Верная Рука - Май Карл Фридрих

Он гневно сжал руки и воскликнул:

— Какой злой дух привел тебя к Голубой воде! Не случись этого, и наш план, без сомнения, удался бы!

— Это верно, но я думаю, что это не злой, а добрый дух привел меня тогда к Голубой воде. У вас нет ни малейшего шанса ускользнуть. Если вы не сдадитесь, вас ждет печальный конец. Ты должен это понять.

— Нет, я этого не понимаю!

— Тогда тебе придется расстаться со своей душой!

— Пока что она со мной. Подумай о том, что у нас в руках Убийца индейцев, которого вы зовете Олд Уоббл!

— А нам-то что за дело до этого?

— Но он — наш заложник.

— Подумаешь!

— Он умрет, если вы причините зло кому-нибудь из наших!

— Пусть умирает. Он попал в твои руки потому, что нарушил мой приказ, а кто нарушает мои приказы, перестает меня интересовать: он больше не мой человек.

— Значит, ты не возражаешь против того, чтобы он умер?

— Нет, против этого я возражаю.

— Но ты же это только что сказал!

— Ты меня неправильно понял. Я только имел в виду, что не стану приносить никаких жертв ради его спасения, но если вы его убьете, моя месть будет кровавой, в этом ты можешь быть уверен. Мне нечего больше тебе сказать.

Я встал, и Виннету последовал моему примеру. Оба команча также поднялись. Апаначка посмотрел на нас, и я заметил странное, ни на что не похожее выражение в его глазах, в них не было ни гнева, ни озлобления. Я бы даже сказал, что во взгляде его было то, что можно назвать доброжелательностью, а если быть более точным, то это была доброжелательность, окрашенная уважением, однако он скрывал свои истинные мысли и чувства. Тем яснее мы понимали, сколько злобы, ненависти и какая жажда мести клокотали в груди Вупа-Умуги. Он долго молча боролся с собой и наконец словно в лихорадке, произнес:

— Мы тоже готовы!

— И вам нечего больше сказать?

— Сейчас нет.

— А попозже?

— Я поговорю с моими воинами.

— Тогда не теряй времени и делай это быстро! Наше терпение скоро истощится!

— Хау! У нас есть еще возможности для спасения!

— Ни одной.

— Множество!

— Но даже если бы их у вас имелась целая сотня, ни одной из них вы не смогли бы воспользоваться. Если у нас не останется ничего другого, мы подожжем кактусы.

— Уфф! — испуганно воскликнул он.

— Да, и будьте уверены, мы это сделаем, если не будет другого средства повлиять на вас.

— Виннету и Олд Шеттерхэнд могут стать убийцами и поджигателями?

— Оставь этот лицемерный пафос! По отношению к вам даже поджигатель выглядит борцом за справедливость. Итак, ставлю тебе условие: поговори со своими людьми и дай нам поскорее знать, что вы решили!

— Ты это скоро узнаешь.

С этими словами он повернулся и вместе с Апаначкой пошел прочь, но далеко не такой гордой поступью, которой шел сюда. Мы также возвратились к своим. Они с нетерпением ждали нас, горя желанием узнать, чего мы достигли в результате переговоров с вождями.

Естественно, с этого момента мы не спускали глаз с команчей. Каким бы безумием с их стороны ни казалась попытка атаковать нас, мы тем не менее должны были считаться с этой возможностью и принять все необходимые меры предосторожности. В поле нашего зрения были только их передние ряды. Я сходил за своим вороным и, сев на него, отъехал в сторону на такое расстояние, что смог хорошо рассмотреть их с фланга. И тут я увидел, что на месте их осталось не более тридцати человек, остальные ускакали обратно в кактусы. Вернувшись, я поделился своими наблюдениями с Олд Шурхэндом.

— Они хотят ножами пробить себе тропу через кактусы, — сказал он.

— Я того же мнения. Но это им не удастся.

— Конечно. Сухой кактус тверд, как камень, они только испортят ножи.

— Но даже несмотря на это, мы не должны терять бдительности. Я еще понаблюдаю за ними.

— Мой брат может, если хочет, это сделать, но

никакой особой необходимости в этом нет. — Можно мне с вами, мистер Шеттерхэнд? — спросил Паркер.

— Ничего против не имею.

— А мне? — осведомился Холи.

— Да, но больше — никому. Приведите лошадей!

Мы поскакали на юг и, достигнув того места, где кромка кактусовых зарослей резко сворачивала на восток, дальше поехали вдоль нее. Мы двигались в этом направлении уже больше часа, как вдруг увидели песчаную бухту, глубоко вдававшуюся в заросли кактусов. Углубившись в нее, мы ехали вперед до тех пор, пока она не кончилась тупиком. Я вытащил подзорную трубу и попытался с ее помощью отыскать команчей. И я обнаружил их в виде крошечных точек несколько выше нас, на севере. Мне не было видно, чем именно они занимались, видимо, как предполагал Олд Шурхэнд, пытались ножами пробить себе путь сквозь эту необозримую колючую чащу. Конечно, это было абсолютно невозможно. Мы развернулись и тем же путем двинулись обратно.

Когда мы покинули песчаную бухту и вновь повернули на запад, мне вдруг показалось, что далеко на юге, у горизонта, происходит какое-то движение. Направив туда свою трубу, я понял, что не ошибся — это были всадники. Сосчитать их было пока что невозможно, но скоро я увидел, что их всего восемь и при них четыре вьючные лошади или, возможно, мула. Они двигались на северо-восток» и должны были, следовательно, пройти по внутренней кромке кактусовых зарослей, внешний фронт которого сторожили наши апачи. А что, если они заметят команчей и помогут им выбраться из кактусов? Конечно, это было маловероятно, но мне слишком часто приходилось быть свидетелем того, как какая-нибудь ничтожная причина превращала, казалось бы, еще минуту назад совершенно невероятное в свершившийся факт. И значит, надо было сделать так, чтобы заставить их изменить направление и переместиться на другую сторону кромки кактусовых зарослей.

Как я заметил, из восьми всадников четверо были индейцы. К какому племени они принадлежали? Это следовало выяснить прежде, чем решать, что делать дальше. Мы двигались к югу, пока не оказались у них на пути, и стали ждать. Они нас также заметили и, остановившись на некоторое время, чтобы посовещаться, снова двинулись по направлению к нам.

Лишь двое из них обратили на себя мое внимание -один был белый, другой — индеец. В волосах у индейца красовались орлиные перья, следовательно, это был вождь. Белый был чрезвычайно худ и высок ростом, лет примерно пятидесяти-шестидесяти. Его одежда являла собой совершенно фантастическое смешение различных атрибутов военной формы и обычного гражданского платья, в довершение ко всему на боку у него непонятно зачем болталась сабля. Когда они подъехали настолько близко, что мы смогли разглядеть их лица, то я увидел, что этот белый не внушает к себе особого доверия.

Они остановились на некотором удалении от нас, белый сделал небрежный, можно сказать, даже презрительный жест рукой и, прикоснувшись ею к полям своей шляпы, сказал:

— Привет, мальчики! Что это вы тут болтаетесь посреди пустыни?

— Да вот выехали немножко прогуляться, — ответил я.

— Прогуляться? Хорошенькое удовольствие! Если бы мне не нужно было позарез пересечь Льяно, я ни за что бы сюда не сунулся. А кто вы такие, собственно говоря?

— Мы-то? Вы правильно нас назвали, мы — мальчики.

— Ладно, пошутили и хватит!

— Нет, отчего же, нам очень нравится быть мальчиками.

— Ну хватит морочить мне голову! У меня нет времени на такую ерунду. Когда встречаешь кого-нибудь в Льяно, то надо знать, с кем имеешь дело.

— Это верно.

— Прекрасно. Вы попались мне на дороге, и значит… ну?

— Нам вы также попались на дороге, значит… ну?

— Послушайте, вы, похоже, довольно странный малый! Я вообще-то не очень привык спускать кому попало такие шуточки, но на этот раз, так уж и быть, сделаю исключение. Надеюсь, вы видите, что я офицер?

— Возможно.

— Вы когда-нибудь слышали о знаменитом Дугласе, я говорю о генерале Дугласе?

— Нет.

— Что? Нет?

— Нет.

— Так значит, вы абсолютно незнакомы с военной историей Соединенных Штатов.