь вовсе не стремится выйти замуж.

— Уже идут, — сказала в ту же минуту Луиза Смитсон, подавшись на своем месте вперед и с огромным волнением предвкушая вынесение вердикта.

Когда подсудимый встал со скамьи, зал суда замер.

— Старшина присяжных заседателей, — нараспев произнес пожилой судья, лицо которого почти полностью заслонял парик. — Вы вынесли вердикт, с которым все согласны?

— Да, ваша честь.

— Признаете ли вы подсудимого виновным в совершении убийства?

Старшина сглотнул и быстро прокашлялся, сознавая, что к нему приковано внимание всего мира. Он ощутил неодолимое желание запеть, но, к гордости своей, перед ним устоял. Атмосфера наэлектризовалась, и все затаили дыхание, ожидая, что он скажет.

— Не признаем, — произнес он, ко всеобщему удивлению.

Несколько недель спустя, утром 23 ноября 1910 года, Этель Ле-Нев шла по коридору Пентонвильской тюрьмы к камере, где сидел доктор Хоули Харви Криппен, — шла, сцепив руки в муфте, в черном платье и вуали. Она проплакала всю ночь и не могла себе представить, как переживет этот день. К ее удивлению, камеры оказались чище, чем она предполагала.

Когда дверь открылась, Этель увидела, что Хоули совершенно спокойно сидит в углу и читает книгу. Заметив ее, он встал, сердечно улыбнулся и, заключив ее в объятия, нежно поцеловал. Этель обратила внимание, что Хоули похудел, но, похоже, ничего не боялся.

— Любимый мой, — сказала она, сев рядом, и разрыдалась. — Они сказали, что у меня есть лишь пара минут.

— Этель, — произнес он, снова ее обняв. — Не плачь. А то и я тоже расплачусь. Славный день.

— Как такое возможно? — в отчаянии спросила она. — Что я с тобой сделала?

— Ты не сделала ничего, — ответил он, и она поразилась, каким он казался спокойным. — Самый счастливый момент моей жизни настал, когда я услышал, что тебя признали невиновной.

— Но ведь я же виновна, — возразила она. — Не ты, а я.

— Я тоже виновен, — ответил он, покачав головой. — Я обрадовался, что Кора умерла. И даже получил удовольствие от того, как она умерла.

— Да, но ведь ты не убивал ее. Знаешь, я могла бы еще признать свою вину. Могла бы сказать им…

— Нет, нельзя, — твердо заявил он. — Ты должна пообещать мне, что не сделаешь этого. Я в любом случае умру. Если же ты хоть в чем-то сознаешься, то просто умрешь вместе со мной, а я этого не перенесу.

— Но я хочу умереть вместе с тобой.

— Ты еще молода, Этель. У тебя вся жизнь впереди. Ты будешь вспоминать обо мне. Я счастлив, поскольку знаю, что умираю любимым. И я не помню, чтобы меня любили при жизни, пока я не встретил тебя.

Этель покачала головой, убитая горем.

— Просто это несправедливо, — сказала она, — что ты умираешь за мое преступление.

— Я не боюсь смерти, — возразил он. — Но если бы знал, что тебя ждет та же участь, я умер бы несчастным. А так совесть моя чиста. И я готов.

Снова появился охранник и сообщил Этель, что две минуты истекли. Она уже больше не могла плакать, и они постояли обнявшись еще пару секунд, а потом ее увели; при этом она не переставала клясться в любви.

Когда Этель ушла, Хоули повернулся и посмотрел на зарешеченное окно над головой, через которое в камеру струился свет. Сидя здесь, он обнаружил, что если встать на койку и приподняться на цыпочках, то можно заглянуть в это окно: так он теперь и сделал и увидел, как Этель вышла из здания и медленно зашагала по улице. Вдруг она остановилась и обернулась, не зная, что он за ней наблюдает, а затем остановила извозчика.

Не догадываясь, что он следит за каждым ее шагом, Этель послала в его сторону воздушный поцелуй и, сев в экипаж, уехала.

В тот же вечер, стоя на носу «Меркуриала», отплывавшего из Ливерпуля в Америку, Этель крепко ухватилась за перила и закрыла глаза, вспомнив о своем дорогом, теперь уже мертвом возлюбленном. Она решила полностью избегать пассажиров во время плавания и ни с кем не разговаривать, хоть и знала, что это, возможно, будет трудно, поскольку в каюте третьего класса с ней разместились еще три другие молодые женщины. Рано или поздно они выяснят, кто она такая, и Этель опасалась шума, который тогда поднимется, но пока старалась об этом не думать.

Наоборот, она вспомнила тот день, когда они прибыли в порт Антверпена и готовились сесть на «Монтроз». Как они были воодушевлены, полны любви. И как им почти удалось сбежать. Но Хоули был прав: она молода и еще поживет. Впереди у нее будущее, и она обязана перед Хоули максимально его использовать. В конце концов, он ведь пожертвовал жизнью ради того, чтобы жила она. Этель его нежно любила, это бесспорно, однако он был ее первым мужчиной. Возможно, размышляла она, это просто наваждение — роман, который доставил ей удовольствие, заставив забыть обо всем. Если она испытывала такие чувства к Хоули Криппену, то, наверняка, могла бы испытать их и к кому-то другому?

Этель улыбнулась и посмотрела вдаль на море. Впереди была Америка.

От автора

Когда при написании этой книги я упоминал в разговоре с людьми имя доктора Криппена, мне приходилось то и дело оправдывать его действия с помощью довольно странного замечания о том, что он убил «только» одного человека — свою жену Кору. В расхожих представлениях он, похоже, занял место жестокого серийного убийцы, владеющего вечными правами на аренду Комнаты ужасов. Конечно, Хоули Криппен, изображенный в романе, отличается от того человека, чей образ нам навязывали годами. Но ведь мой Криппен — плод вымысла, и события той ночи, когда Кора Криппен встретила свою кошмарную смерть, — исключительно мое предположение.