Рани, или История одного брака (СИ) - Анна Туманова

— Ваша светлость!

— Сколько, Рани?

— Сто пятьдесят сольдо.

— Я дам двести, только не раздумывай слишком долго.

— Это очень большая сумма, магистр.

— Ну, работа тоже не легкая.

Герцог жестко усмехнулся, словно подводя итог беседе, и поднялся со стула.

— Буду ждать тебя завтра, сразу после обеда, — еще раз напомнил он, провожая жену.

— Я приду, лорд Аль-Шехар, — тихо откликнулась девушка.

Выскользнув за дверь, Рания попыталась успокоиться. То, что надумали магистры… Нет, работа в академии, это, конечно, хорошо, но как ей отказать одному из лордов, не приобретя, в лице другого, влиятельного врага? И главное, кого из них, все-таки, выбрать?

Погрузившись в нелегкие размышления, Рани и не заметила, как оказалась в холле первого этажа. Очнулась она лишь у самого основания лестницы, споткнувшись об оставленную кем-то сумку. Ойкнув от неожиданности и обойдя неожиданное препятствие, девушка замедлила шаг. Ее внимание привлекли громкие голоса столпившихся у окна адептов.

— А я тебе говорю, что отчислили! — Возбужденно кричал темноволосый парень своему другу, невозмутимому блондину.

— Да, не могли его отчислить, кого вы слушаете?! — Горячился рыжий, невысокого роста парнишка. — Я видел сегодня Арвена, он ничего не подтвердил.

— Да, он и сам не знает, что с Красавчиком, — перебил его крепкий, подтянутый парень. — И никто не знает. Нет его нигде, словно, сквозь землю провалился.

— А я слышал, что лорд Ривейн-старший приехал, и они с Ривом сейчас у ректора, — раздался чей-то голос, из самой гущи толпы.

— Тихо, вы! Идут! — Крикнул стоящий на лестнице светловолосый паренек.

Адепты мгновенно замолчали. Рани посмотрела наверх, куда были устремлены взоры всех собравшихся, и удивленно вздохнула.

По лестнице спускались двое — высокий, чопорный господин, в темном камзоле и белоснежных перчатках, и… адепт Ривейн, бледный и потрепанный. От прежнего, блестящего юноши, в идеально сидящем форменном костюме, не осталось и следа. Загнанный взгляд, неуверенная походка, дрожащие руки… Поразительные перемены!

Тем не менее, сходство между двумя мужчинами угадывалось мгновенно. Рив был молодой копией идущего рядом с ним господина. Вероятно, отца, или близкого родственника. Правда, если старший оставался холоден и невозмутим, то на лице младшего отображались сразу несколько эмоций — злость, растерянность, стыд… Целый калейдоскоп чувств открывался внимательному наблюдателю, при взгляде на взъерошенного юношу.

Рани невольно отступила на несколько шагов назад, не желая быть замеченной, но Рив, словно почувствовав что-то, медленно обвел глазами собравшихся и уставился прямо на девушку. Лицо его, в тот же миг, исказилось непередаваемой гримасой.

— Ты! — Сипло прошипел парень.

— Вейн, заткнись, — старший мужчина отвесил спутнику звонкую затрещину, и вежливо обратился к герцогине: — Простите, миледи, он не хотел.

Ривейн-младший опустил голову.

— Иди уже, — ткнул его в спину сопровождающий. — Дома поговорим. Какой позор, — еле слышно добавил он. — Вырастил головореза!

Остолбеневшие адепты, ставшие невольными свидетелями этой сцены, удивленно проводили взглядами сгорбившегося Рива и его строгого отца, и еще долго смотрели им вслед, не в силах поверить увиденному. Чтобы гордец Ривейн безропотно стерпел подобное обращение?! Чудеса…

— Вы слышали? — Крик, донесшийся с лестницы, заставил студиозов встрепенуться. — Ривейна исключили! Ему запрещено покидать пределы родового замка и клановой территории, представляете?

Высокий белокурый парнишка, захлебываясь, торопился поделиться со всеми сногсшибательной новостью.

Со всех сторон раздались удивленные возгласы:

— Почему?..

— За что?..

— Что он натворил?..

— Ректор сказал, за нападение на человека, — возбужденно доложил паренек.

— Син, красава, как тебе это удается? — Восхищенно переспросил рыжий. — Как ты умудряешься все узнавать первым?

— Талант, — важно ответил блондин и побежал дальше, распространять сногсшибательную новость, пока она не потеряла своей новизны.

Надо сказать, новости, слухи и сплетни в академии обожали. И любовно пересказывали их друг другу. Были даже свои негласные короли сплетен. Те, кому удавалось узнать самую свежую новость, становились всеобщими любимчиками, их охотно привечали в самых разных компаниях и щедро делились с ними выпивкой и едой.

Рани никогда не понимала этой страсти аверейцев совать нос в чужие дела. Неужели, им нечем больше заняться?!

Местные адепты снисходительно пожимали плечами — «Чужестранка! Что с нее взять?»

Сейчас, выходя за двери академии, герцогиня вспоминала лицо Ривейна. Вспыхнувшие ненавистью глаза, удлинившиеся клыки… О, Всесвятой, откуда в нем столько злобы? И что могло вызвать такую ненависть? Впрочем, не стоит думать об этом, правды она, все равно, не узнает.

Миновав проходную и мило поздоровавшись с неприветливым охранником, девушка отправилась в больницу. Увольняться.

Да, по зрелом размышлении, Рани решила, что это единственно верное решение. Она понимала, что долго совмещать тяжелую работу с учебой не получится. Вернее, не так. Если бы не было других вариантов, то… Но они же есть?

Леди Трина внимательно выслушала Ранию и постаралась не показать, как ее расстроило решение девушки. Пожилая целительница долго перекладывала лежащие на столе бумаги, зачем-то открыла пособие по магической трансплантации органов, не глядя, перелистнула несколько страниц, и вздохнув, закрыла его, а потом, пристально посмотрев на сидящую напротив Ранию, тихо произнесла:

— Ну, что же, рано или поздно, ты бы все равно ушла. Я это понимала. Жаль, что, все же, рано… Ну, да, ладно. Идем к казначею, нужно оформить увольнение.

Леди Трина поднялась из-за стола и скупо улыбнулась девушке. Да, терять Ранию не хотелось. Такие работницы были редкостью. Поди, сыщи среди молоденьких сиделок и трудолюбивую, и честную, и любящую больных… Но что она могла поделать?

Проследив, чтобы Рании выплатили причитающееся жалование, леди Трина пожелала девушке удачи и распрощалась с бывшей работницей, незаметно утерев глаза. Как ни странно, строгая целительница успела привязаться к «солнечной девочке», как, про себя, называла она рыженькую сиделку. Бездетная леди Трина, глядя на Рани, не раз ловила себя на мысли, что не отказалась бы от такой дочери. Честной, открытой, не теряющей присутствие духа в трудных обстоятельствах, целеустремленной и жизнерадостной. Перед глазами целительницы прошло много молоденьких сиделок. Веселых и легкомысленных, несчастных и озлобленных, ленивых и трудолюбивых, красивых и не очень… Но ни к одной из них, она не испытывала подобных чувств. Глядя на Рани, леди Трина, всякий раз, останавливала себя от желания обнять эту девочку, приласкать ее, заглянуть в удивительно синие глаза и назвать дочерью. Женщина понимала, как глупо это будет выглядеть, и с грустью думала о том, сколь многого лишилась в жизни, выбрав не семью, а призвание.