Право быть - Вероника Иванова

- Только другим не говори про честь и все прочее. А то об-завидуются.

- Еще как обзавидуются!

Он подхватил опустевшую корзинку и, весело насвистывая, затопал прочь по коридору.

Борг, как выяснилось, научившийся взвешивать мои слова на весах здравого смысла, посмотрел на меня с укоризной.

- Задурил голову мальцу… Не стыдно?

- Зато теперь у него есть повод для гордости, а не для обиды. А ты почему все еще сидишь? А ну, ноги в руки и вперед!

- Куда?

- За парнем! К своей деревне он тебя выведет, а дальше сам решай, куда отправишься.

- К деревне, значит… - Рыжий поднялся, немного пошатываясь.- А за тобой когда возвращаться?

Я едва удержался от того, чтобы не куснуть зло губу. Никогда, конечно же. Но если не совру, шанс спасти жизнь Борга будет безвозвратно и, что самое страшное, глупо упущен.

- Сам приду.

- Куда?

Эх… А куда надежнее всего отослать тебя, чтобы быть уверенным в твоей безопасности и скором восстановлении сил? Есть одно местечко, мало кому интересное.

- В Элл-Тэйн. Спросишь гостевой дом, где хозяином еще недавно был дуве Тарквен, тебе покажут.

- Я буду ждать,- сказал великан, исчезая в дверном проеме, и спокойное обещание почему-то сдавило мне грудь тяжелой цепью.

С величиной форы для Борга я все же ошибся: она составила не час и не два, а намного больше времени, все это время в мою голову то наперебой лезли совершенно разные мысли, то накатывала благостная пустота. Больше всего неудобств доставляли противоречивые ощущения, приходящие от плоти и уверяющие, что она легка, как никогда, но при этом не то что пальцы, а и веки отказывались шевелиться, будто каждое движение с недавних пор представляло собой немыслимо трудоемкое действие. К несчастью, я, застряв примерно посередине между апатией и злобой, отчетливо сознавал, что со мной происходит, и еще лучше понимал невозможность сопротивления.

Если в единый момент взять и отделить человека от воздуха. Сколько тогда продлится его жизнь? Одну минуту? Две? Может быть, пять? Но если ныряльщик знает, что на поверхности его ждет глоток вина, самого сладкого на свете, то мне нет смысла подниматься из моей глубины. Она не имеет границ и в то же время настолько невелика, что умещается в пределах моего тела. Хорошо хоть черно-белую Нить можно пройти из начала в конец, потому что она не вплелась в Гобелен по-настоящему, как поступают ее сестры, самоотверженно прощаясь с собственными личностями. Борг наверняка уже давно выбрался в привычный мир, теперь и мне надлежит сделать всего несколько шагов, чтобы вернуться туда, откуда меня некогда призвали. В Пустоту.

Не будет ни звуков, ни красок, ни ощущений. Ничего. Как и должно. Как заведено. Я просто закрою глаза и тут же открою. Неважно, что мир уйдет вперед на несколько столетий, для меня вынужденный отдых будет равен по продолжительности всего одному движению век - волне, скатывающейся вниз и вновь забирающейся на покинутый берег.

Странно, до сих пор не могу проникнуться трагичностью происходящего. Может быть, потому что умираю человеком, а не драконом?

Не случится Нэгарры, позволяющей уйти не тихо и незаметно, а в блеске молний и раскатах грома, сотрясающих Гобелен.

Не будет чувства гордости, пронизывающего всего меня от пяток до затылка.

Не исторгнется слез и проклятий, ведь никто из моих роди-

чей в эти минуты и предположить не может всей опасной нелепости происходящего.

Я выпал из Гобелена. Выпал из мира. И то, что во мне еще теплится жизнь, всего лишь досадная ошибка, подлежащая исправлению. Скоро все займет предписанные места и пойдет своим чередом. Собственно, оно и так… счастливо идет. Счастливо, потому что без меня. Ведь мое присутствие ощущается исключительно в те минуты, когда я что-нибудь разрушаю, верно? Значит, уходя, как раз предоставляю миру возможность жить созиданием. Но он ведь не воспользуется драгоценным подарком, потому что ничего не потеряет и не приобретет. Потому что не заметит изменений.

Да, Разрушитель вовсе не одинок, хотя всеми вокруг утверждалось и утверждается обратное. Любой эльф, гном, а уж человек и подавно может легко и непринужденно исполнить предписанную мне роль. Отличие состоит лишь в том, что разумные существа лучше всего прочего способны разрушать немного другой мир. Гобелен не под своими ногами, а тот, что ткут сами. Свое общество.

Довольно одного злого или попросту неуместного слова, чтобы душа разорвалась на лоскуты. И все бы ничего, если бы она не была так сильно привязана к телу! Вот и получается: во всех прочих пластах реальности человек благополучно умер, а сердце упрямо продолжает биться, гоня кровь по сосудам. Но плоти без духа жить скучно, потому она спешно создает из не успевших рассеяться прахом обрывков чувств и стремлений корявую куклу. Свое предназначение сие чучело выполнит, сомневаться не приходится, но именно в такие минуты на свет появляется голем, бездушный в самом прямом смысле слова.

Красавица отказывает юному рыцарю в благосклонности, и в мир приходит жестокий насмешник, одержимый желанием покорять. Девушка узнает, что ее возлюбленный - обманщик, и становится живым олицетворением мести всем мужчинам, попадающимся на пути. Мальчик, которого лупили старшие приятели, вырастая, не ограничивается ответной лупцовкой, а отвешивает тумаки всем вокруг. Сплошь и рядом на каждом вдохе случаются и похожие, и еще худшие, горшие горести. Любая напасть, даже кажущаяся, способна убить душу. А если беды следуют одна за другой…

Но с ними можно справляться. Если уметь наблюдать и

если уметь отдавать себе отчет в происходящем. Достаточно посмотреть на соседа, пережившего утрату, подобную твоей, и решить, становиться ли похожим на него или пробовать проложить по темному лабиринту невзгод свой путь. Иногда требуется осознанное и тщательно выпестованное упорство, иногда хватает наивного упрямства. У каждого свой рецепт, ведь чужие никогда не помогают полностью. Нужно только хотя бы раз задуматься над главным вопросом: дорог ли ты самому себе. Если дорог, то береги свою душу такой, какая она есть. Просто? Пожалуй, слишком. Наверное, из-за простоты в действенность этого совета никто и не верит. А жаль.

Мое призвание - разрушать Гобелен, но и я не удержался в рамках отпущенного могущества, опробовав презренное, зато доступное всем оружие. Добился успеха? О да! Последняя моя жертва сейчас топает через сосновый лес, поминая всуе имена всех богов и демонов, каких только знает. Зачем мне нужно было втягивать Борга во всю эту историю? Почему еще тогда, встретившись в «Трех пчелах», мы не разошлись после посиделок в разные стороны, сохранив друг о друге невнятные, но хотя бы не болезненные воспоминания? Потому что нам обоим нужен был шнурок, которым можно стянуть осколки разваливающейся души. Потому что мы оба хотели оставаться самими собой, а не покорно подставляться молоту обстоятельств на наковальне обыденности.