И один в поле воин - Юрий Дольд-Михайлик

– Он напоминает мне Дальний Восток, берег Тихого океана.

– Вы там были? Когда же вы успели?

– Приходилось, герр генерал.

– А на Восточном фронте тоже, может быть, побывали?

– Был и там. Осенью сорок первого.

– Тогда, обер-лейтенант, я беру с вас слово, что сегодня вечером после моего возвращения из Сен-Назера мы встретимся, и вы расскажете всё, что знаете о Восточном фронте. Ведь моя дивизия и я сам ещё не были там.

– С большой охотой, герр генерал, расскажу всё, что знаю.

– Вот и прекрасно! Войдите! – крикнул генерал в ответ на стук в дверь.

Кто-то вошёл. Генрих сидел спиной к двери и не видел вошедшего.

– Знакомьтесь, мой адъютант майор Шульц. А это наш гость, барон фон Гольдринг, – представил он офицеров друг другу.

Удивление и страх прочёл Генрих на лице майора, когда повернулся к нему и поздоровался.

– Майора Шульца, герр генерал, я знаю давно. Мы с ним друзья. Ведь так, герр Шульц?

– Совершенно верно.

– Тогда поужинаем сегодня втроём и устроим вечер воспоминаний о Восточном фронте.

– Мои воспоминания бледнеют перед тем, что может рассказать герр обер-лейтенант фон Гольдринг! Ведь он долгие годы жил в России и знает эту страну.

– Вы и в России жили, барон? – заинтересовался генерал. – Тогда я с ещё большим нетерпением буду ждать вечера. Я ухожу, вы, Шульц, целый день свободны. Надеюсь, вы развлечёте нашего гостя и позаботитесь, чтобы он не соскучился до вечера. Если будет нужно, можете рассчитывать на мою личную машину, я еду на штабной.

Генрих и Шульц вышли из кабинета генерала.

– Зайдёмте ко мне, – предложил Шульц указывая на дверь напротив кабинета генерала.

Усевшись друг против друга, Шульц и Гольдринг долго молчали.

– Кажется, герр Шульц, вас не очень радует наша встреча? – первым прервал молчание Генрих. А удивлённый взгляд, каким вы меня встретили в кабинете вашего начальника, говорит о том, что вы надеялись встретить меня разве только на том свете.

– Не понимаю вас, фон Гольдринг.

– Вы, майор Шульц, долгое время работали в разведке и знаете, что донос на кого-либо, как правило, заканчивается проверкой гестапо, а оттуда мало кто возвращается на свет божий. Итак, вы надеялись, что я уже покойник и, верно, молились за упокой моей души?

– Вы, как и раньше, говорите загадками, барон.

– Ошибаетесь, я совсем не склонен играть с вами в прятки Шульц. Вы нарушили слово офицера, наш уговор на Восточном фронте. Я приехал сказать вам, что тоже нарушу своё обещание и эту фотографию генерала Даниеля – вы узнаёте её? – немедленно передам куда следует.

– Я не нарушал договора! – глухо произнёс Шульц.

– А донос из Монтефлера в гестапо Сен-Реми кто писал? А донос в штаб корпуса в Лионе? – наугад прибавил Гольдринг. – Думаете, я не знаю? Я сам попросил командира нашей дивизии направить меня сюда, чтобы иметь возможность увидеть майора Шульца перед тем, как отправить его в гестапо. Согласитесь, это лишь совсем незначительная компенсация за те, правда, небольшие неприятности, которые я имел из-за вас… Но теперь они обернутся против вас. Ведь каждому ребёнку ясно, вы всё время стремились ликвидировать меня, чтобы замести следы своих собственных преступлений.

– Чего вы от меня хотите? – прохрипел Шульц, глаза его налились кровью, лицо пошло пятнами.

– От вас лично ничего! Пусть о вашей дальнейшей судьбе позаботится гестапо.

Шульц молчал. Согнувшись, приподняв плечи, пальцами рук вцепившись в колени, он напоминал зверя, готового прыгнуть на свою жертву, но зверя, рассчитывающего, хватит ли у него сил, чтобы победить.

– Кажется, всё ясно. Не смею больше надоедать вам, герр Шульц.

Генрих поднялся и направился к двери.

– Гольдринг! – вскочив на ноги, крикнул Шульц. Он стоял, заложив руки в карманы, насупившийся, злой.

– Вы что-то хотите мне сказать, майор?

– Я хочу предупредить, прежде чем я попаду в гестапо, ваша душа будет в аду! – голос Шульца был хриплым, словно после многодневного перепоя.

Гольдринг быстро приблизился к майору. Тот сунул пистолет в карман, но Генрих это заметил. Он схватил Шульца выше локтей обеими руками, с неожиданной силой поднял его и швырнул в кресло.

– Вы помните, Шульц, о нашем соревновании в стрельбе в тот день, когда вы подарили мне эту фотографию? Или вы хотите снова посоревноваться в меткости и быстроте?

– Сколько вы хотите за фото, Гольдринг?

– Остолоп! Я достаточно богат, чтобы купить вас со всеми вашими потрохами, а вы спрашиваете, сколько я хочу. Когда немецкий офицер нарушает слово чести, он смывает его собственной кровью! Но у вас, как у всякого труса, не хватит для этого мужества! Поэтому я считаю своим долгом, и, честно говоря, приятным долгом, помочь вам это сделать в присутствии работников гестапо. Они сумеют узнать о причинах вашего увлечения фотографией.

– Я с тех пор не занимаюсь фотографией.

Генрих засмеялся.

– И это снова говорит против вас, Шульц. Выходит, вы так дорого продали большевикам негатив плана операции «Железный кулак», что больше не нуждаетесь в деньгах. А напрасно! Вы, Шульц, могли бы здорово заработать у англичан и американцев. Они, наверно, не плохо заплатили бы вам за фотоплёнку Атлантического вала, хотя бы того участка, на котором расположена ваша дивизия. Уверяю, какой-либо десяток тысяч долларов вы бы получили. Или, может быть, у вас есть значительно больше? Я ведь плохо разбираюсь в ценах на шпионские информации и фотографии. Скажем, вот у вас висит карта… – Генрих подошёл к шторке, закрывавшей карту, и раздвинул её.

– Что это? А-а, план минных полей. Ну, за это вы могли бы получить не так уже много. Это чепуха… Но у адъютанта командира дивизии на Атлантическом валу есть вещи более интересные, чем карты минных полей.

Шульц подошёл к карте и задёрнул шторку.

– Гольдринг, клянусь честью офицера, что ни одним словом не напомню вам о своём существовании.

– Слово офицера? А оно есть у вас? Ведь вы же давали мне его там, в Белоруссии?

– Я боялся.

– А у вас были какие-либо основания думать, что я нарушу уговор?

Шульц не ответил.

– Вы его нарушили, вы и должны за это отвечать.

– Гольдринг! Умоляю вас, ну, всё, что хотите…

– А мне ничего от вас не надо. Все сведения о вооружении для меня готовит начальник штаба. Завтра я попрошу у командира дивизии пропуск, объеду участок, и задание моё будет выполнено. Чем же вы можете мне помочь?

– Вас могут не пустить на укреплённые пункты.

– Ну и чёрт с ними! Они меня мало интересуют. Скажу своему генералу, что не пустили. И всё.