Ночная смена - Dok

— Догадаешься тут…

Проходим по Сампсоньевскому мосту — и мертвецов становится заметно — и сильно заметно — больше. Не мудрено — шесть больниц, куча школ — а у нас с тридцатых годов всегда рядом с больницами размещали школы и гостиницы, вокзал с его бомжами… Не толпа на Невском, но густо. Очень густо. И грустно — много мелькает грязных и окровавленных белых халатов, зеленых шапочек и медицинских костюмчиков веселых расцветок… Коллеги…

Первые признаки живых — шторы. Свисающие из окон верхнего этажа Артеллерийской Академии. Останавливаемся. Кто-то спереди пускает ракету, потом еще одну. Но никто не отзывается. Едем дальше.

Опер сидит как на иголках. Теперь вроде как он играет роль Сусанина — где-то рядом его пресловутая не то оружейная комната, не то тир. В карты не смотрит, видимо ориентируется и так отлично. Колонна отходит от набережной и мы премся в какие-то глубины не то промзоны, не то зоны железной дороги. Впереди слышна короткая пальба, проезжаем в распахнутые ворота.

Мертвяков внутри вроде нет. Выкатываемся шустро из автобуса, кто-то в темпе захлопывает ворота, закрываются они правда с трудом — очень вероятно, что передняя БРДМ боднула их рылом и слегка погнула. Вяжут створки ворот куском веревки.

Дмитрий возбужден, аж скулы побелели — видимо не зря он у ворот Крепости кого-то ждал — и так и не дождался. Как бы не оказалось, что тут придется встретиться с тем, кого ждал…

Вокруг низкие грубо сляпанные не то пакгаузы, не то мастерские. Те, кто ехал с нами в автобусе рассыпаются по двору. Кроме «Тоёты» на спущенных шинах ничего интересного во дворе нет. Тем не менее мужики уже довольно сноровисто берут территорию — и окна и крыши — под контроль. Ильяс остался в БРДМ, Саша тоже, а вот Николаич присоединяется к нам. Дверь довольно новая, железная, но монетодворский «консервный нож» распахивает ее шутя.

Включаем фонари, но свет внутри и так есть. Пахнет, очень знакомо пахнет. К запаху, характерному для посещаемых военными мужиками нежилых мест (оружейная смазка, гуталин, затхлость, туалет и немножко ногами для букета) — еще и мертвячинкой с ацетоном припахивает.

Замечаю на Николаиче ту самую готичненькую перчатку на левой руке. Держит ею помповуху.

Ну да мое место как всегда — в тылу.

Но никого нет. Вообще.

Пока не заходим в импровизированный тир. Явно пистолетный — тут в длину зала метров двадцать — двадцать пять. В самом конце зала — перевернутый стол. Из-за стола поднимается человек. Милиционер. Был милиционером. Сержантом.

Дмитрий выдыхает. Явно это не тот (или та) кого он боялся увидеть.

Милиционер так хорошо забаррикадировался, что сейчас не может вылезти.

— Доктор, упокой его из малопульки. Не нужно ему голову разносить — просит меня опер Дима.

Ну, отчего не уважить просьбу.

Подходим ближе.

Мертвяк поворачивается к нам и тупо пытается идти, да стол не дает.

Выстрел простой, дистанция детская.

Мертвец заваливается обратно, туда, где сидел в обороне.

Сержант успел собрать баррикаду из стола и нескольких ящиков. Тут же пустая бутыль от «Фанты», заплесневелые пирожки в полиэтилене. Никаких записок нет. И на теле — никаких ран, мундир чистый. Только присмотревшись, замечаю забинтованный аккуратно указательный палец на левой руке. Не повезло парню…

А еще сержант собрал арсенал. Три «Марголина» и револьвер с необычной деревянной эргономической рукояткой. Несколько пачек патронов. Голубые с мелкашками и бело-черные — с револьверными.

Дмитрий берет револьвер.

— Это что за вещь? — спрашиваю его.

— Хайдуров. Бурятский «Кольт». Шутка. На самом деле спортивный целевой револьвер ТОЗ — 49. В свое время намолотил кучу золотых медалей. Если никто не против — я его себе возьму.

— Бери. И кобуру на бедро, чтоб как шериф — это Николаич ехидничает.

— Спасибо.

— Получается так, что пока четыре короткоствола. А где пистолеты — пулеметы?

— А это — вон та дверца. Только — не обольщайтесь особо.

Комнатушка — обычный чуланчик. Тут она была за оружейку, отсюда покойный сержант и притащил патроны и оружие. Дима выволакивает оттуда ящик, покрытый буквально слоем пыли. Открывает.

Ничего не понимаю — внутри лежит десяток металлических прямоугольных коробочек. Сантиметров этак 30 в длину, 10 в ширину и толщиной сантиметра три. С торца вороненой коробочки торчит массивный крючок. В целом — какой-то дверной замок-переросток.

— Что это, Бэрримор???

— ПП- 90 в сложенном состоянии. Сейчас я его… вот сука, ну давай!

И в руках у опера коробчонка за несколько секунд возни с ней, разворачивается в угловатый пистолет — пулемет с плечевым упором. Прицельные приспособы поднимаются тож вручную.

— Ух ты, ЦРУшный девайс — говорю.

— На самом деле — гамно. И американский — гамно получился, и наш ответ — туда же. Но все ж пистолет-пулемет и сделан не в пример «Аграну».

Проверочная стрельба показывает полную правоту Дмитрия. Агрегат садит пули с таким разбросом, что диву даться. ПМ куда как лучше…

Но, тем не менее — это оружие. Метров с пяти из него и попасть можно. Опять же пендрючистое. Для тех, кто не в теме — очень можно пыль в глаза пустить.

Забираем его, а потом грузим те самые 30000 мелкашек в голубых картонных пачках — из соседнего пакгауза. Вроде, по словам Димы — конфискат.

Пока мы болтались в тире, мужики во дворе посмотрели, что в фургоне.

Оказалось — ничего. Одна запаска.

У них тут же начинают чесаться руки, набить фургон чем-то полезным.

Николаич с трудом остужает их позывы.

Обнаруживаем во дворе отсутствие одной из БРДМ — оказывается, тут неподалеку есть фирма, торговавшая бронированными автомобилями. Неугомонный старичина из Артмузея дернул туда с Ильясом. Николаич ругается на такую самодеятельность, но мы не успеваем толком соскучиться, как БРДМ оказывается у ворот.

— И как, разжились еще броневичком? — осведомляется Николаич.

— Только нас там и ждали. Как под метлу почищено — отвечает рация голосом Ильяса.

— Получается так, что вы дурака сваляли.

— Зато посмотрели. Мало ли — броневичок в хозяйстве лишним бы не был.

Рассаживаемся, трогаем дальше.

— А ведь наверное тут в этих промзонах черта косматого найти можно — тут же хрен что может храниться!

— Кто б спорил. Только вот прочесывать заманаешься. А знающих людей что-то не попадалось.

— Так ведь и зомби практически нету.

— Это и плохо.

— С чего бы плохо-то?

— Доклад докторши помнишь?

— Помню. И что с того?

— А то, там где толпа — морфа не может быть — там все по маленькому кусочку слопают, потому как больше не достанется — и разве что шустрее станут. Потому, где толпа зомбов — нам там легче будет. Без неожиданностей. Вот в таких безлюдных местах морф отожраться может — мама не горюй!