Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Мортон

Мне сказали, что верховой эскорт и лошади будут ждать меня там, где заканчивается дорога.

Я встал в четыре часа утра, отметился в полицейском участке, как должны делать все путешествующие по Трансиордании, указав пункт назначения и вероятное время возвращения, а затем в течение трех часов ехал на машине по самой ужасной дороге, которую когда-либо встречал в своих поездках. Она состоит из серии спиралей и проездов, узких как лезвие, повисающих над пропастью — на склоне гор, с востока окаймляющих Мертвое море.

Эту дорогу только что закончили строить, и строительство рассматривалось как огромное достижение, так что вскоре на ней установили плату за проезд в несколько пиастров. Однако никто не мог гарантировать, что часть дороги не обрушится в долину.

Дорогу строили для тысяч арабов со всей страны, которые собираются у горячих минеральных источников Зерка Ма’ин; считается, что эта вода исцеляет от самых запущенных форм ревматизма, неврита и сопутствующих им болезней.

В машине я не раз и ранее испытывал страх, но его нельзя даже сравнить с тем ужасом, который я пережил, когда мы проезжали по невероятно узкому и длинному участку, дважды поворачивающему на 180 градусов. На протяжении нескольких сотен футов колеса нашей машины практически скользили над пропастью. Одна ошибка — и автомобиль успел бы три-четыре раза перевернуться в воздухе, прежде чем оказался бы на дне долины.

Я испытал облегчение, лишь когда мы въехали в глубокое ущелье, стены которого были покрыты зелеными и ржаво-красными пятнами, а от горячих минеральных ключей, стекавших по скалам, поднимался пар. В этом месте меня ждали трое вооруженных полицейских с запасной лошадью.

Я спросил, в каком направлении мы поедем; один, знавший несколько слов по-английски, указал на практически отвесную стену ущелья и сказал:

— Туда, наверх.

Прежде чем тронуться в путь, я осмотрел горячие источники Зерка Ма’ин. Их было около десятка. Ущелье слишком ужасно, чтобы назвать его красивым, жаркая расщелина в вулканических горах, заполненная серным зловонием, камни которой покрыты пятнами и полосами минеральных отложений из ключей.

В этих источниках, по преданию, обладающих целительными качествами, пораженное болезнью тело Ирода Великого омывали перед ужасной смертью царя в Иерихоне. В древности эти источники носили имя Каллирроя.

Лишь немногие европейцы посещали эти источники, но они широко известны среди арабов, которые стекаются из отдаленных районов на верблюдах, на лошадях, чтобы искупаться в этих водах. Насколько я понял, тут тоже есть свой «курортный сезон», как в Хэрроугейте или Бате. В момент моего визита к этому периоду только начинали готовиться: строили грубые навесы и стенки вокруг водоемов, отведенных для женщин, расчищали площадку для лагеря. Один араб провел меня к природной турецкой бане (ключ бил внутри пещеры). В этом помещении висел густой пар и стояла такая жара, что я выдержал там не более минуты.

Спутник рассказал мне необычную историю об этих горячих источниках: якобы они были найдены чернокожим рабом царя Соломона, и здесь совершали могущественные магические обряды. По правде сказать, у меня сложилось ощущение, что все древнее и непонятное здесь приписывают царю Соломону.

Мы тронулись в путь. Один полицейский ехал впереди, с ружьем наготове. Через пятьдесят ярдов после него ехал второй, затем мы с третьим полицейским. Дорога шла круто вверх, по руслу высохшей реки. Лошади скакали по камням, как горные козлы. В небе над нами кружил орел с белыми перьями на крыльях, потом лениво удалился.

Восхождение привело нас к безлюдной вади, то есть каменистой пустоши, где мы смогли перейти на легкий галоп, используя в качестве дорог сухие русла, причем лошади сами уверенно находили путь. Горы казались совершенно безжизненными, но полицейские сказали, что за нами могут следить сотни глаз, и у каждой пары есть ружье.

— У вас часто возникают проблемы с бедуинами? — спросил я.

Я знал, что мой собеседник сам был бедуином, но гордый статус члена Арабского легиона и представителя британского правительства был для него важнее.

Он изобразил высокомерное презрение:

— Я пойду один, с пустыми руками, куда угодно и арестую целую деревню, и никто не посмеет поднять на меня руку.

Внезапно первый полицейский пустил свою лошадь в галоп вдоль свежей осыпи, прямо к куче камней. Его острый глаз заметил какое-то движение. При его приближении из-за камней поднялись 10–15 бедуинов. И у каждого было ружье.

Будь я один, скорее всего, они, ни на мгновение не сомневаясь, ограбили или убили бы меня. Когда я подъехал ближе, старый шейх схватил веревку, служившую мне поводьями. Он сделал жест, изображавший мирное приветствие, и попросил ехать за ним в гору, где стояли их шатры, чтобы выпить кофе. Очень трудно отвергнуть подобное приглашение, не нанеся хозяину жестокого оскорбления, но я умолил полицейского рядом со мной найти предлог, который он сочтет уместным, чтобы отказаться.

Мы ехали дальше по горам в течение трех часов, иногда далеко внизу мелькала голубая вода Мертвого моря, иногда мы погружались глубоко в расщелины в скалах, карабкались по высоким камням, как козлы. Маленькие арабские лошадки проявляли чудеса ловкости и подвижности, с которой не шли ни в какое сравнение даже повадки эксмурских пони.

К концу трех часов мы приблизились к Эль-Машнака, «месту повешения» — безусловно, это название отражает какие-то воспоминания об ужасной цитадели Ирода.

На милю вокруг, на соседней горной вершине раскинулись руины древнего города. Там были обрушившиеся стены и нечто, напоминающее остатки дороги. Почва стала такой жесткой, что даже кони не могли дальше идти. Мы спешились, оставили лошадей на попечение одного из полицейских, а сами стали карабкаться по скалам.

Мы спустились в своего рода провал между двумя горами, а потом прошли по участку древней дороги, вымощенной тесаным камнем. Она привела нас к основанию высокой конической горы, на которой ничто не росло, а склоны были усыпаны мелкими камешками. Именно на ее вершине некогда стояла мощная крепость Макер.

Впервые за этот день я почувствовал прикосновение легкого ветерка. Мы находились в 3700 футах над Мертвым морем. Вокруг нас высились Моавские горы, хребет за хребтом складками извивались на фоне синего неба.

Нигде, даже на Бен-Невисе или Сноудоне, я не смотрел с таким восторгом на открывающийся передо мной вид с горы. Оба полицейских взобрались наверх первыми, ружья висели у них за спинами, куски сланца осыпались из-под сапог для верховой езды. Тут и там целый каскад мелких камней дождем ссыпался с горы.