Крещение огнем - Гарольд Койл

Эд собрался было ответить "нет", но вовремя спохватился:

—    Можете, господин президент. Я бы выпил еще чашечку кофе.

Ни Длинного Эла, ни Скотта Диксона не удивил приказ при­остановить наступление и избегать стычек с мексиканскими во­оруженными силами. Официально это называлось оперативной паузой. Длинный Эл язвительно заметил, что, должно быть, кому- то в Вашингтоне наконец пришло в голову, что у мексиканцев могут быть свои соображения по поводу присутствия армии США на их территории. Исход сражения при Монтеррее и резкая сме­на курса политики правительства после нее поставили Длинного Эла, как и остальных полевых командиров американской ар­мии, в трудное положение.

Слишком бурные похвалы, расточаемые армии США, и слиш­ком пренебрежительное отношение к возможностям мекси­канской армии не смогли подготовить американских солдат к жестоким боям, в которых им пришлось принять участие. Они были готовы делать свое дело, как сказал корреспонденту один из бойцов. Единственное, о чем они просят, продолжил он, так это о том, чтобы кто-нибудь говорил им правду. К несчастью, в обстановке, когда правда менялась почти ежечасно, Длинный Эл и другие командиры мало чем могли помочь своим подчинен­ным. Каждый новый приказ, каждое изменение политического курса вызывало у генерала одну и ту же реакцию: "Вьетнам по­вторяется по-новой", — бурчал он себе под нос. Он делал все, что мог, и просил своих солдат проявлять терпение и снисходи­тельность.

Так, например, он старался беречь свои части, развернув их таким образом, чтобы они могли сами защитить себя, не подвер­гая ни одно подразделение ненужному риску. Это было непрос­той задачей, поскольку 16-я бронетанковая растянулась на боль­шое расстояние. И засада, в которую попала колонна КП диви­зии, и многочисленные атаки в тылах показали: мексиканцы моїуг отступить, но они никогда не признают себя побежденными.

План передислокации войск и переход к оборонительной так­тике потребовали, чтобы Третья бригада отправила 2-й батальон 13-го пехотного полка обратно в резерв. Поскольку в тыловых районах следовало больше опасаться рейдов малых, легковоору­женных диверсионных отрядов, нежели атаки регулярных войск, было принято решение направить батальон на охрану тыловых объектов.

Может быть, многие с этим не согласятся, но влияние отдель­ных личностей на принятие решений в строевых частях ощуща­ется не меньше, чем в Вашингтоне. Примером может послужить то, как 2-й взвод роты А 2-го батальона 13-го пехотного полка оказался на дивизионном КП. Когда майору Тоду Мак-Квайре- ру, офицеру оперативного отдела штаба 2-го батальона, стало известно, что им придется выделить взвод для охраны дивизион­ного КП, он сразу увидел в этом возможность оказать услугу своему приятелю и собутыльнику, крмандиру роты А Стэнли Уиттворту. Вызвав его на КП батальона, Мак-Квайрер ввел ка­питана в курс дела:

—      Стэн, мы только что получили из бригады приказ напра­вить один взвод на дивизионный КП, чтобы обеспечить его охрану. — Красноречиво усмехаясь, он посмотрел на Уиттворта в упор. — Может, ты нам в этом поможешь?

Мигом сообразив, что можно избавиться от 2-го взвода и его командира, лейтенанта Нэнси Козак, Уиттворт с готовностью ответил:

—     Что делать, хоть и трудновато придется, все же, пожалуй, я смогу уступить вам 2-й взвод.

Мак-Квайрер отлично знкл, что Уиттворт — порядочная ско­тина, и все же продолжил игру, стараясь, чтобы находившиеся на КП офицеры и сержанты ничего не заподозрили. С тех пор как Козак изменила свои показания о пограничном инциденте, происшедшем седьмого сентября, капитан только и искал повод, чтобы от нее избавиться.

Новые показания Козак не только ставили его под удар, на и свидетельствовали о том, что у нее нет ни малейшего чувства долга перед ним как своим командиром. Мак-Квайрер считал так же, особенно после того, как Стэнли показал ему ту часть рапорта, в которой говорилось, что его приказы "не были четки­ми и не учитывали создавшуюся ситуацию". Ей бы на этом и остановиться, но, к несчастью для Уиттворта, она продолжала: "Я делала неоднократные попытки ввести командира в курс дела, но он не пожелал слушать и повторил первоначальный приказ". В результате лейтенанта признали невиновной, а он заработал взыскание. Замечание Мак-Квайрера о том, что будь лейтенант Козак обычным офицером, то есть мужчиной, никто не предло­жил бы ей переписать рапорт, нисколько не улучшило настрое­ния Уиттворта.

Но как бы ни был неприятен ему этот случай, он не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло 12 сентября на подступах к Монтеррею. О разговоре Козак с ним по открытой радиосети стало известно не только каждому взводному роты А, но и ко­мандиру батальона, а это уж ни в какие ворота не лезет. Хуже всего было то, что командир батальона не только пропустил мимо ушей наглый выпад Нэнси, но и поздравил ее. Когда на следующий день Уиттворт обратился к нему с протестом, то снова получил взыскание, — на этот раз за мелочность. Теперь у него не оставалось никаких сомнений: Козак должна уйти.

Подмигнув приятелю, Мак-Квайрер изрек:

—      Извини, что приходится тебя напрягать, дружище, но, бо­юсь, придется тебе пока обойтись двумя взводами. — Чтобы дело выглядело так, будто выбор продиктован соображениями здравого смысла, а не уязвленного) самолюбия, майор, в качестве объяснения, добавил: — Поскольку во 2-ом взводе нет взводного сержанта, а "Брэдли", которой он командовал, потеряла систему управления огнем, это подразделение на сегодняшний день наи­менее боеспособно. Ну, а на дивизионном КП можно обойтись и без взводного сержанта, и без одной "Брэдли".

Уиттворт деланно вздохнул:

—     Ничего не попишешь, сэр, вы, как всегда, правы. Похоже, у меня нет выбора. Когда они должны выступить?

Лейтенанта Козак новое назначение только обрадовало. При­выкнуть к штаб-сержанту Маупину в качестве взводного сер­жанта И к сержанту Кашински в роли командира первого отде­ления не составляло труда. Единственная проблема, которая ее беспокоила, заключалась в ней самой. Меньше чем за неделю все ее представления о мире перевернулись.

До седьмого сентября, когда ее взвод отправился в погоню за мексиканскими грабителями, Козак считала, что не может быть ничего хуже, чем первые шесть месяцев учебы в Уэст-Пойнте. Теперь же все эти тяготы казались пустяком по сравнению с испытаниями, выпавшими на ее долю во время боя. После пере­стрелки в Нуэво-Ларедо Нэнси едва, не потеряла сознание, когда Ривера застегнул молнию на мешке с телом рядового Гаити. И до сих пор, каждый раз застегивая молнцю на своем спальном мешке, она испытывала приступ безотчетного страха. Потом ее стало преследовать другое воспоминание: сержант Ривера лежит на носилках, белый, как простыня, от шока и потери крови. В ушах эхом отдавалось холодное, будничное замечание наводчи­ка, который находился рядом со взводным сержантом, когда в их "Брэдли" попал снаряд. Когда после боя в арройо Козак, вместе с мотострелками, вернулась к машинам и спросила, как дела у Риверы, наводчик ответил как ни в чем не бывало: "Все в порядке, сержанту здорово повезло — только руку потерял".

Уже во время затишья, после боя, лейтенант осознала, что призошло и, более того — что могло произойти. Как человек, уцелевший в автомобильной катастрофе, она запоздало ужасну­лась, представив себе, чем все могло кончиться. Устраивая про­тивотанковую засаду, она и подумать не могла, что на нее и горстку мотострелков, которых она развернула вдоль арройо, может обрушиться целый батальон танков. Если бы не вмеша­тельство командира батальона, который увидел, что происходит, и сумел быстро принять меры, ее попытка связаться с Уиттвор- том и попросить огневую поддержку могла бы иметь самые ро­ковые последствия. На этот раз она оказалась в такой же ситуа­ции, как и во время учений в Форт-Худе, только все было куда серьезнее. Видно, она так и не усвоила урок, который преподал ей тогда капитан Керро. И неизвестно, усвоит ли когда-нибудь...

Поэтому, когда второй взвод получил приказ явиться к комен­данту штаба дивизии, Нэнси в трудом скрывала облегчение. В тылу, в штабе дивизии, в относительной безопасности, она смо­жет разобраться в себе. Ей необходимо время, чтобы забыть все ужасы сражения. И чтобы залечить душевные раны... как, впро­чем, и сломанный нос.