Синий туман - Татьяна Владимировна Солодкова

Накидываю его на спящее тело, чтобы не касаться голой кожи, и перекатываю брата на другой край матраса. Тот спит как младенец, только причмокивает губами, но так и не просыпается. Святая простота.

Все-таки я невероятно рада, что с ним все в порядке. Улыбаюсь, глядя на это спящее тельце. А потом ложусь с противоположного края матраса на бок, подложив руки под голову. Глаза слипаются.

«Дурной, но свой, — думаю сонно. — Люблю его»…

Минут пять, ага. Потому что Шон вертится и сбрасывает с себя полотенце. Мне на голову! Вот черт.

Вскакиваю, сдирая с себя мокрую тряпку, а затем еще несколько минут отплевываюсь от облепивших лицо волос.

Сна, естественно, теперь ни в одном глазу.

— Вернемся домой, я тебе устрою, — мстительно обещаю братцу-тунеядцу и встаю с матраса.

Пойду проветрюсь, что ли, навещу туалет…

* * *

Общественный туалет для тех, чье положение не предполагает личную ванную комнату в шатре, находится за тридевять земель. Если соединить линиями душевые, нашу с Шоном палатку и уборные, то вышел бы равнобедренный треугольник.

Ну, хоть очередей среди ночи нет.

Возвращаюсь на свежий воздух, вдоволь нанюхавшись апельсинового ароматизатора, и бреду обратно. Спать по-прежнему не хочется — видимо, адреналин, выпущенный в кровь, после того как полотенце неожиданно плюхнулось мне на лицо, напрочь вытеснил весь мелатонин. Чувству себя до омерзения бодро.

Посидеть, что ли, покопаться в комме? Отцу надо бы отписаться, что завтра мы с Шоном вылетаем домой. А то бросила ему короткое: «Жив. Нашли. В порядке», — и пропала с радаров. Скорее всего, сообщение еще не достигло адресата, но когда папа получит эту писульку, наверняка будет в бешенстве.

Тем не менее торопиться не хочется — возвращаюсь к палатке другим, кружным путем и снова оказываюсь возле шатра Карлы. На сей раз прохожу ближе и даже различаю внутри голоса: мужской и женский.

Ого, молодец шеф, не теряется.

На цыпочках крадусь мимо, чтобы не помешать чужой личной жизни. Но я же Кайя Вейбер, помните? Я не могу не влипнуть на ровном весте.

Полог у шатра Карлы откидывается как раз в тот момент, когда я оказываюсь прямо напротив него.

— Русалка? — изумляется появившийся на пороге светловолосый мужчина.

В шоке отшатываюсь.

— Майкл, да господи, — раздается недовольное из-за хлипкого плеча моего старого знакомого, и в проходе появляется Карла.

А в следующее мгновение шеф стреляет в меня из парализатора. Прямо в лицо.

* * *

Карла взяла меня, можно сказать, с улицы. Да, она знала, что я дочь мультимиллиардера Виктора Коллинза и когда-то известной журналистки Марии Вейбер. Но сама я была на тот момент никем. Принеси-подай в мелкой газетенке, студентка без особых заслуг и успехов, зато с целой горой амбиций, которые и рассмотрела во мне тогда уже великая Карла Рейверин.

Я была ее личной помощницей, девочкой на побегушках. Землю готова была грызть, лишь бы однажды она посмотрела на меня как на равную.

Мой Бог, мой пример, мой шеф и наставник, образец для подражания.

Лживая сука!

О да, я тоже не ангел и вполне готова идти по головам, чтобы добиться своей цели. Но обогащение торговлей смертоносной синей дрянью для меня за гранью добра и зла.

Как же все было просто, изначально как на ладони…

Гела… Шон говорил о Геле. Только он не расслышал в суматохе. Не Гела, а Гера — Богиня Олимпа, как с моей же легкой руки многие на канале стали звать Карлу. Только для меня она всегда ассоциировалась с Зевсом, великим громовержцем…

Все эти мысли крутятся в голове на грани сна и реальности. Все словно в тумане, а в желудке вертится бешеная центрифуга, и мне с трудом удается разлепить веки. Но только затем, чтобы снова их бессильно прикрыть. Темнота и всполохи яркого света. Темнота и всполохи, всполохи и темнота. Кто-то говорит, но я не разбираю слов. И все кружится, кружится…

К горлу окончательно подкатывает. Привстаю, ладони скользят по влажной холодной земле. Меня отчаянно рвет, и не оставляет ощущение, что желудок сейчас выпрыгнет через глотку.

Дерьмо-о-о…. Как мерзко-то.

В меня ни разу не стреляли из парализатора, но я читала, что так оно и бывает: рвота и разрывающая череп головная боль.

Опорожнив желудок, кое-как отодвигаюсь в сторону, опираясь на трясущиеся руки, и плюхаюсь на задницу. Перед глазами все еще плывет, но теперь могу различить, что подо мной и правда влажная черная земля. И вокруг тоже: земля, земля, земля — земляные стены и земляной потолок, укрепленный проржавевшими от времени и влаги подпорками.

Шахта? Мать вашу, меня притащили в шахту? Зачем? Прикопать?

Не веря своим глазам, кручу головой по сторонам. Я в центре огромного пустого пространства с двумя коридорами-выходами, возле которых дежурят двое в черной форме охраны и с длинноствольным оружием наперевес (знатный прокол лондорцев). Стены неровно выдолбленные, кривые, чуть в стороне на боку валяется бог знает кем и когда забытая тачка с длинными ручками и на одном колесе.

Черт возьми, да это же забой — место добычи руды. Или синерила, понимаю, видя синие вкрапления на черном. Вот я попала…

Комма на моей руке нет, никто не станет меня в ближайшее время искать, а прикопать меня в этом жутком месте можно так ловко, что после запланированного полковником обрушения шахт мой труп найдут только археологи… лет через двести!

Всхлипываю, даже не притворяясь. Черт побери, да я на полном серьезе в ужасе!

— Карла! Что происходит?!

Она стоит прямо напротив в свете двух напольных прожекторов у ее ног, холодная и властная в своих белых одеждах, и снисходительно наблюдает за моей агонией, скрестив руки на уровне груди.

— Карла!

Собираюсь встать, но тут же щелкают, снимаясь, предохранители, и длинные стволы синхронно приподнимаются, направляясь на меня.

А Карла вдруг запрокидывает голову и громко смеется. Вижу вытянувшееся от удивления лицо Майкла, все это время маячащего за ее острым плечом.

— Какого?.. — бормочет он, инстинктивно отодвигаясь.

А та перестает смеяться и несколько раз хлопает в ладоши.

— Браво, Кайя, браво! — Аплодирует еще. — Какая игра! Какая экспрессия! — И вновь скрестив руки и уже ровным тоном — Майклу: — Все она поняла, просто пытается спасти свою шкуру.

На лице блондина отражается бурная работа мысли.

— Карла, я правда…

— Кайя! — рявкает моя бывшая (ну а как теперь?) начальница, и я действительно затыкаюсь. — Ты кто угодно, но только не