Бессердечный - Мэри Бэлоу

– Да, – кивнула она.

– В Уичерли?

Нет.

– В Лондон?

Нет. Боже, куда же он мог их повезти? Куда-то, где бы их не смогли преследовать. Где обезумевший муж не сможет их найти. Эмили сказала, что это не Лондон. Но она знала куда.

– Во Францию? – спросил он. Нет.

– Черт меня побери, – сказал лорд Куинн, – разве не ты мне говорил, что этот негодяй уехал в Америку после смерти Ройса?

Америка. Ну конечно же!

– В Америку, Эмили?

Она кивнула, и по ее искаженному горем лицу покатились слезы. Люк обнял ее и прижал к себе. Затем он поднял глаза и посмотрел поверх головы девочки прямо на Генриетту.

– Вы, мадам, – очень спокойно произнес он, – останетесь здесь, пока у меня не найдется минута разобраться с вами. Благодарите Создателя, что у меня есть только одна минута. Возможно, к тому времени, когда придет время разобраться с вами, я смягчусь, если мне удастся вернуть жену и ребенка невредимыми.

– Клянусь жизнью, эта женщина негодяйка, – сказал лорд Куинн. – Отправь ее в комнату под присмотром Коутса и немедленно поезжай за ними, малыш. И я с тобой.

– Нет, – сказал Люк. – Я бы хотел, чтобы ты остался здесь, Тео, и защищал бы Эмили от этой ведьмы. Черт побери, куда они могли отправиться? Может, в Саутгемптон, как ты думаешь?

– Похоже на то, малыш, – согласился дядя.

– Запрягите свежих лошадей, Коутс, – сказал Люк. – И поскорее.

Эмили снова смотрела на него снизу вверх. Ее глаза покраснели, а волосы растрепались, но она вся засветилась надеждой.

– Я еду за ними, моя дорогая, – сказал он. – Я привезу их домой невредимыми, не бойся. Ты будь дома. Лорд Куинн останется и проследит, чтобы с тобой все было в порядке. Я привезу их. – Он прижал ее руки к губам и заставил себя улыбнуться.

Лорд Куинн взял девочку за руку и галантно улыбнулся ей.

– Ты ведь умеешь читать по губам, моя девочка? – сказал он, ведя ее к лестнице. – Тогда мы идем наверх. Выпьем по чашечке чая.

Генриетта, вздернув подбородок, посмотрела на Люка.

– Я сделала это потому, что люблю тебя, – сказала она. – Я всегда любила тебя, хотя гордость и обида заставили меня говорить иначе перед твоим отъездом. Я это сделала, потому что они любовники и она недостойна тебя. Откуда ты вообще знаешь, твой ли это ребенок?

– Мадам, – сказал он с таким холодом в голосе и во взгляде, что ее пронзил страх, – благодарите Бога за три вещи. Во-первых, что у меня очень мало времени. Лошади скоро будут готовы. Во-вторых, что вы не мужчина. Иначе я бы исхлестал вас кнутом, как лошадь. И в-третьих, что я не сторойник телесных наказаний по отношению к женщинам. Иначе вы бы оценили тяжесть моей руки.

– Ты никогда не любил меня. Я ошиблась в тебе, – сказала она. – А я-то считала тебя любовью всей моей жизни.

– Если вы хотите взглянуть на любовь всей вашей жизни мадам, – сказал он, – посмотрите в зеркало. Вы соблазнили моего брата ради титула и богатства. Вы возвели непреодолимую преграду между нами. Вы лгали мне, убив десять лет моей жизни. Вам удалось убить моего брата. Вы пользовались своей дружбой с Анной, чтобы посеять в ее душе сомнения и горе, и пытались соблазнить меня. А теперь вы подвергли мою жену и дочь смертельной опасности. Для меня не будет служить смягчающим обстоятельством то, что вы об этом не догадывались. Я полагаю, вы прекрасно знали, что делали.

Она открыла рот, но тут же закрыла его, ничего не сказав. Коутс кашлянул за спиной Люка.

– Экипаж готов, ваша светлость, – сказал он.

Люк еще на мгновение задержал взгляд на Генриетте.

– Проводите мадам в ее покои, Коутс, – сказал он. – И поставьте охрану у ее дверей. Она не должна покидать комнату ни при каких обстоятельствах.

Он не стал терять времени на то, чтобы проследить за выполнением своих указаний, и покинул дом.

Люк пообещал Эмили, что он привезет Анну и Джой домой целыми и невредимыми. Сейчас, в пути, он уже не был в этом так уверен. Он ехал в неизвестность, даже не зная точно, правильный ли выбрал маршрут.

«Анна, – думал он, откинувшись на подушки и прикрыв глаза. У него кружилась голова. – Господи Боже, Анна. Джой!»

Они оказались у побережья еще до наступления темноты. В порту был пришвартован корабль, который готовился к отплытию в Америку. Но погрузку было разрешено начать лишь на рассвете следующего дня. Им пришлось устроиться на ночь в портовой гостинице – номер из одной спальни и гостиной.

Сэр Ловэтт предупредил Анну, чтобы она была хорошей девочкой. Он взял ребенка на руки, выходя из кареты, и предупредил Анну, прежде чем они вошли в гостиницу, что, если она попытается привлечь к себе внимание, ребенку непоздоровится. Это единственное, чего она добьется. Хозяину гостиницы хорошо заплатили за то, чтобы он не реагировал ни на ее слова, ни на ее действия. А слуга будет стоять снаружи у двери номера весь вечер и всю ночь.

– Ты будешь счастлива, как только мы отправимся в путь, – сказал ей сэр Ловэтт. – Это будет замечательное путешествие, моя Анна. Это вполне естественно, что ты оглядываешься назад с некоторым сожалением.

Итак, она находилась в незнакомой гостиной. Был поздний вечер, но она ходила по комнате взад и вперед, не обращая внимания на предложение ее мучителя присесть и успокоиться или пойти в спальню и прилечь.

– Утром нам рано вставать, дорогая, – сказал он.

Ее нож был на месте. И постепенно в течение вечера ей удалось раздвинуть складки платья так, что ей легко было бы в любой момент запустить руку в карман. Нож она положила рукояткой вверх, чтобы можно было быстро выхватить его.

Но сможет ли она убить? С силой вонзить нож в сердце, чтобы лезвие не застряло где-нибудь в складках сюртука или жилета, а проникло глубоко ему в тело? Мысль об убийстве ужасала ее. Ради спасения Джой. Ради своего спасения. Ради возможности снова увидеть Люка.

Да, она сможет это сделать. И она это сделает, как только представится такая возможность. Сложность заключалась и в том, что он не позволит ей взять Джой с собой в спальню, хотя девочка уже около часа как спала и, возможно, проспит всю ночь. Анна не могла рисковать и вытаскивать нож в комнате, где находилась дочка. Что, если ей не удастся убить его, тогда он накажет ее, заколов малышку ее же ножом? От этой мысли Анна содрогнулась. И так она терзалась и не могла успокоиться. Когда наступит удобный момент? Наступит ли он вообще когда-нибудь? Образуется ли все само, или что-то надо предпринять? И когда? У нее был только один шанс. Только один. Другого оружия у нее не было. Никто не придет ей на помощь. Никто не знает о том, что она здесь. Помощи она могла ждать только от себя самой. И от ножа. О Господи. Люк, Люк... Но нельзя было предаваться панике или начинать себя жалеть.