Магелланово Облако - Станислав Лем

Мы были в аналитической лаборатории, когда нас вызвала Анна.

– Агония, – сказала она.

Наш товарищ умирал.Пульс был уже неразличим,лицо сделалось пепельно-серым, дыхание с трудом вырывалось из горла. Мы снова произвели переливание крови, пробовали разгрузить сердце, но все было напрасно. Тогда, выполняя высшую обязанность врача, мы попытались вернуть ему на несколько минут сознание, чтобы он мог выразить последнюю волю, но нам и этого не удалось.Отравленный ядами мозг потерял господство над телом. В десять часов шесть минут его дыхание прекратилось.

Это был первый случай смерти от болезни на нашем корабле. Мы вышли из больницы, подавленные понесенным поражением; если бы мы раньше распознали причину болезни, нам, вероятно, удалось бы ее побороть. Теперь следовало подготовиться к возможной вспышке эпидемии. Гротриан сообщил нам, что Канопос действительно соприкасался с автоматами; именно он привел их в лабораторию астронавигаторов, где их ответы были зафиксированы на трионах. Автоматы заразились культурой вируса, проходя через обитые свинцом лаборатории искусственного спутника. Они не приняли необходимых мер предосторожности – их конструкторы не предусмотрели подобного случая.

Мы изолировали всех, кто соприкасался с Канопосом в последние дни. Опасность заразы была очень велика: наш организм, не привыкший в земных условиях к борьбе с болезнетворными микробами, оказывал им весьма слабое сопротивление. В то время как биологи и химики анализировали белковую структуру вируса, я обследовал всех подозрительных. Кровь одиннадцати человек содержала опасные микроорганизмы. Синтетизаторы получили приказ изготовить вещество, убийственное для вируса, но безопасное для человека; приведенные в действие вечером, они уже к полуночи дали первую порцию лекарства. На следующий день мы снабдили этим препаратом весь экипаж «Геи». Опасность эпидемии была подавлена в зародыше.

Вечером на смотровой палубе я встретил Тер-Хаара и Нильса Ирьолу.

Нильс спрашивал меня о последних минутах Канопоса, который был его другом.

– Подумайте, – сказал Тер-Хаар, когда я закончил свой рассказ, – они поразили свою последнюю жертву тогда, когда последняя пылинка от них уже рассеялась в пространстве…

Мы молчали. Позади, за кормой «Геи», горел огненный Карлик. Багряный свет лежал на потолке палубы, на лицах людей, отражался в их глазах…

ПЛАНЕТА ПЕСЧАНЫХ БУРЬ

 «Гея» летела к двум солнцам-близнецам Центавра.

Солнце А имеет планетную систему, состоящую из двух групп– внешней и внутренней, очень похожую на планетную систему Земли. Солнце Б не имеет планет в собственном значении этого слова: его окружает огромный рой астероидов и метеоритов; самые крупные из них почти равны по величине Земле и Луне. Астрофизики назвали это солнце «свалкой двойной системы». Оно как бы втянуло в свою орбиту осколки, оставшиеся после образования планетной семьи Телемаха.

В эти дни, наполненные событиями, планетологи почти не покидали обсерватории. В нашей солнечной системе давно было измерено и взвешено все, что хоть немного напоминало планету, и они могли лишь уточнять результаты исследований своих предшественников. Теперь их просто захлестывал поток новых фактов: куда бы они ни обернулись – к большим ли солнцам Центавра или к Красному Карлику,– всюду сияли неисследованные планеты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что им приходилось работать без передышки; они и питались и дремали у своих телескопов.

Все же мне удалось поймать Бореля в безлюдном саду; он забежал туда, по его словам, «одной ногой, чтобы освежить голову ароматом цветов». Мы присели на камнях над ручьем, и Борель под большим секретом сообщил мне об открытии, которое он только что сделал. Вторая по порядку планета солнца А, по размерам несколько меньшая, чем Земля, вращается вокруг оси в течение трех четвертей земных суток. Я терпеливо ждал дальнейших разъяснении, но Борель не торопился с ними и, лишь заметив мое спокойствие, изумленно сказал:

– Как, неужели ты не понимаешь? Ведь Меркурий совершенно не вращается вокруг оси, а вращение Венеры очень замедленно. Быстрое вначале вращение этих планет на протяжении миллионов лет тормозилось приливным трением, вызванным притяжением Солнца. Так вот, ближайшая планета в системе А Центавра обращена к этой звезде всегда одной и той же стороной, как Меркурий; другая же, по своему положению соответствующая Венере, имеет период вращения в тридцать раз более короткий, чем у Венеры…

– Что это значит?

– Вмешательство внеастрономического фактора.

– Что же это за фактор?

– Живые создания, населяющие планету,– ответил Борель.– При этом создания, по меньшей мере равные нам, а может быть, и превосходящие нас по уровню развития: мы-то ведь пока еще не пытались воздействовать на скорость вращения Земли.

– Что? – воскликнул я. – Ты считаешь, что они регулируют?..

– Да. У этой планеты нет луны; подсчеты показывают, что она должна совершать один оборот вокруг своей оси в двадцать или в восемнадцать суток. Теоретически более короткий срок обращения исключается, значит… Мы должны приготовиться к встрече с действительно разумными существами.

Я спросил его, почему после такого важного открытия мы теряем время на погоню за второй планетой Карлика.

– За восемь лет нашего путешествия,– объяснил мне Борель,– двигатели «Геи» превратили в энергию несколько десятков тысяч тонн горючего. Следует пополнить как можно скорей его запасы. Теоретически безразлично, каким веществом– жидкостью ли, газом или минералом– приводить в движение корабль, но астронавигаторы требуют, чтобы материал, который пойдет на пополнение запасов топлива,можно было получить в значительном количестве и переправить на «Гею» легко и быстро. Надо надеяться, что вторая планета Карлика, окруженная весьма редкой, безоблачной атмосферой и покрытая песчаными пустынями, будет полностью отвечать этим требованиям.

– Когда древний садовник терпеливо выращивал плоды на ветвях своих деревьев, то еще прежде, чем их коснулась чья-нибудь рука, он мог сказать: я сделал свое дело.

Так сказал Амета. Он стоял с Ирьолой на передней смотровой палубе, залитой красным светом стоявшего высоко над нами Карлика.

– О чем вы говорите? – спросил я подходя. – Кто этот садовник и что значит твоя метафора, пилот?

– Мы говорим о том, что, если бы даже мы были вынуждены сейчас повернуть к Земле, мы знали бы, что наша экспедиция так или иначе выполнила свою задачу, – ответил за Амету инженер.