Заколдованные леса - Амос Тутуола

на своем пути, и доблестные охотники вроде Леопарда, перед которым трепещет все живое в джунглях, несравнимы с другими животными; меня, Слона да еще, пожалуй, Гиену нельзя предназначать на убой даже для царя; всех же остальных лесных жителей следует поручить заботам Лиса, чтобы каждый из них знал, когда ему предстоит выполнить свой долг, ибо Лис при его здравом уме наверняка неплохо справится с этим почетным поручением».

Когда Леопард высказался и поблагодарил слушателей за внимание, Слон с Гиеной поддержали его, и всем собравшимся не оставалось ничего другого, как выразить беспорядочными криками свое согласие.

А Лис, составляя перечень животных, предназначенных на мясо, первым вписал себя и поутру должен был явиться к Льву. Однако не явился, и на другой день голодный Лев, призвав Слона, Леопарда и Гиену, пожаловался, что Лис нарушил им самим установленную очередность. Те очень удивились и тотчас же послали за Лисом.

Лис не замедлил прийти и, едва они задали ему вопрос, почему он пренебрег своим долгом, с торопливой почтительностью ответил им, говоря: «Живи, здравствуй и процветай, о великий властитель, да пребудешь ты царем зверей до глубокой старости своей, да спасешься волею Господа от охотников, даже если они подкрадутся к тебе вплотную! Я прекрасно понимаю, о владыка, что только благодаря твоей особой любви ко мне удостоился я чести возглавить список зверей, предназначенных тебе для пропитания. Ибо чем еще мог я заслужить столь великую милость? Услышав, что ты утвердил мое имя в начале списка, я возблагодарил бога и обратился к Нему с мольбой поддержать в тебе пламя любви твоей до последнего дня, чтобы не оставил ты заботами своими родичей моих, когда я умру. Клянусь тебе, что даже в самых сокровенных помыслах не решился бы я пренебречь своим долгом, и лишь стечение неблагоприятных обстоятельств задержало меня. Видишь ли ты, владыка, вон то махогоневое дерево, — Лис махнул рукой в сторону своего жилища, — и другое, ироковое, рядом с ним? Так вот, великий властитель, там живет пришлый лев, и он с приближенными своими — слоном, леопардом и гиеной — издевается над нами, твоими подданными, требует, чтобы мы не подчинялись тебе, а служили ему, и если ты попустишь его дальнейшие безобразия, то едва ли мы сможем доставляться вовремя к твоему обеденному столу».

Слова Лиса изумили Льва до глубины души, ибо он считал себя единственным в своем роде — по крайней мере когда речь шла о ЕГО лесе. Поэтому он недоверчиво спросил Лиса, говоря: «Ты уверен, что здесь есть еще один лев?» И Лис ответил: «Совершенно уверен, о великий владыка». — «А ты не ошибаешься?» — переспросил его Лев. «Нет, владыка, не ошибаюсь, — ответил ему Лис. — Однако я убежден, что, хотя лев этот не уступает тебе размерами своими, ты наверняка сильнее, чем он, ибо от тебя мне, конечно же, не удалось бы убежать, а его, когда он преследовал меня, чтобы сожрать, я легко оставил позади. Так что ты, несомненно, одолеешь его в единоборстве, и мы, твои верные подданные, сможем беспрепятственно доставляться к тебе на обед в назначенное каждому из нас время».

Рассказ Лиса прозвучал так правдиво и убедительно, что властители леса — Лев, Слон, Леопард и Гиена, — поверив ему, решили проучить наглых чужаков.

А Лис привел их к глубокому колодцу неподалеку от своего жилища и предложил им заглянуть туда, объяснив, что именно там таятся звери, про которых он говорил. Властители нагнулись над колодцем и увидели внизу свои отражения. Они оскалили клыки — их враги оскалились тоже. Они зарычали — из глубины им грозно откликнулось гулкое эхо. Разъярившись, они бросились вниз — и нашли на дне колодца свою смерть. Чрезмерные требования обернулись для них преждевременной гибелью, ибо в древности сказано, что какою мерой мерите, такою и вам отмерится, — да и разве завещали Льву его предки приступать к своим подданным со столь чрезмерными требованиями?..

Итак, доблестные гости, я поведал вам первую историю о тех, кто не знает меры. А теперь послушайте вторую.

Умирая, отец оставил в наследство сыну сто фунтов. Обрадованный наследник накупил множество хрупких вещиц вроде хрустальных кувшинов, фарфоровых тарелок, серебристых зеркал и прочего бьющегося товара в надежде продать его потом вдвое дороже. Однажды поутру, с удовольствием глядя на свои покупки и радостно предвкушая выгодную продажу, он удовлетворенно воскликнул: «Да, сто фунтов — это, конечно, не горсть изюму, это изрядные деньги, вон сколько товаров удалось мне накупить. Удачно распродав их, я получу сто фунтов дохода, и мой капитал удвоится. Причем никто не помешает мне снова пустить его в дело, чтобы получить четыреста фунтов. А четыреста фунтов — это уже почти состояние. До чего же быстро оборотистый человек становится богачом! Я пускаю четыре сотни в оборот — и вот неожиданно для других у меня уже восемьсот фунтов. Это ли не успех? Многие горожане почтительно прославляют мое богатство, однако я не останавливаюсь на достигнутом, ибо кто способен помешать моему дальнейшему обогащению? А восьмисотфунтовый капитал приносит солидный доход, и вот уже на моем счету две тысячи фунтов. Обладатель двухтысячного состояния известен всему городу, его слово считается законом, а я все торгую, и вот у меня на счету уже четыре тысячи, потом восемь, потом шестнадцать, и так продолжается до тех пор, пока я не завожу себе десятитысячные счета в десяти тысячах банков. И моя жизнь превращается в сплошное празднество — я пирую, веселюсь, шикарно одеваюсь и роскошествую, а когда иду по улице, все подобострастно склоняются предо мною. А впрочем, человек наживает деньги, чтобы нажить потом еще больше, и, прежде чем удалиться на покой, я умножаю свои капиталы до десяти тысяч десятитысячных счетов в десяти тысячах банков каждого из десяти тысяч городов, где мне угодно хранить свое достояние. Ну а теперь наконец можно подумать и о женитьбе. Только кого же мне взять в жены? Королева уже замужем… стало быть, принцессу! И вот свадьба сыграна, невеста приведена ко мне в дом, и я третирую ее, словно служанку, — ибо разве не муж я ей, не хозяин, не повелитель? Да будь она хоть трижды принцесса, но привело-то ее ко мне мое баснословное богатство, — и разве не вознесло оно меня выше королей? Разве кто-нибудь видел, как я прошу поесть во дворце ее отца? А когда приходит время моей семейной трапезы, я с презрением отвергаю приготовленную женой пищу; она впадает в отчаяние, призывает свою мать, и они обе опускаются передо мной