Столыпин - Аркадий Савеличев

– Покатим?..

Остановившийся у арбузного развала молодой человек при фраке и моднейшей петербургской шляпе сразу привлек всеобщее внимание. На все голоса понеслось:

– Пане добродею, ко мне!

– Ко мни швыдче!..

– Шановны господарь, не проходите мимо!..

Он и не пошел.

– Абраша, выбирай.

Тот и выбрал… этак пудика на полтора! Но как его тащить? Хотя ворота дома – вот они, рядом.

– Кати, – расплачиваясь, велел Дмитрий дружку.

Абраша, так и не снявший сапожного фартука, на карачках катил несусветной величины арбуз, а рядом шел господин во фраке и с тросточкой. Время от времени тросточка игриво прохаживалась по тощенькому задку дружка. Умора, да и только! Но как не покрасоваться? Откуда ни возьмись – навстречу Сарра; тоже с «черной» стороны бульвара. У нее там была лавчонка на захудалом, не видном с бульвара дворике. Когда-то Дима резво ухлестывал за ней; даже ребятенок появился… ну, это уже после свадьбы с очередным сапожником.

– Теперь-то сколько у тебя? – церемонно снял он шляпу.

– Пяток мальцов… и ни одной девки! Так-то, Дима.

– Ну, это дело наживное! – игриво и ее прихлопнул он тросточкой по задку, в отличие от Абраши, вполне роскошному. – Иль твой сапожник обессилел?..

– Какие силы! Попивать начал…

– Дела-а… Ну, коль осечка выйдет – вспомни. По старой-то памяти!

– Да ведь я не из института благородных девиц…

– Знаю, знаю. А сейчас давай вместе с нами. О, уже встречают!

Навстречу бежали дворник и один из домашних служек. Значит, уже трое возле арбуза. Сил хватило поднять окаянного и на руках донести до дому.

Меж тем и мысль пришла благая:

– Сарра, а не позвать ли других друзей нашего детства?..

– Да не осерчают ли твои родители? Ну как с лестницы спустят?

– Пусть попробуют!..

Он демонстративно и швейцару своему поклонился, пропуская даму вперед и говоря дружку-сапожнику:

– А пробегись-ка ты, Абраша, по правой и левой стороне бульвара… Сам знаешь, кого пригласить. Мол, Дима из Питера прикатил!

Вот так и набралось под щедрый «гарбузенько» десятка полтора старых друзей и подруг. У кого пятеро по лавкам, у кого и ни единой души, но ведь надо же отпраздновать приезд своего авторитетнейшего друга?

К концу августовского дня дошло дело и до пляса.

Фрак – с плеч долой. Бабочка черным вороном вспорхнула с шеи на комод. Рукава тончайшей шелковой сорочки закатаны, а даже один обшлаг оторван, это когда он падал, а Сарра пыталась удержать его за рукав. Как же, удержишь! Отец пытался урезонить:

– Дмитрий, побойся Бога!..

– Какого?! – был ответ. – Лаптежного? Еврейского? Марксистского?..

Последнее старшему брату, Владимиру, адресовалось: тот к большевикам примкнул.

Вот до чего дошла потомственная семья раввинов! Бормоча свои еврейские проклятия, отец вышел из гостиной, где витийствовал слишком грамотный сынок.

Дамы, дамы, не крутите задом!

Это не пропеллер, вам говорят!

Две шаги налево, две шаги направо,

Шаг вперед и два назад…

Любвеобильная Сарра, в свои двадцать четыре года успевшая родить уже пятерых сыновей, настойчиво пыталась одолеть нечто среднее между новомодным фокстротом и новомодным танго. Дмитрий Богров все эти новинки завез из Петербурга еще в прошлые свои наезды. Модники и модницы с Бибикова бульвара приобщались к петербургской культуре. Воскресавшая на глазах Сарра охотно вторила ухажеру юношеской поры. Слова, конечно, перевирая, да и ногами не всегда поспевая в такт. Видно, граммофон слишком торопился.

Боря сделал лужу, ах, в коридоре…

Шаг вперед и два назад…

Пятясь прекрасно округлившимся задом, она чуть не сшибла Дмитрия; теперь уж ему пришлось поднимать напарницу за рукав ситцевой кофтенки – тоже что-то под рукой трещало. Может, и пошире бы разорвалось, да слуга влетел с испугом:

– Так что какой-то цивильный господин… а с выправкой военной!.. Ну, он здесь бывал…

Предчувствуя нехорошее, Дмитрий поспешил в прихожую. Ох уж эта военная выправка. Дураку виден неотесанный унтер. На посылки только и годится.

– Вам велели срочно прибыть к…

– …подполковнику Кулябко?

– Полковнику!

– Скажи, что поспешаю. Только приведу себя немного в порядок…

Дважды такие приглашения не передаются. Истинно, надо поспешать.

Оставалось только наказать старшему брату:

– Володя, ты командуй тут танцеплясами. У меня дела.

VI

Полковник Кулябко был сегодня сама любезность. Наконец-то он мог предстать перед своими сослуживцами при полном звании.

– Ну, проходи, проходи, Дмитрий, – с нарочитым славянским нажимом заговорил. – Черт знает, что делается! До сих пор не расхлебаем дело Бейлиса. А если опять погромы да в присутствии государя-то?!

Богров был юрист по образованию и дело Менделя Бейлиса хорошо знал. Разумеется, в ритуальную версию он не верил, но ведь как ловко все выстраивалось! Затухавший было скандал с приездом Столыпина опять возгорелся. Не прожив в Киеве и двух дней, Столыпин нашел время заслушать прокурора киевской судебной палаты Чаплинского. Именно он и раздувал слухи о существовании изуверской еврейской секты. Но чего же хочет этот ретивый министр? Богров никак не мог поверить, что министр внутренних дел хочет докопаться до истины и потому наседает и на Чаплинского, и на Кулябко. Дело-то тянется с марта месяца, и конца ему не видно.

Именно в те мартовские дни на окраине Киева нашли случайные прохожие труп тринадцатилетнего ученика духовного училища Андрея Ющинского. На теле мальчика обнаружилось сорок ран. А поскольку все это произошло в канун еврейской Пасхи, то и явилось утверждение: «Жиды похищают христианских детей и используют их кровь при религиозных изуверствах!» Ну как было полицейскому чиновнику не воспользоваться таким случаем? Начальник киевского охранного отделения тогда только вступил в должность и ходил еще в подполковниках. Но ретивость он проявил истинно генеральскую: тут же был арестован приказчик кирпичного завода Мендель Бейлис. Дети вроде бы видели, как за Андреем Ющинским шел Мендель Бейлис, а сзади – какие-то евреи в странных черных мантиях. Но несовершеннолетние дети если что и видели, то не могли быть свидетелями. Однако «Дело Бейлиса» с грохотом катилось по России, пока уже в нынешнем августе двое из троих детей-свидетелей скоропостижно не скончались… Просто страсти Господни!

К этому времени арестовали мать убитого, потом ее отпустили, а взамен арестовали других родственников… и тоже отпустили, потому что все было шито белыми нитками. Но каково прокурору Чаплинскому? Каково начальнику охранного отделения Кулябко, который за ретивость тут же был возведен в полковники? Столыпин направил в Киев двух опытнейших следователей, в задачу которых входило расследование взяток и подкуп ложных свидетелей. Столыпин приехал вроде бы на торжества, но занимался и этими безнадежно запутанными делами. Кулябко бодрился, но ведь он знал характер министра! На беду, еще и «старца» в Киев принесло, который открыто слал проклятия «иудушкам».

– Да чего с ними цацкаться… арестовать их всех!..

Но кого – всех?! Еврейское население Малороссии исчислялось миллионами…

Полковник Кулябко понимал, что в случае чего он будет козлом отпущения… маленьким, паршивым козликом… Да если еще произойдут погромы в присутствии государя?!

Кулябко и раньше намекал смышленому еврейскому аристократу, что неплохо бы поискать каких-нибудь новых свидетелей… не все же за границу сбежали?! Но смышленыш, щеголявший в лучших петербургских фраках, вроде намеков не понимал.

– Господин полковник, на моей совести более сотни запроданных революционеров. Меня уже открыто в этом подозревают. Мне дан срок до пятого сентября, чтобы реабилитировать себя.

– Так реабилитируй! – загорелся новой мыслью неукротимый полковник. – На сегодняшний день Киев стал столицей Российской империи. Вон сколько золотопогонных голов!

– И плата за каждую – виселица?!

– Ну, что ты! Неужели мы тебя продадим? Как ты мог такое подумать!

– Хорошо, господин полковник. Все-таки шесть дней в моем распоряжении. Мало ли что может за это время случиться…

– Вот и славно, Димитрий! Рас-прекрасно! Я тебе ничего не говорил, ты мне ничего не обещал. Но мы еще попылим по одной дороженьке, а?..

– Попылим, господин полковник. Если поднятой пылью не захлебнемся!

Богров встал, не очень-то церемонясь. Если бы он знал последнюю мысль полковника: «Ну ты еще у меня попляшешь на веревочке!» Если бы и сам полковник знал ответ: «Еще посмотрим, кто кого на поводке поведет…»

Полковник презирал Богрова, как всякого еврея, и пользовался его доносами из простой необходимости. Богров презирал Кулябко за полицейское высокомерие. И тем не менее они прекрасно уживались. Был некто другой, который своим непререкаемым авторитетом подавлял их мышиную возню…

Столыпин! Он постепенно добирался и до «Дела Бейлиса», и до полицейского казнокрадства, и до покровительства Распутину, который разъезжал по Киеву на автомобиле, меж тем как Столыпин со своими министрами топал пешочком…