Новария - Лайон Спрэг де Камп

— Мы заштилеем в этом тумане, — сказал Джориан, — надо плыть к берегу да причаливать.

Через час, когда первые завитки тумана поползли мимо «Летучей рыбы», Джориан сбросил якорь и убрал паруса. Ветра не стало. Волны превратились в легкую матовую зыбь, на которой плавно покачивалась «Летучая рыба». Джориан с Зерликом при помощи губки и ведра убирали из лодки воду.

Когда не стало дневного света, наступила кромешная темнота: луна в эту ночь долго не появлялась. Джориан зажег небольшой фонарик. Устав от языковых упражнений, приятели сели за карты. Джориан выиграл несколько марок.

— Никогда не блефуй больше раза за игру, — посоветовал он. — Кто будет дежурить первым? Хочешь, я?

— Нет. Я все равно не усну: столько соленой воды наглотался!

Джориан проспал недолго.

— Какие-то звуки! — шепотом сообщил Зерлик. Зевая и протирая глаза, Джориан выбрался из каюты. Туман приобрел жемчужно-матовый блеск, это значило, что взошла луна. На море было тихо, как в заводи. Джориан не смог бы сказать теперь, где запад, где восток.

Откуда-то доносился глухой размеренный стук. Джориан прислушался.

— Весла галеры, — решил он.

— Чьей галеры?

Джориан пожал плечами.

— Может, ирской, может, ксиларской, а может, альгартийских пиратов.

— Что делать ирцам или ксиларцам в такой темноте?

— Не знаю. И у тех, и у других морские дела сейчас идут худо. В Ире из-за жадности синдиката, который не хочет раскошелиться на поддержку флота. А в Ксиларе меня не хватает, некому за них как следует взяться. Выходит, что корабли обоих государств мирно стоят у пристани, а значит, стучат пиратские весла.

— Альгартийцы, верно, боятся сесть на мель не меньше нашего.

— У них есть колдуны, которые издали чуют скалы и мели и предупреждают об опасности. Они угадывают приближение штормов и туманов. Давай-ка помолчим, а то неровен час услышат.

— Благородный пенембиец, — заявил Зерлик, — не допустит, чтобы какие-то мерзавцы заставили его молчать.

— Прибереги свои рыцарские замашки до другого раза, когда будешь один. А сейчас моя жизнь тоже под угрозой, как ты вчера выразился. Я не пенембиец, притом не особенно благороден и считаю, что отсидеться сейчас куда важнее, чем вылезти со своей храбростью. Так что закрой рот.

— Не смей так со мной разговаривать... — возмущенно начал Зерлик, но Джориан взглянул на него свирепо, и тот притих.

Стук весел делался все громче. Стал слышен и другой стук — судя по всему, барабана, к ним примешивался плеск воды и невнятные обрывки разговора. Джориан настороженно вслушивался.

— Не пойму, на каком языке, — прошептал он. Звуки стали стихать, потом совсем исчезли.

— Теперь можно говорить? — спросил Зерлик.

— Пожалуй.

— Если эти альгартийские мудрецы умеют предсказывать погоду, почему они не могут ею управлять?

— Знать одно, действовать — другое. Правда, некоторые колдуны пробуют управлять ветрами и волнами. Бывает, выходит, бывает, нет. Взять хотя бы историю с королем Фузиньяном и приливом.

— Что за история?

Джориан уселся поудобнее.

— Фузиньян был когда-то королем у меня на родине, в Кортолии. Сын Филомена Доброхота, а самого его звали Фузиньяном Лисом: он был небольшого роста, проворный, смекалистый.

Однажды король Фузиньян пригласил самых важных придворных на пикник, который должен был состояться на пляже в Сигруме, в нескольких лье от города Кортолии. Это прекрасное место — волны Срединного моря плещут на серебристый песок. Для пикника лучше не придумать, а также для купанья и прочих развлечений. Пляж длинной дутой огибает подножие невысокого холма. Туда и отправился король вместе со своими детьми, прекрасной королевой Дэнудой и главными чиновниками государства, тоже с женами и детьми.

Среди гостей был некий Форвиль, дальний родственник короля, в те времена занимавший пост хранителя королевской картинной галереи — должность, прямо скажем, непыльная. Ленивого толстяка Форвиля все, включая короля, считали безобидным ничтожеством. На самом же деле он имел виды на королевский трон и в то время уже начал плести интриги.

Однако в присутствии Фузиньяна достопочтенный Форвиль был полон вкрадчивой угодливости. На этот раз он превзошел самого себя.

— Ваше величество, — сказал он, — слуги расставили столы и стулья для пикника там, где нас затопит приливом.

— Затопит? — задумался Фузиньян, оглянувшись на море. — Пожалуй, ты прав, клянусь Зеватасом! Я прикажу перенести все повыше.

— О нет, сир, в этом нет нужды, — возразил Форвиль. — Могущество вашей светлости безгранично: стоит вам только повелеть приливу остановиться, и он не посмеет ослушаться.

Приливы на Срединном море, надо сказать, слабее здешних, но это не помешало бы компании, расположившейся для пикника не там, где надо, выкупаться с головы до ног.

— Не болтай глупостей, — ответил Фузиньян и собрался распорядиться насчет столов и стульев.

— Но, сир, — упорствовал Форвиль, — это же ясно, как день. Можете мне не верить, но прикажите морю и сами увидите.

— Ладно, черт с тобой, — с досадой сказал Фузиньян, который подозревал, что Форвиль хочет выставить его дураком. — Заодно убедишься, какой плетешь вздор.

Фузиньян поднялся и, поводив перед собой руками, как это делают фокусники, произнес:

Сим-сим, замри-застынь,Вода, на нас не хлынь.

Затем снова принялся за еду со словами:

— Если мы вымокнем, ты, Форвиль, заплатишь за испорченную одежду.

Гости оставались на своих местах, но все чувствовали напряжение: замочить дорогой наряд никому не хотелось, а сбежать — значило проявить неуважение к королю, который, судя по всему, готов был не моргнув глазом встретить прилив. Какое-то время все шло без изменений, пикник близился к концу, подали сладкие вина.

Но в положенный час прилив почему-то не наступил. Собравшиеся тайком поглядывали на карманные часы, друг на друга и — с растущим благоговением — на маленького веселого короля, который ел, пил и, казалось, знать ничего не желал. Наконец ни у кого не осталось сомнений, что привычный ход вещей нарушен и прилива не будет. Толстая физиономия Форвиля побелела, словно гипсовая маска, он не отрываясь глядел на короля.

Фузиньян тоже был встревожен происшедшим: он-то отлично знал, что настоящих колдовских заклинаний не произносил, нечистой силы тоже не призывал, что же тогда остановило прилив? Пока он ломал себе голову — виду, впрочем, не показывая, — к нему подошел сын и тихо сказал: