Тюрки и мир. Сокровенная история - Мурад Аджи

Ответ не лежит на поверхности.

Оказывается, не только интеллектуальная элита отличала Москву, но и ее выгодное географическое положение. Она сидела на загривке Золотой Орды, на самом уязвимом и незащищенном ее месте – на севере. Сидела озлобленная, униженная, тайно жаждавшая мести и крови. Простить унижение, что нанес Батый, многие не могли. Это и привлекало к московитам христианский Запад, он желал союзника, на слабостях которого можно играть в нужную минуту. И чтобы осуществить задуманное, был составлен хитрый план.

В 1469 году кардинал Виссарион, грек, принявший католичество, отправил эмиссара в Москву, к князю-вдовцу Ивану III. Цель визита – смотрины племянницы бывшего византийского императора Зои Палеолог, посол привез ее портрет, но главное он объяснил на словах. Причем сделал это с дипломатическим тактом, сказав, что невеста предназначена другому, но их брачная партия при определенных условиях может не состояться.

То был отработанный прием католического духовенства через женщин приобщать к Церкви правителей тюркских стран. Так случилось с лангобардами, с бургундами, с англичанами. Правда, тем присылали красавиц, против которых мужчине устоять трудно, здесь же с портрета смотрела не красавица, а засидевшаяся дева одутловатой наружности. Посылая в Москву портрет невесты, папа льстил себя надеждой, что девушка из императорской семьи, воспитанная у апостольского престола, рано или поздно склонит супруга к христианству… Это был продуманный до мелочей ход.

Предложение породниться с Палеологами московскому князю пришлось по душе, он понял, какие выгоды сулит этот неожиданный брачный союз. Князек, сборщик оброка, человек, которого ненавидели все, при благоприятном стечении обстоятельств станет византийским императором. Кто устоит против такого великолепия?

Перспектива лишь подхлестнула «собирание» Руси. Игра пошла ва-банк: условности и правила приличия были отброшены. Москва соглашалась на все, лишь бы… Но здесь в картине скоротечных событий проступает нюанс, который не стоит в дальнейшем упускать из виду. А какой веры была гречанка? Не католической ли? Почему сменила имя? Ее брат Андрей был католиком и величайшим авантюристом, он ухитрился несколько раз подряд продать свой титул… Другой ее брат принял ислам… Очень странной была та семья.

Москва, готовившаяся к свадьбе князя, оставалась арианской, молитвы читала по-тюркски. Поэтому московский князь и получал ханский ярлык на правление, как того обещала Яса Чингисхана. Будь его вера иной, сидеть ему не в Кремле, а в остроге.

Выходит, ради брака сама невеста отказывалась от христианства? Похоже. Но о том нет и строчки, по крайней мере, в известных книгах. Тем не менее российская хронология не скрывает, христианская Церковь греческого толка на Руси утвердилась после приезда греческой девы – при Борисе Годунове, который в 1589 году по всем правилам оформил ее. Но об этом чуть позже.

…Тот династический брак свершился 1 июня 1472 года в Риме, в базилике Петра и Павла. Ради него русские обязались разместить в Москве латинского архиепископа, создать ему условия. Дать льготы ордену тамплиеров, люди которого под видом купцов приедут на Русь. Мало того, московиты сами попросили папу назначить им своего посла и советника, «который бы, осведомившись об их вере, исправил то, что ошибочно».

Это доподлинные слова из письма Ивана III папе, где князь заявил о «послушании Римской Церкви». Казалось бы, все ясно? Нет, ничего неясно. То лживые обещания, а брак – заочный… Еще когда эмиссар папы доставил письмо князю, в Москве видели комету, «хвостату звезду» и приняли ее за знак Неба, он, мол, и одобрит ложь. Тут же составили в ответ опасное письмо, которое ссорило с Ордой, но открывало путь на Запад. Составили в спешке, не зная, что адресат, папа Павел II, умер, на троне сидел папа Сикст IV. Ошибку исправляли уже в Риме.

Русский посол «вычистил» текст по собственному усмотрению, вписал новое имя и добавил кое-что от себя, за что потом был наказан. Вот так с подделки и лжи началась московское присутствие в Европе.

Однако все прошло как нельзя лучше, посольство приняли на высшем уровне, ему поверили. Вроде бы впечатление произведено. Невесту на брачную церемонию выводили знатные дамы Европы, свита держалась на уровне царской, но… отсутствовал жених, и это придавало необычность свадебной обстановке. Он, оказывается, не знал о церемонии.

При совершении обряда вышел и другой курьез, который многих привел в смущение: у людей, представлявших сторону жениха, не оказалось колец, настолько неожиданно скорой была свадьба. Однако русский посол и здесь нашелся, сказав, что кольца на Руси не в обычае, хотя это не так. Тем не менее церемонию довели до конца. Ее спешка поразила папу римского, даже он не ожидал столь быстрого исхода.

На следующий день папа высказал недовольство тем, что брачный союз скрепили без извещения московского князя (герцога). Возможно, те слова назидания были позой первосвященника, во дворце которого воспитывалась невеста. Возможно, закулисная политика, которую начинали за спиной папы жених и невеста. Все было возможно в той невероятной свадебной истории, которая стала поворотной в судьбе Руси.

Тем временем новобрачная дева принимала поздравления, к ней ехали со всей Европы. Целый месяц в Риме продолжались торжества. Москва упорно молчала. Наконец, снабженная рекомендательными письмами, молодая жена отправилась знакомиться с мужем. В дороге ей устраивали встречи с дорогими подарками, знатные люди считали за честь держать узду ее лошадей. 1 сентября она прибыла в Псков, и случилось неожиданное. Царевна, содержавшаяся на средства папы, обязанная ему благополучием, забыла все, чему ее учили. Она приняла благословение русских священников, выслушала их молитвы.

Это был откровенный вызов. Наставления папы и его слуг оказались пустым звуком, скрываемое двуличие принцессы выявило себя без остатка. Такой измены от воспитанницы в Риме не ожидали. И тем дело не кончилось.

При въезде в Москву папский легат Антоний, который сопровождал жену-невесту, должен был выйти вперед и латинским крестом перекрестить город. Он так поступил в Пскове и других русских городах, выходил в красном плаще, в красных перчатках и крестил. Но крестить Москву ему не позволил сам князь, который еще недавно клялся в письме папе верностью и покорностью. Князь подослал боярина, и тот украл латинский крест, а другого креста у посольства не оказалось.

Запахло заговором.

Видимо, он и был. По тайной договоренности с невестой перед въездом в Москву ее окрестили в арианскую веру, нарекли новым именем, созвучным тюркскому выражению «саф ий» (следуй пророчеству). Таково было условие жениха? Неизвестно. Может быть. По крайней мере, из Рима выехала Зоя Палеолог, а въезжала в Москву Софья Палеолог. Тогда и состоялось второе бракосочетание, уже по восточному обряду, лишь после этого прикоснулся к ней князь… Племянница византийского императора вновь нарушила инструкцию, ее отправляли в Москву как посла Церкви, лазутчика Рима, а она им не стала. И должна была поплатиться, потому что в 1439 году греки подписали Флорентийскую унию, в которой признали полное подчинение папе.

На деле все выходило иначе, царевна начала политическую игру с очень далеким продолжением. Пешкой в ее игре был муж, а фигурами – русский народ, названный ею по греческой традиции славянами. Эти чужие люди другого имени не заслуживали, великая русская княгиня жила по византийским правилам, со своим представлением о народах и подданных.

Уделом той женщины была власть, о ней думала она, в ней купалась…

А за Московское княжество разгоралась нешуточная торговля. Запад не скрывал интерес к этой новой, нарождающейся единице на политической карте Европы, он смотрел на нее как на свою собственность или – как на возможную добычу. Все зависело от случая. Успехи Руси, ее победы были нужны в первую очередь Западу, они поднимали ставки в игре большой политики, в которой пешку проводили в ферзи. Каждый из игроков старался по-своему сделать это. Восток и Запад не скупились.

Это, очевидно, и было «стояние на Угре» 1480 года, которое русские историки превратили в очередную легенду о несостоявшейся битве. «Стояние» проходило вдали от Угры. И сошлись там не военные, а политические силы, московский князь к ним не имел отношения, он оставался пока пешкой, стоящей в стороне и еще не проведенной в ферзи…

В той картине крайне запутанных событий проступает и другой, почти «незаметный» нюанс, то был знак эпохи, которая не закончилась в России до сих пор. Послом московского князя в Риме стал некто по имени Иван Фрязин, он правил царские грамоты. На самом деле, как следует из западных текстов, то был итальянец Жан-Баттист делла Вольпе, тайный агент папы.