Время жить. Пенталогия (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович

Исполнительными органами считались пятнадцать министерств, но на самом деле реальные рычаги находились в руках Канцелярии Совета Пятнадцати, имевшей крайне неопределенные, но почти неограниченные полномочия. С помощью Канцелярии Совет Пятнадцати осуществлял контроль над тремя опорами Империи – гражданскими бюрократами, Вооруженными Силами и Службой Безопасности. Эти три структуры, в свою очередь, находились в непрерывном соперничестве, подгоняя и постегивая друг друга и стремясь показать себя в наиболее выгодном свете перед верховным арбитром – Советом Пятнадцати, раздающим наказания и привилегии.

Еще одним, правда, довольно декоративным элементом управленческой структуры был так называемый Большой Совет, состоящий из нескольких сотен человек (их число не было постоянным). Члены Большого Совета обычно назначались Советом Пятнадцати в силу каких-либо заслуг, а единственной их обязанностью было принимать подготовленные Канцелярией законопроекты, не требующие издания Императорских Указов (также выходящих из недр Канцелярии).

Полтора года назад, после неожиданной смерти прежнего Председателя Совета Пятнадцати Коога, скоропостижно скончавшегося от сердечного приступа, этой сложной, но привычной системе пришел конец. После непродолжительного периода безвластия Совет Пятнадцати обновился почти полностью, и власть в нем захватил руководитель Службы Безопасности Оонк при поддержке командующего Военным Космофлотом фельдмаршала Гдоода. Однако этот союз просуществовал недолго, и теперь деятельность высшего органа власти в Империи была практически парализована враждой между двумя могущественными ведомствами, впервые за многие годы не имевшими над собой верховного арбитра в лице нейтрального Совета Пятнадцати.

Понятно, что популярность власти от этого не росла. Многие с тоской вспоминали спокойное правление Коога, который всегда и во всем полагался на естественный ход развития событий (или, иными словами, не делал абсолютно ничего). К сожалению, к концу его срока "естественный ход событий" привел Империю к полному упадку в экономике, кризису в управлении, обнищанию огромных масс населения и невиданному подъему антигосударственного движения, бороться с которым Коог либо толком не умел, либо ленился.

Конечно, в такой накаленной обстановке неожиданно высокая награда (Пээл с неудовольствием вспомнил, мягко говоря, несколько смазанный конец его похода) для офицера-космолетчика, протежируемого экс-главой Службы Безопасности, должна была выглядеть, по меньшей мере, подозрительно. Конечно, следовало ожидать и зависти к "везунчику Пээлу", оказавшемуся в нужное время в нужном месте. Естественно, придется столкнуться с недовольством обойденных, ревностью старших коллег, по дюжине лет выслуживавших каждую звездочку, неприязнью начальников, не имеющих перед именем этой дурацкой, ничего не решающей, но почему-то престижной приставки "ли"… Но с этим придется смириться, такова жизнь. В конце концов, и он, и все они принадлежат к одной большой семье – космофлоту, а все внутрисемейные раздоры когда-нибудь, да подходят к концу.

Очень скоро генерал Пээл понял, насколько он ошибается. Идя через весь отсек к своему командиру эскадры, он все время ощущал на себе неприязненные взгляды, а старик Друдаи, известный своей прямотой и резкостью и, наверное, поэтому только генерал второй величины, негромко, но отчетливо сказал, обращаясь к соседу: "Интересно, во все времена молодому холую для быстрой карьеры нужно было иметь всего две вещи – гибкую спину и хорошо подвешенный язык. Но сейчас я вижу и третью – надо понравиться Службе Безопасности".

Пээл вспыхнул от возмущения, но прошел дальше, сделав вид, что ничего не слышал. Ну, не может же он, в конце концов, объяснить каждому, что он не перебежчик и всегда был верен космофлоту. И тут же похолодел, поняв, в какой ловушке оказался: все для себя уже всё решили, никто его и слушать не будет!

Стараясь оставаться спокойным, Пээл сдержанно приветствовал своего командира. Уж он-то должен знать, что суперофицер Пээл, которого он сам когда-то отметил и возвысил до командира корабля первого класса, никогда не имел какой-либо поддержки от СБ. Но и престарелый генерал второй величины, командующий эскадрой "Тэкэрэо", скучающе выслушал приветствие Пээла, сухо поздоровался в ответ, повернулся и продолжил ничего не значащий разговор со своим соседом.

Генерал Пээл, униженный и растерянный, беспомощно забился в угол. Многие годы он был своим среди своих в среде военных космолетчиков, но две новенькие генеральские звезды словно превратили его в чужака. Вслед за растерянностью пришла злость – злость на Оонка, этим неуместным возвышением, похоже, сломавшим ему карьеру и обрекшим его на участь пешки в чужой, пока непонятной игре.

Чтобы немного успокоиться, Пээл постарался вспомнить все, что он знает об Оонке. Немногое. Выходец из низов, что в нынешние времена большая редкость. Сделал головокружительную карьеру, семнадцать лет назад стал руководителем Службы Безопасности, не разменяв даже пятой дюжины лет. Невероятно работоспособен, компетентен, умен, удачлив, жесток. По слухам, требовал самых жестких мер по отношению к подпольщикам, но сдерживался Коогом. Пережил несколько покушений, во время одного из них, несколько лет тому назад, потерял жену. После того, как стал Председателем Совета Пятнадцати, все сначала с ужасом ждали затягивания гаек, затем с надеждой – реформ, но не дождались пока ни того, ни другого.

Маловато будет, но кто может сказать больше? Оонк всегда был таинственной фигурой, предпочитавшей оставаться в тени. Даже сейчас его появления перед публикой можно пересчитать по пальцам. И еще, не забыть бы главное: говорят, он всегда добивается успеха, а все его действия просчитаны на много ходов вперед…

Тем временем отсек стремительно заполнялся. Зашел подтянутый, молодцеватый суперофицер первого ранга Этиа, однокашник Пээла по военному училищу. Он дружелюбно улыбнулся Пээлу и сделал рукой какой-то неясный знак.

Стараясь казаться меньше ростом, прошмыгнул обычно холеный и высокомерный генерал третьей величины Ргуэн, сын фельдмаршала и зять одного из членов Совета Пятнадцати. Этот Ргуэн был законченной столичной штучкой, и говорили, что он поменял уютный кабинет в министерстве на боевую рубку корабля исключительно для того, чтобы побыстрее получить вторую звезду на рукав. Для такого высокопоставленного лица специально подобрали хороший корабль с умелым экипажем, умным и тактичным начальником штаба, так что до самого вторжения все было в порядке.

Увы, в конце концов Ргуэн уверовал в свои полководческие таланты и после посадки на Филлину решил покомандовать самостоятельно. После того, как на его корабле вышел из строя центральный компьютер (шутили: не выдержал постоянных издевательств), генерал лично загнал свою танковую колонну в какой-то город, где его танки, потерявшиеся в лабиринте узких улиц, начали банально жечь. Запаниковав, Ргуэн приказал разбомбить город, забыв, что не вывел оттуда танки, и в итоге потерял восемьдесят семь машин из ста двадцати.

В довершении всего, позавчера его корабль был обстрелян из дальнобойных орудий. Дежурная девятка "Молний" подавила вражескую батарею уже после второго залпа, попаданий корабль не получил, но зато при обстреле было убито трое членов экипажа и ранен еще один. Это нарушало торжественное обязательство фельдмаршала Скроэга провести завоевание Филлины без людских потерь, но никто не сомневался, что Ргуэну сойдет с рук даже это.

– Господа офицеры! – скомандовал кто-то, и все в отсеке повернулись ко входу, приветствуя командующего.

Фельдмаршал Скроэг был невысок, плотен, сед и стар. Ему уже было далеко за восемьдесят, и поговаривали, что сразу же после окончания филлинской кампании он уйдет в отставку. На людях фельдмаршал старательно изображал старого маразматика – ходил пришаркивая, постоянно демонстрировал рассеянность и забывчивость, а доклады читал, словно совершенно не вдумываясь в смысл. Но Пээл от надежного источника (тот самый знакомый адъютант при штабе) слышал, что старик просто по-своему развлекается, разыгрывая анекдоты, которые раньше рассказывали про Коога, а до него – про его предшественника Рууба, скончавшегося на посту в нежном возрасте ста семи лет. Может быть, это было и так. Все, кому ранее приходилось служить вместе со Скроэгом, отмечали его несколько извращенное чувство юмора.