Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри

хрупкая на вид девушка в то же время настолько проницательная.

– Для присяжных, – произносит барристер, – сейчас будет воспроизведено видео.

Меня бросает то в жар, то в холод. Внезапно я замечаю три экрана, расположенных в стратегически важных точках вокруг суда.

Сама едва могу смотреть. Но мне приходится. Мой Фредди входит в магазинчик. Затем снова выбегает к машине, а его преследует работник заправки. В кадре Кастет набирает скорость, Фредди кричит ему остановиться. Крики Флик, с той же мольбой. «Стой!»

Фредди хватает за руль. «Мы должны повернуть!» Следом раздается зловещий глухой удар. Картинка распространяется во все стороны. Затем гаснет.

В зале суда воцаряется тишина. Все ошеломлены. Затем Флик просят продолжить ее показания.

– Я хранила запись в своей спальне все эти годы, просто на случай, если она нам когда-нибудь понадобится. Когда Фредди вернулся и мы встретились в полицейском участке, все ему рассказала, но он ответил, что я не могу делиться этим с полицией… Он боялся, что меня отправят в тюрьму и заберут Мэтти. Но потом я почувствовала, что должна это сделать.

– Для присяжных, – произносит адвокат, – я могу подтвердить, что полицейские убеждены в подлинности видеозаписи.

Флик поворачивается к судье.

– Я не хотела, чтобы так случилось. Клянусь. Честное слово. Вы должны мне поверить. Вы ведь верите?

Ее глаза сверкают.

– Я не хочу, чтобы моя дочь росла и думала, будто ее отец – хладнокровный убийца. Потому что это не так. – Какая же мужественная эта молодая девушка. Затем она обращается к присяжным. – Он хороший человек. Иначе не вернулся бы и не сдался полиции. Он любит Мэтти и по-прежнему любит меня. Он не заслуживает того, чтобы пойти ко дну.

Глава 62

У меня замирает сердце, когда мой мальчик возвращается на скамью подсудимых. Стив берет меня за правую руку. Чувствую, как Том касается моей левой руки. Я не отодвигаюсь. Моему мужу – ведь он все еще мой муж – нужна поддержка. Нам обоим нужна. Возможно, мы уже не заботимся друг о друге так, как раньше, но связь между нами осталась. Это наш сын. И ничто не может это изменить. Даже убийство.

Присяжные оглашают вердикт. Я ошеломленно слушаю.

Затем судья выносит приговор.

Мой разум в таком бешенстве, что я могу воспринимать только обрывки.

Зло…

Манипулятор…

Невинная жертва…

Паутина лжи…

Я снова на скамье подсудимых. Слушаю судебный приговор, вынесенный много лет назад. Эмили… Эмили… И чувствую, Том думает, что те же самые слова относятся к нему и Хьюго из-за смерти Чэпмена.

– Пол Харрис, – гремит судья, прерывая мои мысли, – настоящим я приговариваю вас к восьми годам, добавленным к сроку, который вы уже отбываете.

Фредди Уилкинс, я приговариваю вас к пяти годам тюремного заключения.

Я кричу. Знаю, что могло быть и хуже. Но пять лет?

Маленькая Мэтти едва нашла своего отца и уже потеряла.

Как я боюсь за своего сына в тюрьме. Его жизнь уже никогда не будет прежней. Но он заслуживает этого. Теперь я знаю. Настоящие жертвы – семья Мохейм.

Теперь настанет моя очередь.

После приговора Фредди мне тоже придется смириться с последствиями.

Теперь не мне выбирать свою судьбу. Решать судье.

И никаких присяжных, поскольку я скажу правду. Я виновна.

Глава 63

Тюрьма Ее Величества Статтон

Все изменилось с тех пор, как я в последний раз была в тюрьме. Например, эта более современная. Для начала здесь есть комната отдыха с журналами и газетами.

Вот там-то я и обнаружила, что попала на первые полосы.

«Доминирующая мать заставила сына-подростка бежать после смертельного ДТП» – кричал один заголовок.

«Судья критикует мать за то, что она взяла закон в свои руки» – заявлял другой.

Затем статья о том, как мать Кастета отказалась от него. Я сделала для сына все возможное, но иногда родителям приходится сдаться.

Я научилась не осуждать, но мне не давал покоя вопрос: отреагировала бы я иначе, если бы Фредди был Кастетом? Ведь даже у вины оттенки разные.

– Почему ты получила всего два года, вот что я хочу знать? – спросила как-то одна из женщин в очереди на обед. Ее глаза сверкали неприязнью. – Я получила пять за мошенничество, а ведь никто не погиб. Это чертовски несправедливо.

Верное замечание. Но я решила умолчать, что у меня был отличный барристер, который, похоже, проявил сочувствие, когда я сказала, что плохо соображала. Просто хотела спасти сына.

– Думаю, это чушь собачья, что твоему бывшему не предъявили обвинения, – сказала другая женщина.

Я не согласна. На побег Фредди уговорила именно я. Том хотел сдать его полиции. Не заявив на нашего сына, он, очевидно, не совершил никакого уголовного преступления. Закон действует странным образом. Я не держу на Тома обиду – какой в ней смысл? – кроме того, сейчас идет процесс нашего развода. Без сомнения, Том женится на своей Хилари и будет вести тихую, безмятежную жизнь, о которой всегда мечтал.

К счастью, было решено, что Флик, не сообщив о случившемся, не совершила преступления и что «не в интересах общества преследовать ее в связи со сговором с целью кражи или проездом в угнанной Кастетом машине».

Я радуюсь и тому, что моя внучка все еще со своей мамой. Мне слишком хорошо известно, каково это – потерять мать так рано.

Мэтти и Флик навещают меня каждый месяц. Сначала я беспокоилась о том, как они отреагируют на тюрьму, но здесь есть семейные дни и даже игровая площадка. Как-то, когда установилась хорошая погода, нам под строгим присмотром разрешили выйти на улицу.

– Толкни меня, бабушка, – кричит Мэтти с качелей.

Мне почти удается притвориться, что я обычная бабушка в обычном парке. А не сижу за решеткой.

Если бы не эта малышка с солнечной улыбкой и заплетенными в косу блестящими черными волосами, я бы не справилась. Она дает мне надежду. Когда выйду – а это может случиться через год, если буду хорошо себя вести, – то стану лучшей бабушкой, чем была матерью. Я усвоила урок. А пока занимаюсь своими тюремными делами – от копания в саду до уборки туалета.

Не буду вдаваться в подробности. Поверьте, вам не понравится.

Еще есть образовательное крыло, где раз в неделю проводятся уроки рисования.

– Вы раньше уже рисовали? – спрашивает преподавательница, женщина примерно моего возраста.

– Да, – отвечаю я.

Она не давит на меня. Как будто знает, что я не хочу говорить о прошлом. Но повесила несколько моих рисунков на длинные белые стены коридоров, по которым я