Охотясь на Аделин - Х. Д. Карлтон

в мерцающем оранжевом свете, ее необычные светло-карие глаза освещает огонек. По чертам ее лица пляшут тени, подчеркивая веснушки на щеках.

В этот момент я решаю, что она никак не может быть настоящей и что я сошел с ума, как та маленькая кукла, которая обитала внутри стен.

Я готов поджечь даже этот автомобиль, и мне будет достаточно смотреть, как он горит возле нас, если это позволит мне смотреть на нее сквозь пылающее пламя. Огонь гаснет, снова погружая нас в темноту, и только отблеск лунного света позволяет мне разглядеть ее смутные изгибы.

Вишневый огонек вспыхивает, когда она затягивается, а затем мягко выдыхает дым, вихрем закручивающийся между нами. Мои глаза прикованы к ее рту и отчаянно желают увидеть эти губы накрывающими меня.

– Осязаема ли я, или ты позволишь мне ускользнуть сквозь твои пальцы, как дым от этой сигареты? – хрипло спрашивает она.

Все мои нервные окончания вспыхивают от ее чувственного голоса.

Вместо того чтобы дать мне возможность ответить, она поворачивает руку и вставляет сигарету между губ мне. Острый вкус никотина и ментола проникает мне в горло и в грудь. Она относит сигарету и наклоняется вперед, прижимаясь своими губами к моим.

Мои руки приходят в движение, рисуя что-то по её ребрам и заставляя ее задрожать, когда они опускаются к бедрам и крепко сжимают их, а затем скользят к внутренней поверхности.

Я выдыхаю, дым перетекает из моего рта в ее, а затем вихрем уносится прочь. Она не целует меня, но остается неподвижной надо мной и позволяет эти крошечные прикосновения.

Затем она снова отстраняется, затягиваясь сигаретой. Она крутит ее между нами туда-сюда, периодически стряхивая пепел в щель окна. Мои руки ни разу не остановились, хотя она задрожала сразу же через несколько мгновений, как закурила.

Воздух вокруг нас потрескивает, и становится очевидно, что мне не нужно поджигать машину, ведь наша химия сама подобна динамиту и испепеляет все вокруг.

– Наши губы касаются одного и того же, – произносит она дрожащим голосом. – Это считается поцелуем?

– Это ты мне скажи, мышонок. Когда я заставляю тебя взывать к Богу, это считается молитвой?

Ее нижняя губа изгибается в улыбке, и в моей груди зарождается рычание.

– Если ты показываешь мне, куда вонзиться зубами, то, уверяю тебя, эти сладкие губы – только начало.

Она не удостаивает меня ответом и снова затягивается сигаретой, а затем стряхивает пепел.

– Ты хотел бы заставить меня истекать кровью? – хрипло спрашивает она, пока дым клубится вокруг нас.

– Если ты попросишь, – шепчу я. – Хотя я бы предпочел видеть тебя в своей крови.

Мой ответ, похоже, удивляет ее, и я пользуюсь этим, чтобы наклониться вперед и провести губами по ее челюсти. Она разрешила мне касаться ее, но не ограничивала одними руками.

– Что бы ты ни ощутила с теми мужчинами, это не то, что я заставлю тебя чувствовать, маленькая мышка. Будь твоя кожа под моими зубами, моим лезвием или моим языком.

Она вздрагивает, и я прикусываю ее кожу на челюсти, чтобы доказать свою правоту.

– Она закончилась, – хрипит Адди, отстраняясь, и выбрасывает сигарету в окно, а потом закрывает его. – Не забудь подобрать окурок.

Напряжение нарастает, я жду, когда она откроет дверь и соскользнет с моих коленей. Чувствуя ее волнение, я провожу губами по ее челюсти и приближаюсь к ее рту, пока он не оказывается в сантиметре от меня.

– У тебя еще осталось время поцеловать меня, пока дым не рассеялся, – произношу я.

Проносится мгновение, и она прижимается своими губами к моим. Мои руки погружаются в ее волосы и крепко сжимают их, когда я впиваюсь в нее. Ее вкус восхитителен, а ощущение ее языка, скользящего по моему, опьяняет.

Мир мог бы разлететься на куски вокруг нас, рассыпаться в прах, как та сигарета между нашими губами, а я бы и не заметил.

Стаккато стонов и отчаянных вздохов сливаются между нами, и я думаю только о том, как сделать так, чтобы это продлилось вечно.

Словно услышав мои мысли, она вырывается, едва не врезаясь в руль в своем стремлении спастись. Ее волосы рассыпаются по лицу, и она смотрит на меня своими огромными, полными паники глазами.

Она напряжена, и струны вот-вот оборвутся.

– Дыма больше нет, – шепчет она и, открыв дверь, выскакивает наружу, исчезая в мгновение ока.

Я стискиваю зубы и сжимаю руку в тугой кулак, находясь в нескольких секундах от того, чтобы запустить его в руль.

Зарычав, почти пинком открываю «мустанг», хватаю окурок и швыряю его в мусорный пакет в машине, а затем захлопываю за собой дверь. В моих мышцах нарастают напряжение и злость, и разминая шею я мало что могу сделать для их расслабления.

Это может сделать только моя сбежавшая мышка, и в глубине души я надеюсь, что, утратив меня, она страдает от утраты так же сильно, как и я от ее потери.

Глава 29. Охотник

Наклоняю голову в сторону и с недоумением смотрю на бегущего человека.

– Почему он так бежит? – спрашиваю я, искренне переживая, не любитель ли Рик засовывать в себя посторонние предметы. Может, один из них застрял, потому что, черт возьми, кто вообще так бегает?

– Это… хороший вопрос, – отвечает Джей через мой наушник, звучащий так же озадаченно, как и я. Он наблюдает за неловко бегущим чуваком с помощью своего дрона.

Мы следили за Риком Борманом с тех самых пор, как он сбежал из дома Франчески. Его оказалось нетрудно найти, несмотря на все его старания быть незаметным. Уверен, его маленькую сморщенную душонку задело то, что у него есть миллионы долларов, а он не может свалить на тропический остров со стриптизершами и шлюхами. Видимо, его мозги еще не настолько пропитались наркотиками, чтобы он перестал понимать, что на его спине висит огромная мишень.

Это один из двух людей, ответственных за похищение моей девушки, и я не могу отнестись к нему легкомысленно.

Я вздыхаю, направляю пистолет и стреляю. Пуля попадает ему точно под колено, и он с резким вскриком падает на бетон.

– Гребаный членосос! – кричит он, и его голос срывается, словно у двенадцатилетнего пацана.

Он даже звучит как ребенок, который только научился материться и делает это через каждое слово, пытаясь быть крутым.

– Ты именно меня хочешь называть членососом, учитывая, что последние четыре года ты только этим и занимался, чтобы выжить? – отвечаю я, вскидывая бровь, приближаясь к нему.

Мы в сыром переулке, везде валяется мусор, рассыпавшийся из мусорных