Небо в алмазах - Alexandrine Younger

а сами опять забаррикадировались от всех! — нет, Саша не завидует и не иронизирует, хотя… Именно подобной дурки в отношениях с противоположным полом ему сейчас и не хватает.

— Сань, так в этом и смысл, или я чё, совсем плохой? — показанная Лизой правая ладонь с тоненьким ободком золота на безымянном пальце служила дополнительным аргументом в споре. — Все по расписанию!

— Твою мать, малину людям сорвал, Космосила злющий теперь будет ходить, — покаянно процедил Белов, закрывая лицо приятно пахнущими астрами. — В прямом и переносном! Каюсь-каюсь, едрид, не рассчитал…

— Охуеть! Что ты, что Пчёла! Нигде от вас спокойствия нам с Лизкой нет, ни в жизнь, — «Линкольн» быстро разрезал пространство, перестраиваясь из ряда в ряд, а Лиза, оценивая скромный букет, отняла его из рук Белого, любуясь разноцветными лепестками.

— Поддерживаю, — Павлова вернула цветы другу, миролюбиво улыбнувшись. — Сам выращивал?

— Лизок, а то! Каждое утро удобрял, без нитратов!

— Ага, конечно, расскажи, у каких азеров веник отжал? — Космос не унимался, подшучивая над любовными порывами друга. — Или ты по старинке, памятник какому-то корешу композиторскому обобрал?

— Бля буду, сам выращивал! — не хотелось Белову говорить, что эти цветочки — бывшая клумба во дворе его дома, но слишком астры были хороши, чтобы попасть в руки к кому-то, а не к Ольге. — Чаем с балкона каждое утро брызгал. Лиз, это у тебя считается, не?

— Брейк, ребят, я вас наслушалась, — Лиза удобно расположилась в кресле, наконец-то понимая, что за полгода отвыкла от долгого сидения за учебниками, и теперь могла уснуть в любой момент и в любой позе, — а вам ещё два часа под живую музыку не засыпать, мальчики.

— Еханный бабай! Я думал, что ты поддержишь, Лизавета! И вообще, на скрипке черти в аду играют, я это Ольке уже говорил, может, ты прислушаешься?

— Вас никакие черти не переиграют, Александр Николаевич! Один час, другой час, а какая разница, если в хорошей компании?

— В компании пенсионеров, ценителей и нестриженных пидоров! Ты б видел, Кос, этих напомаженных! Пиздец ходячий…

— Омерзительно, — Лиза подавила в себе смех, ощущая, что ещё чуть-чуть, и «Линкольн» развернется обратно. — Космос, а кто говорил, что по мне консерватория плакала?

— Не напоминай, милая моя, — Космос с удовольствием перепутал бы ручник и женскую коленку, или бы вообще оказался в другом месте. Вдвоем с Лизой, которая расслабленно расправила плечи, и с мягкой улыбкой смотрит на него, прикрывая внимательный взгляд темными ресницами, — солнышко лесное…

— Где в каких кра-а-а-я-х встре-е-е-ти-и-мся с тобою…

Под мелодичное завывание голоса Сашки, Лизе на короткий миг вернулась в детство. Туда, где папа учит её играть на гитаре, и каждый раз, когда Лизка правильно берет аккорд, добродушно треплет подростка за тугие косички, а мама с упоением слушает песню Визбора, со скрипом доносившуюся из «Каравеллы». Будущая жизнь казалась призрачной и далекой. Лизе снова одиннадцать лет.

Погрузившись в ценные воспоминания, она не заметила, как уткнула голову в согнутый локоть, проваливаясь в долгожданный сон, и ощутила изменение обстановки только, когда Космос осторожно расправил кисти её рук. Кос аккуратно заправил мешающие пряди за уши девушки, и пушистые, рыжеватые на солнце волосы, приняли почти божеский вид. Лиза благодарно кивнула, а после стала озираться по сторонам; они приехали. Сашка уже выскочил из машины, и бодро проследовал в концертный зал.

— Кое-кто говорил мне, что мой привал на перекур будет первым! — вместо того, чтобы спорить с инопланетным созданием, свалившимся на голову ещё в далеком восемьдесят третьем году, Лиза обнимает парня, проводя холодной рукой по согнутой спине, и не спешит рассказывать, кого опять вспоминала. Но у Лизы есть Космос, и она не хочет думать о тревогах, охватывающих существо так внезапно и непрошено. — Ну… чего ты, неугомонная? Пойдем меня просвещать?

— Давай, солнце, торопись, — Лиза на сто процентов уверена, что, Космос, скорее, весь вечер будет изучать узор на её новом сарафане, чем звуки музыки, разносившиеся по концертному залу, но всё же они идут вслед за Беловым, — тем более надежды я не теряю… что все полезно.

— К напомаженным на скрипочке лабать не пойду! Ни слуха, ни голоса!

— Скажи ещё, что медведь в детстве на ухо наступил.

— Нет, пчела одна знакомая тебе укусила.

— Да не отдам я тебя ни в какие консерватории!

— Мне зрелищ всяких и без этого по жизни позарез.

— Страна же такого не выдержит!

— Ладно, пошли искать нашего интеллигента, поржём хоть…

Саша, переминаясь с ноги на ногу, дожидался зазнобу у большой лестницы, сминая в ладони краешек газеты, в которую завернул неброские астры. Парень, мысли которого денно и нощно занимали схемы, достойные главных воротил подпольного мира столицы, выглядел всклокоченным, как юный птенец, выпавший из гнезда.

Прежде Лизе приходилось видеть такого зелёного и беззащитного Сашку в далёком восемьдесят шестом году под сенью школьного вяза. Тогда Белов впервые серьезно влюбился. В девушку классической красоты и высоких моральных качеств. Чем обернулась короткая история любви друга детства, Лиза не могла вспоминать без содрогания. Как и горящие глаза Ленки, темной ночью восемьдесят восьмого, кричащие о ненависти.

— Как вспомню, к чертовой матери… — Космос и Лиза наблюдали за Сашей и Ольгой из-за угла, не спеша нарушить их уединение. А заодно и своё. — Что она пиликала как дятел, когда я на твои восемнадцать от похмелья подыхал, то всё, отпаивай боржоми.

— Да тебя от любой музыки тогда воротило.

— Я вообще против пыток!

— Гуманист нашёлся.

— Ты чего там на своем долбанном юридаке делаешь? Ворон считаешь? — Космос пытался воззвать к совести своей неугомонной бестии, используя однажды услышанный в программе «Время» аргумент. — А СССР конвенцию против пыток, меж прочим, подписал!

— И там ни слова про бухих драконов, огнедышащий ты мой!

— Таковы реалии. Ты учись, запоминай, адвокатом будешь!

— Почему не прокурором?

— Чтобы меня зашерстили, нахер?

— Типун тебе! Блин, пока языками мололи, все разбежались, где этот зал?

— Найдем! Без нас не начнут.

Лиза не могла сказать, что происходящее на сцене не давало вспомнить, что по левую сторону от неё восседают два ценителя, с завидным упорством и громким шепотом обсуждающие насущные дела, решать которые забились уже завтрашним утром. С одинаковым безразличием Павлова понимала и принимала прелесть «Времен года», разыгрываемых на скрипочке усердным высоколобым студентом, и проблемы новой подконтрольной автомойки, успевшей проесть у Космоса невидимую плешь.

О темной стороне занятий самых близких её кругу людей, заставляющей нередко выводить на стрелки помятые «девятки» и битых жизнью бойцов, Лизе приходилось догадываться самой, по обрывочным отголоскам, разносящимся из кухни почти каждый вечер.

Холмогоров боялся, что его девушка начнет разбираться в