Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны - Сесили Вероника Веджвуд

Генеральными штатами в Гааге, получил известие о том, что она скоро родит, и, проскакав несколько миль до Делфта, приехал в Принсенхоф, когда роды уже начались. Собравшаяся снаружи толпа приветствовала его радостными возгласами и молитвами о том, чтобы возвращение их принца было отмечено наилучшим из всех возможных знамений. «Пусть это будет граф Голландский», – просили они. И 29 января Луиза разрешилась от бремени сыном.

Ликование охватило весь Север. Казалось, что рождение этого ребенка несло с собой надежду и вселяло уверенность. Сам Вильгельм, которому нужно было выбрать девиз по этому поводу, остановился на латинской фразе «Saevis tranquillus in undis» – «Спокойствие посреди бушующей бури». Отражая на тот момент его собственное неизменное спокойствие и надежду, этот девиз по прошествии многих лет оказался удивительно подходящим ко времени и трудам этого младшего из его сыновей, чье имя Фредерик Генрих стало символом золотого века голландской истории и под чьей великодушной рукой народ Голландии достиг своего величия и славы, когда вся Европа была истерзана конфликтами. Крещение этого ребенка состоялось 12 июня в Делфте, где он был назван в честь двух главных протестантских королей: Фредерика Датского и Генриха Наваррского. На крещении присутствовало множество делегатов со всех Нидерландов, а представителем его царственных крестных выступал единокровный брат младенца Мориц.

Вильгельм использовал это радостное событие для более серьезного дела – обсуждения военной ситуации с теми, кто прибыл с Юга. Он долго сидел с Сент-Алдегондом, думая, как спасти Антверпен, отрезанный от всего, кроме моря. Оценивая ситуацию, они тщательно изучали карты. Вильгельм выступал за то, чтобы разрушить часть дамбы позади Антверпена, расширить выход к морю и таким образом поддерживать связь с Севером. Но у этого плана было мало шансов на одобрение, поскольку речь шла не о героических днях Лейдена, а разочарованный Юг, раздираемый мелочной внутренней враждой и борьбой групповых интересов, быстро катился к отделению и сепаратному миру. Чтобы не допустить этого фатального движения в руки Пармы, Вильгельм планировал до конца лета снова вернуться в Антверпен. В этом городе его так часто встречали то овациями, то злобным шипением, что он не сомневался в своей способности восстановить свое влияние и, значит, вернуть город к той политике, за которую он стоял. Чувствуя, что истинные интересы Нидерландов лежат в объединении, Вильгельм был уверен, что в общем и целом Штаты тоже поймут это. Расставаясь с Сент-Альдегондом, он обещал снова быть с ним еще до начала осени. Больше они не встретились никогда.

Прошло не так много дней после крещения младшего сына Вильгельма, когда в Делфт пришло поразившее всех известие. В Сент-Омере от тифа скончался герцог Анжуйский. Хорошей или плохой была эта новость? В течение первых недель об этом трудно было судить, потому что, хотя с его смертью исчезла опасность враждебных действий с его стороны, она ослабляла связи Нидерландов с такими важными союзниками, как Франция и Англия.

Вильгельм принял новость с приличествующими случаю выражениями сожаления и написал подобающие письма королю Франции и королеве-матери. Он был не из тех людей, которые сразу же доверяют бумаге свои политические решения, и мы не можем с уверенностью знать, какие политические прожекты рождались у него в голове для восстановления пошатнувшегося единства провинций под новым началом. Очевидно одно: если бы он остался в живых, то в июне 1584 года было еще не слишком поздно, чтобы заделать трещину, возникшую из-за действий Анжу. Ситуация менялась, открывая новые возможности. В Принсен-хофе уверенный и изобретательный Вильгельм стоял перед лицом будущего, в котором стало, как минимум, на одну проблему меньше.

Глава 10

Убийство в Делфте

1584

1

Несмотря на объявленные за его голову двадцать пять тысяч экю, Вильгельм не изменил свой обычай принимать подателей прошений и держать двери открытыми для всех подряд. Возможно, учитывая возраст, ему трудно было менять свои привычки, особенно такие устоявшиеся, но в любом случае он был фаталистом. И хотя его вера не была догматической, в последние годы жизни она стала важной глубинной составляющей его жизни, и он признавал кальвинистскую доктрину предопределенности достаточно логичной и непротиворечивой, чтобы считать меры предосторожности против неизбежного пустой тратой времени.

После Жоана Жауреги еще несколько человек тщетно пытались получить это вознаграждение, но все они попадались еще до того, как им удавалось подойти на расстояние выстрела. Но Бальтазар Жерар не отказался от своей идеи. При отсутствии денег планы его были весьма неопределенными. Почти целый год он болтался в Люксембурге, работая секретарем у дальнего родственника, имевшего какое-то отношение к армии Пармы. В один прекрасный день Жерар заметил на столе офицера незаполненные пропуска. Он сунул в карман несколько штук и после этого сбежал. К весне 1584 года он добрался до Турне. Жерару не удалось добиться аудиенции у Пармы, поэтому о своем намерении убить принца Оранского ему пришлось рассказывать дежурному офицеру. Когда офицер ушел, чтобы доложить о нем, Жерар вдруг вспомнил об украденных пропусках и испугался, что Парма может рассердиться. В результате он тихо улизнул, не получив ни гроша.

К маю он добрался до Делфта, где обнаружил, что попасть к принцу Оранскому гораздо проще, чем к герцогу Пармскому. Он назвался Гюйоном и утверждал, что его отец в Доле принял мученическую смерть за дело протестантизма и что его единственное желание – это служить самому великому из всех протестантских лидеров. К этому он добавил, что у него есть несколько незаполненных пропусков, подписанных одним из офицеров Пармы. Вильгельм не представлял, как можно использовать эти пропуска, но в силу своей привычной любезности не желал разочаровывать молодого человека, приехавшего, чтобы служить ему. Подумав, что Анжу сможет найти ему лучшее применение, Вильгельм отправил его с курьером, который как раз собирался везти во Францию письма для герцога. Жерару ничего не оставалось, как следовать этому плану. У него не было ни кинжала, ни пистолета, только его собственный перочинный нож, иначе принц Оранский был бы убит еще в мае. А так ему пришлось доехать почти до французской границы, прежде чем он узнал, что герцог Анжуйский умер, и вызвался доставить новости в Делфт. Речь шла не о первом сообщении, которое каким-то образом опередило его, а о последовавшем за ним более подробном докладе.

Длинные летние дни в Делфте Вильгельм проводил, занимаясь государственными делами. По утрам он обычно работал в спальне, взяв за правило после нападения Жауреги принимать просителей и посыльных до того, как встанет. Таким образом, появившись в