Некроманты (сборник) - Вячеслав Бакулин

Я двинулась за ним, мне было в общем-то все равно, хотя где-то подспудно оставалась мысль, что он в любой момент может меня убить и свалить из этого мира. Но я в это уже не верила, как-то спокойно было рядом с ним. Так спокойно, как давно уже не бывало.

За шаг до рельсов Испанец наклонился и поднял с земли кусок щебня, откинул его, взял следующий, откинул, еще один и еще. Я стояла рядом и наблюдала за ним. Щебня здесь было много, не на один год откидывания.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я минуты через три, когда ждать добровольных объяснений казалось уже бессмысленным.

– Проверяю теорию, – тихо произнес коммуникатор.

– Громкость уменьшил? – удивилась я.

– Заряд может кончиться раньше, чем я умру, – пояснил он. – Без заряда коммуникатор плохо коммуницирует. Из воздуха заряд брать отказывается.

Прошло еще минут пять, затем Испанец неожиданно сунул мне в руку камень. Размером с яйцо, приятный на ощупь. Сам мужчина между тем продолжал перебирать щебень.

Еще минуты через три он забрал камень и дал следующий.

– А ты там у себя был магом? – поинтересовалась я.

– Нет. Я был… – тут коммуникатор умолк на продолжительное время, и мы вместе с Испанцем смотрели на него с ожиданием – однако у чуда китайской электроники возникли проблемы с вербализацией. Наконец он выдал: – Я был прорабом.

– А поподробнее?

Испанец, не прекращая перебирать камни – время от времени давая мне подержать один из них, чтобы потом заменить на другой, а предыдущий выкинуть, – начал рассказ через телефон.

– Есть объекты. Дворцы. Каналы. Города. Строить их сложно. Дорого. Долго. Я учился восемьдесят лет. Я умею договариваться. С камнем. С металлом. С мертвыми.

– С мертвыми? – удивилась я.

– Да. Пока человек жив – он слаб. После смерти душа может рассеяться. Может переродиться. Может уйти на другой… План. В другой мир. Богатые могут прогнозировать и направлять. Бедные не могут. Бедные заключают договор. Душа уходит, куда им надо. Тело остается на нужды покупателя. Я – представитель покупателя. Я договариваюсь с телом. Оно работает день и ночь. Сильное. Многофункциональное. Я определяю функционал. Слежу за сохранностью. В моей… компании было семь тысяч тел. Две каменоломни. Шесть рудников. Камень разный. Есть принцип подобия. Если полудрагоценный камень положить на обычный, обычный запомнит его. Потом с обычным можно договориться. Он станет полудрагоценным. Я умею. Это не магия. Это долгие годы обучения. Долгие годы трансформации. Ошибки очень дороги. Сменился правитель. Я знал, что будет плохо. Выбрал, куда уйти, чтобы не нашли. За мной пришли. Я сбежал сюда. Ошибся. Магии нет. Ваши маги шарлатаны.

Некоторые вещи не сразу улавливались, я, если честно, с трудом воспринимала рубленую речь без интонаций. Только годы работы с различными ТЗ – а до Кирилла мне нередко приходили задания совсем непонятные или понятные не вполне – помогли понять общий принцип.

Испанец был магом-некромантом, который владел строительной конторой. Клал кусок мрамора на песчаник, и через несколько лет получал глыбы мрамора. А поднятые мертвецы днем и ночью в нечеловеческих условиях таскали эти глыбы и строили из них дворцы по госзаказу. Однако потом президент, или кто там, сменился, и прошлых подрядчиков начали сажать или, скажем, вешать. И Испанец свалил оттуда по-тихому в наш мир. Но тут вдруг оказалось, что, несмотря на большое разнообразие целителей и экстрасенсов, уважаемых публикой, никакой магии у нас нет.

– Ой, – очередной кусок щебня, врученный «прорабом», был словно наэлектризован. Испанец поднял на меня глаза, взял за руку, кивнул и забрал камешек.

– Улица Шевченко, большой пожар, – сказал он. – Надо торопиться. Есть шанс.

Он побежал в сторону дороги, я – следом за ним.

Добежав до дороги, мой спутник спокойно вышел на нее и поднял руку. С диким скрежетом и визгом «КамАЗ» затормозил – но если бы Испанец не отскочил, то полностью машина остановилась бы метров через пять после его трупа.

– Дебил! Козел! Сукин сын! – высунулся из кабины водитель – парень, с виду чуть младше меня.

– Слушай, у нас родня горит на Шевченко, – крикнула ему я. – Плачу пятьсот, докинь, пожалуйста!

– Мать вашу за ногу, а если бы сбил? – уже тише сказал парень. – На Шевченко мне никак, там до трех с половиной тонн только.

– Штрафы на мне, – я по тону поняла, что надо только слегка надавить и водила примет мои правила.

Мы влезли в кабину, и «КамАЗ» попер вперед. Трясло неимоверно, к тому же что-то сыпалось сверху, похожее на труху.

– А чего ты говоришь, а не мужик твой? – с недоверием глянул водила на Испанца.

Да уж, спутник мой не выглядел коренным константиновцем.

– Он немой, – ответила я сухо, доставая кошелек. Отсчитала пятьсот, положила их на «торпеду», словно закрывая разговор.

– А если не твой, что ты с ним делаешь… – вроде как даже не спросил, а констатировал каламбуром парень.

Ехали минут десять, может, чуть больше. Еще за два квартала показалось зарево – пожар и впрямь был немалый. За сотню метров до пятачка, освещенного мигалками машин спецслужб, камазист высадил нас и сухо пожелал:

– Удачи.

И пока он разворачивался, мы побежали вперед.

– Забери меня с собой, – попросила я.

Испанец ничего не ответил – только глянул на меня искоса. Пылали склады. Это был не жилой дом!

– Там может быть сторож, – с надеждой сказала я. – Или грабители. Или налоговая.

Он кивнул, подошел к двери соседнего здания, спокойно – будто бы так и надо – положил руку на тяжелый амбарный замок, несколько секунд сосредоточенно смотрел на него, а затем отнял ладонь – и дужка была уже открыта.

– Впечатляет, – сказала я, забегая за ним в дом – и воровато оглядываясь назад. Но все были заняты пожаром.

Он словно знал, куда надо идти. В полной темноте он – в отличие от меня – ни разу не споткнувшись и не ошибившись поворотом, вышел к широкой лестнице. В итоге я схватила его за край пальто и старалась почувствовать его скорость и ритм, чтобы повторить их – отчасти даже получалось. Мы поднялись выше третьего этажа – к люку на чердак – там оказалось открыто, и через пару минут уже ползли по крутому скату в сторону пылающего дома.

Наше здание было выше на пару метров. Испанец, не раздумывая, спокойно спрыгнул на парящий металл крыши горящего дома, а я задержалась. Не то чтобы мне было страшно – просто смерть смерти рознь. Одно дело – тебя в мгновение ока размазывает по стене фурой, и совсем другое – когда ты задыхаешься в дыму, пока твое тело лижет огонь.

Испанец прошел уже полтора десятка шагов, когда я решилась и полезла вниз. Я легла на живот, свесила ноги и только собиралась повиснуть на руках и прыгнуть, когда рядом со мной зацепился руками и свободно подтянулся вверх мой невозмутимый спутник.

Он подал мне руку и помог подняться. Я оглянулась на горящий дом – он был таким же дымящимся, угрюмым и горячим.

– Что случилось? – поинтересовалась я.

Он кивнул на крышу. Прямо на наших глазах она вдруг изогнулась и начала проваливаться вниз, а потом просто рухнула, а вверх метнулись языки пламени и множество мелких горящих кусочков дерева. Я поежилась от мысли, что могла бы быть там.

– Ты знал?

Он кивнул. Потом закрыл глаза и нахмурился. В свете пламени он был потрясающе красив. Ну, то есть он изначально был не в моем вкусе. Мне не нравятся сероглазые с большими носами. Мне нравятся с карими глазами и тонкими чертами лица. Но вот сейчас, в свете зарева, когда рядом летят мотыльками тлеющие кусочки трухлявой древесины, он был словно божество, проигравшее битву за небесный трон.

Я восхищалась и жалела его одновременно. У меня даже мелькнула мысль о том, что смесь жалости и восхищения – это почти любовь. Если бы он был чуть пониже, я бы наверняка даже его поцеловала.

Но вместо этого пришлось ткнуть его в бок.

– Пошли уже. Поищем другие трагедии.

– Я не успел. Я умру. Если будет опасность, я постараюсь спасти жертву. Я не приспособлен.

Этот металлический голос в сочетании с его трагической миной был таким трогательным! Я ущипнула себя, проговаривая: «Только не сейчас, Оксана, ну совсем же не время!»

– Слушай, а обязательно, чтобы умер именно человек? Скажем, если насильственно умрет животное? Например, бычок или корова?

– У вас убивают животных?

Голос из телефона был бесстрастен, но на лице отразилось такое удивление, что я поспешила объяснить:

– Ну, мы же едим мясо.

– Мир без магии.

На его лице отразились ужас осознания и сочувствие.

– Вы не знаете достоверно. Один из путей – перерождение. Убить животное как убить человека. Но хуже. Потому что животное не имеет голоса. Можно убить за что-то. Это имеет обоснование, достаточное для… Кармы? Нельзя убить ради чего-то. Этого карма не прощает.