Чужого поля ягодка - Карри

Вокруг флайера, на поверхности воды, колыхались, широко раскинувшись, дополнительные плёночные секции энергонакопителя, подсоединённые к батареям. К ночи Бен, правда, немного расчищал внутреннее пространство, чтобы было, где прилечь, но с утра опять разворачивал свои работы, и так — уже целую неделю…

Миль, накапливая энергию не хуже флайера, спасалась снаружи, на крыловидных выступах корпуса — но и оттуда её между делом периодически сгоняли:

— Старайся не перегреваться, ты и так слишком мало ешь.

«Сам лопай эту свою рыбу, я её уже видеть не могу…»

— Чего это она моя? Ты же сама её каждый день притаскиваешь!

«А чем прикажешь ещё заниматься?!»

— Ну, потерпи пока, ладно? Вот управлюсь и пойдём на охоту.

Миль не упиралась. Купалась, загорала, слушала ментопространство — кому-то же надо присматривать за окружением. И делилась наблюдениями с мужем:

«Здешняя фауна совсем не такая, как на Мокром, даже растения здесь… будто неодушевлённые. Там я слышала, как живут деревья, и они меня чувствовали, а эти… какие-то безмозглые. Просто растут, и всё. Может, это оттого, что я далеко от них… Или я чего-то не понимаю».

— Это я чего-то не понимаю. Деревьям вроде бы и положено быть безмозглыми, не так ли?

«Не так! Мозгов у них, конечно, нет, но чувствовать они способны. Они же тоже живые! Вспомни хоть бродячий кустарник».

— Так то кустарник, мутантная форма… Ладно… А кроме флоры да фауны… ты ничего не слышала?

«Например?»

— Да так, раз не слышала, то и хорошо… — он повернулся уходить, но Миль окликнула:

«Кстати, о фауне. Взгляни-ка, что покажу…»

Пришлось вернуться. Но жалеть не пришлось: вода на глубине зарябила, засверкала цветными бликами: это, спасаясь от кого-то, врассыпную бросились рыбьи стаи, вечно отиравшиеся поблизости от Миль. Из зеленоватой толщи воды всплывало что-то тёмное, удлинённых очертаний, от губастой головы до кончика хвоста — около метра. Его чуть сплюснутое с боков туловище имело вдоль спины и по бокам полосы бахромы из тонких полосатых шипов, а глаза этот шедевр торжественно нёс впереди себя на изящных, подвижных телескопических стебельках, причём, каждый из восьми стебельков двигался без согласования с другими…

«Ах ты, чудо-юдо… — Миль ласково провела по зеркальным чешуйкам кончиками пальцев — шипы при этом чутко отодвигались, стараясь не задеть нежных пальчиков. — Ну, разве не хорош?»

— Н-не знаю, — с сомнением произнёс Бен. — Я бы не рискнул до него дотронуться.

«Он до тебя, между прочим, тоже, — сообщила она мужу. — Не нравится этот — как насчёт других? Помнишь, ты перекрыл решёткой нашу бухту — там, возле дома…»

— Здесь?! Такие же?

«Или очень похожие. Сам послушай — там… в море… кто-то большой… Видишь? Они давно там».

Бен прислушался. За пределами пресной воды действительно резвились большие сильные животные.

«У них мощное менто, — заметил он. — И они нас не боятся».

«Ничуть не боятся, — согласилась Миль. — Как и те, что приплывали к решётке. Они нечто большее, чем просто животные, Бен. Они думают, желают, планируют…»

«С чего ты взяла?»

«А ты что — не слышишь? Или не хочешь слышать? Разверни менто, как при контакте с человеком, не сужай — тогда услышишь».

И Бен услышал… Не сразу, но — смог. Услышанное поразило. Эти создания в самом деле думали, помнили, мечтали, сопоставляли. Не так, как люди, без слов, приходилось перестраиваться, чтобы понять их визуальные, вкусовые и тактильные образы-понятия, образы-чувства, образы-желания… Что-то похожее на менто Миль, каким оно было поначалу.

«Конечно. Они же не говорят. Но всё понятно, вот послушай… Ну, чего они хотят? Не зажимайся, держись свободнее. Отвлекись».

Бен постарался расслабиться, отпустил свою насторожённость и предубеждение… Потянулся навстречу…

И оказался в кругу приветливости, весёлья, удивления, любопытства. Он не мог различить, кто именно о чём думает, как среди людей, и это дезориентировало. Здесь думали вместе, только желания чуть отличались.

Его приняли, хотя и с иронией — из-за его осторожной недоверчивости. Кто-то посоветовал ему оставаться на месте и думать одному, если он не любит компаний, но на насмешника тут же «шикнули» и пригласили Бена в круг. Приглашение было доброжелательным, наполнено вниманием и интересом к новому собеседнику. От него ждали в ответ новых впечатлений, которые он нёс в себе.

Бену вдруг почудилось, что он резвится в чудесной тёплой воде, просвеченной солнцем и наполненной вкусным угощением. Его звали присоединиться к игре и лакомству… Он растерянно ощутил во рту дивный сладкий вкус нежной, свежей рыбки… и вмиг оказался рядом с Миль, на твёрдой тёплой поверхности пластикового пола.

Тряхнул головой, уловив отголоски весёлого смеха, и сплюнул за борт, чтобы избавиться от вкуса сырой рыбы во рту.

— Надо же… надо же! — повторял он, не находя других слов.

Миль посмеивалась, глядя в сторону.

«Ну что — они вполне разумные, не правда ли?»

Он опять нашёл веселящуюся группу в море, острожно прислушался… Кто-то постарше пригласил его приходить ещё и сожалел, что не может подплыть, чтобы познакомиться поближе — пресная вода неблагоприятна для его здоровья. А ещё кто-то едко заметил, что поближе старику всё равно не подойти — пугалка не даст.

Бену почему-то стало стыдно и он отключился от разговора. Он понял, что за «пугалка» не даёт подойти поближе этим созданиям…

«Да-да, милый, они имеют в виду блокадор».

— Вот почему они всегда пытались приблизиться вплотную к купающимся людям… Просто поговорить, поиграть. Ну кто бы мог подумать, что эти шипастые чудища не едят ничего крупнее рыбы! Надо им объяснить, что люди обычно не слышат менто…

«Я сказала. Но они утверждают, что слышат всех! И не сердятся за то, что их прогоняют. Они знают, что их вид внушает другим существам известные опасения. Я бы поиграла с ними… если можно…»

— Нет уж, дорогая. Поскучай здесь. Я совсем не знаю их повадок. Некоторые люди, знаешь ли, тоже выглядят добрыми и так далее…

«Ты забываешь, что они не люди, — резко перебила она. — И им не присущи людские пороки. Им нет нужды лгать и лицемерить».

— Э-э… Ты, наверное, права. Не надо злиться. Я не имел в виду… Просто мне надо в этом разобраться. " Да не хватало нам ещё поссориться, Миль! — перешёл он на менто. — Загляни и поймёшь, почему я запретил тебе сейчас играть с ними!»

«Вижу я всё, прости меня, — виновато отозвалась она. — Действительно, чуть не поссорились, как ментоглухие!»

— Тогда быстро целуй мужа, и я пойду работать. Я закончил, пора всё это прибрать и навести порядок. Нет-нет, — остановил он её, собравшуюся помогать, — пожалуйста, ничего не трогай, а то я точно не найду, где что… — и она послушно отступилась, отдёрнув ладошки.

«Никак не пойму, где всё это помещалось, пока мы просто жили и не думали о ремонте,» — сказала она, с любопытством следя от порога за перемещениями по салону своего деятельного супруга, и, когда он оказывался поблизости, против воли втягивала носом воздух. Тот вопросительно поднял брови, но разъяснений не дождался, и полез куда-то под пульт с охапкой чего-то тяжёлого…

— Это ты не думала, — малоразборчиво ответил он, покряхтывая, из таинственных недр пульта, откуда виднелись только его длинные голые ноги. — Не твоё это дело — думать о ремонте…

«Ага, — усмехнулась она, заглядывая в путаницу элекронных поторохов и пытаясь там что-то разглядеть. — Не барское это дело, всё верно… "

— Что-нибудь интересное увидела? Знакомое что-нибудь? — спросил он, выезжая наружу в положении лёжа на спине и вытирая руки ветошью. Поднялся, задвинул на место панель.

«Да это я так, от безделья… Прикидываю, влезу я туда или нет — ну, как в детстве… — и засмеялась над собой. — Я вечно куда-то залезала… И меня вечно теряли. А ты?»

— Не то слово… — улыбнулся он, приобнимая её. — Ох, и попадало мне за это дело…

И вдруг возмущённо уличил, отстраняясь:

— Слушай, а чего ты меня всё время обнюхиваешь?!

Пойманная на горячем, она похлопала ресницами и только плечами пожала.

— Нет, в чём дело? Видишь ли, ты даже во сне меня нюхаешь. Кроме шуток.

Миль покраснела:

«В самом деле? А… а зачем ты так пахнешь?!»

— Что, плохо пахну? Нет, правда? — обеспокоился он и попытался это унюхать.

«Да нет, — утешила она. — Не плохо. Но непривычно. Странно. Интересно».

— Всего-о то, — успокоился он. — А я-то думал… Тебе, значит, просто нравится? Тогда нюхай на здоровье. Могу специально натереться смазочным маслом.

«Ага. И внутрь закапай. Шестерёнки вот тут, — она привстала на цыпочки, чтобы дотянуться и постучать его по лбу, — смазать».

— Вот счас ка-ак… цапну! — растопырил он недоотёртые руки. — Будем пахнуть одинаково!

Пронзительный взвизг — и Миль ретировалась аж куда-то на крышу… а Бен, потряся в оглушённом ухе пальцем, продолжил уборку в одиночестве…