Чекисты - Сборник

Уже в темноте Долорес возвращается в Мадрид. Проводить ее вышли все, кроме часовых.

На этом участке фронта враг встретил особо упорное сопротивление республиканцев.

Не мог тогда Ваупшасов знать, что судьба вскоре снова сведет его с Пасионарией. Вдруг последовал неожиданный вызов с фронта в Барселонский горком партии, а потом и в ЦК. Попросили принять на себя новую, не менее важную обязанность — возглавить охрану членов Политбюро, и прежде всего Ибаррури, жизни которой открыто угрожали предатели народа. Поначалу Долорес, не привыкшая к опеке и контролю, протестовала, пыталась ускользнуть от Ваупшасова. Пришлось Станиславу Алексеевичу специально поговорить с ней. Объяснил, что жизнь ее принадлежит республике, она как член партии обязана подчиняться партийной дисциплине, и он, призванный гарантировать безопасность своей подопечной, выполнит поручение ЦК во что бы то ни стало. Долорес смирилась. С той поры Ваупшасов был рядом с ней, видел, с каким восторгом встречали ее везде простые испанцы, навсегда запомнил — высокую, гордую, с орлиным взглядом.

— А слышал бы ты, Морозкин, как она говорила, — продолжал свой рассказ Ваупшасов. — Горела сама, воспламеняла других. Факел, огонь! Кстати, ты знаешь, что ее сын Рубен учится у нас в военном училище? Готовится воевать с фашистами на советской земле, как мы воевали с франкистами на его родине,

Помолчали, думая всяк о своем. Небо усыпали звезды, неслышно раскачивались под ветром вершины сосен.

— Я вот о чем размышляю, Станислав Алексеевич, — заговорил комиссар. — Жизнь твоя соткана из событий одно другого ярче и значительней. Много стран повидал. А сколько разных людей прошло перед тобой. Знаешь, вот кончится война, начну писать я о тебе книгу.

Ваупшасов улыбнулся:

— Ну, брат, ты меня развеселил. Из тебя, может, и получится Фурманов, да я не Чапаев. Давай спать лучше, вставать скоро.

Утром Ваупшасову сообщили добрую весть. Группа партизан под началом подрывников Сермяжко и Усольцева подорвала около станции Жодино воинский эшелон немцев.

— Пятьдесят два вагона с техникой пущены под откос. Паровоз кверху колесами. Двадцать два фашиста убиты, столько же ранены. Движение на дороге остановлено.

Командир передал рапорт в Центр. Вскоре радисты приняли ответ: «Советское правительство благодарит славных партизан и желает им новых успехов и подвигов во славу нашей социалистической Родины. Представьте отличившихся к наградам».

По этому поводу выстроили отряд. Ваупшасов говорил негромко, бойцы ловили каждое слово:

— Москва рядом с нами. Она слышит нас, знает о нас. Ответим на ее привет и внимание двойным и тройным ударом по врагу. Не забывайте, что каждый разбитый здесь эшелон — это помощь нашей героической Красной Армии, ломающей хребет фашистскому зверю, там, на фронте.

В конце апреля 1942 года отряд Ваупшасова прибыл к месту назначения — в леса Логойского района, недалеко от Минска. Дошли без потерь, если не считать трех раненых. Сказались опыт командира, его предусмотрительность и чрезвычайная осторожность в условиях повышенной опасности. Он не допускал горячности, удерживал бойцов от неоправданного риска. Каждую, пусть самую малую операцию, продумывал во всех деталях, предугадывая любые возможные осложнения. И теперь не без чувства гордости Ваупшасов вспоминал сказанные в Москве перед походом слова одного начальника: «Если доведешь, майор, свой отряд до Минска хотя бы в половинном составе, будешь героем». Отряд сохранен полностью, больше того, за время своего перехода вырос почти вдвое.

Отряд обосновался в удобном и надежном месте — таежный лес, с двух сторон топкие болота. Лагерь расположился на возвышенности, у чистейшего родника. Все бойцы, да и командиры тоже дружно взялись за лопаты, пилы, топоры. Звон, стук, грохот сваленных деревьев. И вот уже готова первая землянка — половина сруба в земле, половина сверху, с двумя выходами, с окнами, с дощатым полом, с двадцатью нарами. За ней другая, третья — к лету целый городок вырос: с кухней, пекарней, баней.

…Штабная землянка. Стены обтянуты парашютным шелком, полы остроганы, тяжелый стол окружен скамьями. Под потолком электрическая лампочка — горит от аккумулятора, снятого с трофейной машины. Ваупшасов прихватил планшетку и вышел на улицу. Присел на бревно, положил на колено блокнот и начал писать очередное донесение в Центр: «Установил связь с подпольным обкомом партии. Вошел в контакт с пятью новыми партизанскими отрядами. Объединенными силами за последние две недели разбито семнадцать эшелонов противника, взорвано девять железнодорожных мостов, разгромлено три немецких гарнизона и два волостных управления. Потери: трое убитых, семеро раненых. Проведена конференция командиров отрядов, избран военный совет северо-восточной зоны: председатель Градов, заместитель Воронянский, члены Тимчук, Долганов, Ясинович. Принят и размножен текст партизанской присяги. Груз с двух самолетов распределен по отрядам. Готовы принять новый самолет».

Через три часа радист расшифровал ответ: «Градову. В открытые бои не вступать. Беречь личный состав. Форсировать связь с городским подпольем, провести ряд диверсий на предприятиях, аэродроме, других объектах. Радируйте, что конкретно сделано по операции „Кабан“. Напоминаем, что в уничтожении Кубе состоит важная задача отряда. Всем бойцам и командирам привет и пожелание успехов в борьбе с фашистскими захватчиками».

Вечерело. Жара заметно спала. Теперь, получив задание Центра, Ваупшасов с еще большим нетерпением ждал приезда Воронянского, тот обещал прибыть еще с утра с нужным человеком, да, видно, что-то задержало. Но только Ваупшасов подумал, не послать ли кого узнать, в чем дело, скрипнула дверь и на пороге появился Василий Трофимович.

— Здоров, Станислав Алексеевич, запоздал я, да не по своей вине. В Кущевку каратели нагрянули. Пока всех жителей в лес вывели, да фрицам прикурить дали, день и прошел. Вот, знакомься, Настя Богданова, я тебе о ней говорил.

Из-за спины Воронянского выглянула худенькая девушка лет семнадцати.

— Проходите, гости дорогие, садитесь, — Ваупшасов обнял партизанского командира, пожал маленькую девичью руку. — Ну что, Настя, потолкуем?

Девушка с тонкой шеей, по-мальчишечьи стриженная, в легкой ситцевой кофточке и босоножках, глядела как-то чересчур весело, казалась простодушной и беспечной, далекой от суровых забот войны.

— Так, Настенька, — приглядываясь к девушке, сказал Ваупшасов. — Объяснил тебе Василий Трофимович, в чем твоя задача?

— Объяснил, — девушка не спускала глаз с человека, о котором ходили легенды среди местных партизан.

— Как смотришь на то, что тебе поручается?

— Чего ж смотреть? Надо делать. Проскочу, как мышь.

— Одна не побоишься?

— Надо, так и одна.

Уже не первую неделю Ваупшасов и начштаба Луньков разрабатывали операцию «Просвет». Цель ее была проникнуть в Минск, нащупать связи с подпольными группами, чтобы вместе громить оккупантов. Как сделать это проще и эффективнее, избегая потерь? Надо было думать и думать. Решили: вместе с Настей пойдут еще четверо — Николай Кухаренок, Михаил Гуринович, Владимир Романов, Максим Воронков. Один из них с богатым чекистским опытом, другой тоже не раз бывал в критических ситуациях, к тому же свободно говорит по-немецки, третий вдоль и поперек знает город, у четвертого в Минске живут родные.

Утром следующего дня метрах в ста от лагеря стояли немецкий офицер с погонами обер-лейтенанта и трое неприметно одетых парней. Рядом с ними барышня — беззаботная улыбка, подведенные бровки, война не война, один раз живем.

— Желаю вам, друзья, полной удали, — Ваупшасов обнял всех. — Мужики, берегите Настю. На вас тройная ответственность — за вашу подругу, за успех дела и за себя.

Хрустнули под ногами сухие ветки, скрылись, помахав на прощание, разведчики, проснулись и стали славить на все голоса хороший день невидимые птицы. Ваупшасов прислонился к дереву и вдруг… неведомая сила бросила его к земле; согнувшись дугою, он хотел сесть, но упал лицом в росную траву. Долго лежал, не в силах пошевельнуться. Наконец приподнял голову, увидел блесткую росинку на траве, дотянулся до нее, смочил губы. «Встать, немедленно встать!» — приказал себе, но спина, будто в цепком зажиме клещей, не разгибалась. Тогда он перевернулся, медленно сделал несколько движений вверх-вниз и, цепляясь за жесткую кору березы, кое-как встал на ноги. Нестерпимая боль разлилась по всей пояснице. Ваупшасов беспокойно огляделся: не видел ли кто? Лагерь еще спал, лишь сероватым столбиком поднимался в синее небо дымок над кухней. «Слава богу, — он не решался отойти от дерева, — обошлось и на этот раз. Хорош я был бы командир, если б кто увидел меня сейчас». Ваупшасов постоял еще с пяток минут, приходя в себя, шагнул раз-другой и, постепенно распрямляясь, пошел к лагерю.