Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Роберт Хайнлайн

— Зак, ты чересчур волнуешься. Сделаем деньги, потеряем деньги — какая разница? Главное — насладиться процессом. Скажи, куда мы теперь направляемся, — и я начну сортировать груз, потому что его почти в два раза больше, чем мы можем взять на борт. Пока ты будешь грузиться, я ликвидирую то, что увезти не удастся, и вложу полученные деньги. То есть оставлю говардианцам. — Гиббонс задумался. — Значит, в ближайшее время клиника здесь не появится?

— Думаю, что так, Эрнст. И говардианцам, которым нужна реювенализация, лучше лететь с нами. Мы доберемся до Секундуса сразу или этапов за шесть — это смотря, как полетим. Но ты-то полетишь? Как твоя проблема? Что стало с девочкой? С маложивущей.

Гиббонс усмехнулся.

— Не надейся, сынок, я не позволю тебе положить на нее глаз; я тебя прекрасно знаю.

Прибытие капитана Бриггса заставило Гиббонса на три дня прекратить ежедневные поездки с Дорой Брендон. На четвертый день окончания занятий он подъехал к школе. Бриггс улетел на корабль на пару деньков.

— Ну как, покатаемся?

Дора улыбнулась.

— Ты знаешь, я рада. Подожди полминутки, пока переоденусь.

Они выехали из города. Гиббонс как обычно ехал на Бьюле, Дора — на Бетти. Бак был оседлан, чтобы не обижать мула, но седло оставалось пустым; теперь на нем ездили изредка, в особых случаях — он достиг вполне преклонного для мула возраста.

Всадники миновали солнечный пригорок, находящийся далеко за городом.

— Почему ты такая молчаливая, крошка Дора? — спросил Гиббонс. — У Бака и то больше новостей, чем у тебя.

Она повернулась в седле.

— Сколько еще прогулок нам осталось? Или эта последняя?

— Почему ты так решила, Дора? Конечно же, мы еще не раз прокатимся вместе.

— Интересно. Лазарус, я…

— Как ты назвала меня?

— Я назвала тебя твоим именем — Лазарус.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Дора, ты не должна была знать это имя, я твой дядя Гибби.

— «Дядя Гибби» умер, как и «маленькая Дора». Ростом я почти догнала тебя, а кто ты такой, знаю уже два года. Я давно догадывалась, что ты один их этих Мафусаилов, но никому не говорила — и никому не скажу.

— Не надо обещать, Дора, не нужно. Я просто не хотел говорить тебе. Но чем же я выдал себя? А я-то полагал, что веду себя очень осторожно.

— Так оно и было. Но всю свою жизнь я видела тебя почти каждый день. Мелочи. Вещи, которых никто не заметит. Другие же тебя не видели так, как я.

— Ах, так. Но я не собирался задерживаться здесь так долго. Элен знала об этом?

— Я думаю, да. Мы никогда не говорили об этом. Но мне кажется, она обо всем догадалась сама и, возможно, вычислила, которым из Мафусаилов ты являешься…

— Не зови меня так, дорогуша. Это все равно, что назвать еврея жидом. Я принадлежу к Семействам Говарда, иначе говоря — говардианец.

— Извини. Я не знала, что могу обидеть этим словом.

— Да ладно. Если честно, ты меня не обидела. Просто это имя напоминает мне о давних временах, когда нас преследовали. Прости, Дора — ты хотела рассказать, как узнала, что меня зовут Лазарусом. Это одно из многих моих имен, как и Эрнст Гиббонс.

— Да… дядя Гибби. Это было в книге. На картинке. Микрокнигу нужно было читать с помощью устройства в городской библиотеке. Я посмотрела на картинку и включила ее, а потом включила снова и рассмотрела внимательнее. На картинке у тебя не было усов и волосы были длиннее, но чем больше я смотрела на портрет, тем больше он напоминал мне моего приемного дядю. Но я не была уверена, а спросить не смела.

— Почему же, Дора? Я бы сказал тебе правду.

— Если бы ты хотел, чтобы я знала, ты бы сам сказал. У тебя всегда есть причины на все, что ты делаешь и говоришь. Я узнала это еще тогда, когда была такой крохой, что умещалась вместе с тобой в одном седле, — поэтому и молчала. До… до сегодняшнего дня. Когда я узнала, что ты уезжаешь.

— Разве я сказал тебе, что уезжаю?

— Прошу тебя, не надо! Однажды, когда я была совсем маленькой, ты рассказывал мне о том, как в детстве слушал диких гусей, перекликавшихся в небе, и как потом, когда подрос, захотел узнать, куда они улетели. Я не знала, что такое дикие гуси, и тебе пришлось объяснять мне. Я знаю, ты всегда следуешь за дикими гусями: если ты слышишь их крик, значит, пора в дорогу. Он раздается в твоих ушах уже три или четыре года — я поняла это, потому что, когда ты слышишь их, я тоже их слышу. А теперь прилетел корабль, и дикие гуси снова кричат. Я слышу их.

— Дора, Дора!

— Прошу тебя, не надо. Я не хочу удерживать тебя здесь, даже не стану пробовать. Но прежде чем ты улетишь, я попрошу у тебя об одной вещи.

— Чего же ты хочешь, Дора? Не хотел говорить, но я оставляю кое-что тебе и Джону Меджи. Этого хватит, чтобы…

— Нет, нет, не надо! Теперь я взрослая и могу прокормить себя сама. То, чего хочу я, тебе ничего не будет стоить. — Она поглядела ему прямо в глаза. — Я хочу иметь от тебя ребенка, Лазарус.

Лазарус Лонг глубоко вздохнул и попробовал успокоить сердцебиение.

— Дора, Дора, дорогая моя, ты сама почти ребенок, тебе еще рано говорить о детях. Ты не хочешь выходить за меня замуж…

— Я не прошу тебя жениться на мне.

— Я хочу сказать, что через год, два или три, или четыре ты захочешь выйти замуж. И тогда ты порадуешься, что у тебя нет ребенка от меня.

— Значит, ты мне отказываешь?

— Я просто говорю, что ты не должна поддаваться чувствам и принимать поспешные решения.

Она выпрямилась в седле, расправила плечи.

— Это не поспешное решение, сэр. Я решила так давным-давно… задолго до того, как догадалась, что ты говардианец, задолго до этого. Я рассказала обо всем тете Элен, она ответила, что я глупая девочка, и велела забыть. Но я ни о чем не забыла, и если раньше была глупышкой, то теперь повзрослела и знаю, что делаю. Лазарус, я не прошу у тебя ничего другого. Можно обойтись шприцами или чем-нибудь в этом роде, доктор Краусмейер поможет. Или… — она вновь взглянула ему прямо в глаза, — пусть будет обычный способ. — Она опустила глаза, потом вновь посмотрела на него, кротко улыбнулась и добавила: — Но в любом случае все необходимо сделать быстро. Я не знаю, когда улетит корабль, но свое расписание знаю хорошо.

С полсекунды Гиббонс прокручивал в голове все, что услышал.

— Дора…

— Да… Эрнст?

— Я не Эрнст и не Лазарус. На самом деле меня зовут Вудро Уилсон Смит. Теперь я для тебя больше не дядя Гибби. Ты права, дядя Гибби исчез и никогда не вернется, так что можешь звать меня Вудро.

— Да, Вудро.

— Хочешь узнать, почему мне приходится менять свое имя?

— Нет, Вудро.

— Так. А ты не хочешь узнать, сколько мне на самом деле лет?

— Нет, Вудро.

— И все же ты хочешь иметь от меня ребенка?