Белая Богиня - Роберт Грейвз

Глава девятнадцатая. Число Зверя

Mаленький Гвион был приятен, но докучлив, как все маленькие дети, как раз когда мои мысли были заняты совсем другой книгой. Он никак не хотел оставлять меня в покое, хотя я внутренне сопротивлялся, не имея ни малейшего намерения заниматься поэтическими мифами и не располагая для этого научными познаниями. Несмотря на мое сегодняшнее близкое знакомство с кельтской литературой, тогда я не мог бы ответить ни на один вопрос, поставленный «Hanes Taliesin» (на первый взгляд напоминающей «премилую загадку — всю в стихах и всю о рыбах», которую Белая Королева задала Алисе на последнем пире в Зазеркалье), если, конечно, не считать того, что я знал все ответы благодаря поэтической интуиции. На самом деле я должен был только подтвердить их текстами; и несмотря на то, что у меня имелась всего пара нужных книг в моей тогдашней скромной библиотеке, остальные вскоре были присланы мне моими друзьями-поэтами, хотя я не просил их об этом, или найдены мною в приморской книжной лавке. За шесть недель я написал первый вариант примерно в половину того, что есть сегодня, и вернулся к незаконченной книге, а потом шесть лет трудился над ним, доводя его до ума.

Цепочка совпадений, облегчившая мне задачу, была из тех, что известны поэтам. Впрочем, что значит «совпадение»? Что это значило для Эвклида? Это значит, например, что, если определенным образом наложить треугольник «Alpha-Beta-Gamma» на треугольник «Delta-Epsilon-Zeta», то «Gamma» и «Zeta» оказываются приблизительно в одной точке. Ровно так же, поскольку я заранее знал ответы на загадки Гвиона, то это определило необходимые мне теоретические познания, и попадавшие ко мне книги отвечали моим нуждам. «Zeta» и «Gamma» нежно поцеловались, а я смог дать разумное объяснение тем мыслям, которые нечаянно пришли ко мне.

В один прекрасный день Уильям Роуан Гамильтон, чей портрет красуется на юбилейных марках Эйре, выпущенных в 1943 году, шел по Феникс-парку в Дублине, и ему в голову пришла настолько опередившая его время мысль о «квартернионах», что лишь недавно математики сумели одолеть разрыв между современной наукой и его провидением. Все выдающиеся математики владеют способностью совершать удивительные мысленные прыжки в темное будущее и приземляться на обе ноги. Самый известный — Кларк Максвелл, который выдал секрет своего ненаучного образа мышления, совершенно не умея делать расчеты: он мог найти правильную формулу, но выводить ее должны были его более дотошные коллеги.

Знаменитые врачи точно так же диагностируют болезни, хотя потом и подтверждают диагноз логическим сопоставлением симптомов. И вправду, стоит ли лишний раз говорить, что все открытия и изобретения, а также музыкальные и поэтические сочинения — результат предвидения (когда словно остановив время, человек находит решение, которое не может получить индуктивным методом) или видения прошлого, когда благодаря такой же остановке человек отыскивает исчезнувшие во времени события.

Это значит, что время, хотя оно и полезное средство передачи мысли, имеет не бoльшую ценность, чем, например, деньги. Думать во временных терминах весьма сложно и непродуктивно, поэтому дети овладевают иностранными языками и математической теорией задолго до того, как у них появляется чувство времени и они утверждаются в том, кстати, легко опровергаемом мнении, что сначала причина — потом следствие.

Несколько лет назад я написал о Музе:

Если при ней случаются странные вещи,Все говорят, будто разверзлись могилыИ мертвые восстали из мертвыхИли будущее стало прошлымИ нерожденные почили в бозе —Не удивляйтесь.Это все совершает ее острый ум,Не желающий подчиняться Времени.

Поэты могут подтвердить это собственным опытом. У меня об этом написано в стихотворении, тогда как Дж. У. Данн в «Эксперименте со временем» прозаически подтвердил, что время не является стабильно движущейся лестницей, как пытались в течение многих веков изобразить прозаически думающие люди, а является непредсказуемым колебанием. В поэтическом действе время условно, и кое-что из будущего часто появляется в стихотворении так же, как в снах. Это объясняет, почему первая муза греческой триады называлась Мнемозина (память): люди помнят о будущем, не только о прошлом. Память о будущем обычно называют инстинктом у зверей и интуицией — у человеческих созданий.

Очевидное различие между стихами и снами заключается в том, что в стихах автор критически контролирует (или должен критически контролировать) ситуацию. Однако в стихах, как в снах, время условно, и когда ирландские поэты писали о волшебных островах, на которых три сотни лет пролетали как один день, и отдавали эти острова во власть Музы, они утверждали эту условность. Неожиданное и шокирующее возвращение к привычному временному типу мышления воплощает в мифе подпруга, порвавшаяся, когда юный герой возвращается с острова домой погостить. Он ногой касается земли, и от волшебства не остается ничего: «В эту минуту все тяготы старости и болезней обрушиваются на него».

Ощущение неопределенности времени присуще поэтам, управляет их надеждами или страхом перед будущим, влечет их к настоящему. Я писал об этом, провидчески, в 1934 году в стихотворении «Падение Силоамской башни», которое начинается так:

Неужели башня покачнется и падет?Мы уж были там однажды…

Однако интересно, что предвидение и видение прошлого никогда не совпадают полностью: «Gamma» совпадает с «Zetta», но не так, чтобы каждая из них потеряла свою индивидуальность. Это совпадение настолько же близкое, как, скажем, у ноты «Си» обычной и «До» бемольной, которым ради экономии дана даже одна струна на фортепиано и различить их может лишь очень чуткое ухо. Или совпадение 22/7 и числа π, если, предположим, вам захочется сосчитать, сколько понадобится материала на тент в три ярда диаметром.

В сентябре 1944 года, когда я ни днем ни ночью не мог заставить себя не бежать мысленно за Косулей, да еще с такой скоростью, что рука не поспевала все записывать, я попытался сохранить в себе критическую беспристрастность. Я сказал себе: «Мне это не нравится. И мне не нравится страна, по которой меня таскает на помеле мой разум. И я не уверен, что должен нанести ее на карту». Потом я сам вполне шизофренически ответил себе: «Вот что, Роберт. Я дам тебе очень простую и хорошо известную загадку, а ты, если сможешь, отгадай ее. Тогда я займусь другими твоими открытиями».

Загадкой был последний стих из тринадцатой главы Откровения:

Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.

Я смутно помнил, еще со школьных времен, два традиционных решения криптограммы святого Иоанна. Оба они основывались на том, что если буквы и греческого, и еврейского алфавитов воплощали собой числа, то 666 — сумма букв-чисел, которые составляют имя Зверя. Более раннее решение принадлежит епископу Иринею, жившему во втором веке, и оно есть — LATEINOS, то есть «латинский», таким образом определяющее принадлежность Зверя. Более позднее и более известное (не помню, правда, чье) — NЕRОN KESAR, то есть император Нерон, которого воспринимали как Антихриста[190]. Ни одно из решений не может считаться удовлетворительным. «Латинский» — слишком расплывчато для характеристики Зверя 666, а «кесарь» по-гречески обыкновенно писалось KAISAR, не KESAR. Кроме того, возможная комбинация букв, чтобы получилось число 666, и возможная анаграмматическая организация их имеют такое множество вариантов, что гадать можно до бесконечности.

Откровение было написано на греческом языке, однако что-то внутри меня упрямо твердило, что думать надо на латыни, и вдруг мне явилось некое видение: римские цифры вспыхнули на стене в комнате, в которой я находился. Они представляли собой следующую картину:

D. С. L. X.

V. I.

Когда они устоялись, я постарался вчитаться в них. Поэты меня поймут. Так всегда бывает, когда пытаешься как-то по-особому взглянуть на трудное слово или трудную фразу и разглядеть скрытый за ними смысл. И я увидел, что явившаяся мне картина была titulus, табличкой, которую обычно прибивали над головами римских преступников, когда их казнили, объяснявшей их преступление. И я прочитал:

DOMITIANUS CAESAR LEGATOS XTI

VILITER INTERFECIT

«Домициан Цезарь жестоко убил Посланцев Христа». I.N.R.I. - titulus Христа; D.С.L.Х.V.I. - titulus антихриста.

Единственное слово, на котором я споткнулся, было VILITER, оно чуть расплывалось.

Меня никогда особенно не интересовали преследования Церкви во времена Нерона и Домициана, поэтому я подверг себя самой простой проверке. Никакого исторического предубеждения у меня не было, так что я вполне мог себе доверять.