За синими горами (СИ) - Алина Борисова

Плохо помню, как забирали Ясино тело, и совсем не помню, как оказалась в тот день на берегу с ребенком на руках. Помню только, что яростный зимний ветер нещадно трепал мои нечесаные с утра волосы и безуспешно пытался сдуть слезы с замерзающих щек.

А я смотрела, как плещутся у моих ног волны, и вспоминала весну, где не было никакого моря. Где юные девы повязывали на ветви берез длинные разноцветные ленты и лились над зеленеющей долиной веселые песни. Где танцевала, смеясь, красавица Инга, и колокольчики на ее запястьях вторили безудержному смеху, а золотистые ленточки майского венка путались в прядях ее волос, слишком коротких, чтобы заплетать их в косы. Где стоял в тени большого клена Анхен, никем не узнанный и не замеченный, и отнюдь не жаждущий всеобщего внимания. Где держал меня за руку Петька, и лицо его еще не украшали шрамы той неудавшейся медвежьей охоты… Где-то там, за далекими вершинами гор, скрывалась моя страна. Несовершенная, как выяснилось — не единственная в мире, и, возможно, не самая свободная. И под звенящими браслетами Инги прятались два узких шрама невыносимой боли, а ее пальцам, так задорно прищелкивающим в танце, пришлось некогда заново учиться простейшим движениям. Но, может, потому и танцевала она столь совершенно, и смеялась столь искренне, что сумела, познав всю правду о своей стране, принять ее и любить всем сердцем. А я не смогла — ни любить, ни танцевать. И потому она где-то там, прекраснейшая Королева Мая, окруженная десятками поклонников и сотнями восторженных взглядов. А я здесь, у теплого, но чужого моря, затерявшаяся в огромном мире беглянка, с чужим ребенком у груди и могилой за спиной.

Надо просто любить, сказала мне тогда Инга, полюбить другого больше, чем самого себя. Смогу ли я полюбить вот этого, чужого и чуждого мне младенца, больше, чем саму себя? Смогу ли я научить любить ее? Любить людей больше, чем собственную жажду?..

А море билось у моих ног, когда-то желанное, теперь — ненужное, и обижалось, что я ему не рада. Ясмина любила море. Я — нет, эти тонны воды оставляли меня равнодушной. Может быть потому, что когда-то в храме аниары спели мне не самую добрую песню. Но жить у берега моря выпало мне. Вопреки аниарам жить-мне-выпало. Вопреки мальчику Мусе и тем судьям, что лишили меня когда-то человеческого достоинства. Вопреки Анхену, легко отправлявшему меня умирать то в горы, то в дом своего дяди. Вопреки Лоу, знакомство с которым началось с предложения сладкой смерти и закончилось им же. Вопреки Владыке…

Пришел Андрей, и, присев рядом, положил мою голову на свое плечо. И обнял нас — и меня, и маленькую, новорожденную Ясю, защищая от ветра. Заставляя задуматься, а там ли мой дом, где за каждой улыбкой пряталась смерть? Или все-таки здесь, в кольце его рук? Теплых, надежных, которые не станут кружить меня над пропастью ради остроты ощущений. Но постараются защитить от всех ветров на свете.

Эпилог

Было душно. И даже ветерок, лениво игравший легкими белыми занавескам, не вносил в дом ни свежести, ни прохлады. Впрочем, моей прекрасной малышке это не мешало. Она сладко спала, как обычно вывернувшись из всех пеленок. А я, хоть и собиралась хорошенько выспаться в тишине и покое, уснуть так и не смогла. Просто лениво валялась на кровати, радуясь столь редко выпадавшей возможности ничего не делать. И побыть наедине со своим сокровищем, своей сказочной крошкой, на которую я любовалась сейчас сквозь тонкие рейки ее кроватки, придвинутой вплотную к моей.

Андрей с девочками ушли на набережную. Там уже неделю, как открылся приехавший к нам на лето Луна-парк, и всю эту неделю сестрицы если только по потолку не бегали, выпрашивая себе качели-карусели. Однако толкаться в толпе народа с новорожденным младенцам на руках желания у меня было откровенно немного, и потому пришлось им дожидаться субботы, чтобы освободившийся от дел папа исполнил, наконец, их нехитрые детские мечты.

И сегодня, сразу после завтрака, они вприпрыжку убежали туда, где их ждали карусели, мороженое и даже купание на городском пляже, что после поглощения мороженого выглядело просто жизненно необходимым. Правда, всегда оставалось загадкой, почему мороженое Ксюшка уплетала одна, а отмывать, а потом и отстирывать от последствий данного процесса приходилось обеих. Но вдвоем сестрички делали все и всегда. Что, наверное, здорово, хотя дни своей первой беременности я до сих пор вспоминаю как самый страшный кошмар. Сравниться с которым по силе моего страха может разве что первый год Ксюшкиной жизни.

С Андреем мы поженились скорее вынужденно. Обстоятельства торопили нас, в другой ситуации я б, наверное, еще пару лет раздумывала о том, а стоит ли идти дальше поцелуев да ни к чему не обязывающих прогулок после работы. Но оставшись одна с младенцем на руках я была вынуждена принять предложение Андрея и переехать к нему. Только лишь переехать, он тоже отнюдь не рвался форсировать события. Но искренне считал, что благоустроенная квартира в двух шагах от больницы значительно больше подходит новорожденной и ее маме, чем съемная комната с удобствами во дворе на богом забытой окраине, куда, в случае чего, не добежать и не доехать. Да и платить за комнату стало отныне нереально, хотя мне и оформили на работе отпуск по уходу за ребенком, и совсем без денег я не осталась.

Однако, пока для нас с Андреем речь шла лишь о проживании в одной квартире, а попытки справиться с новой для меня ролью мамы, да еще и вампирского ребенка (от которого я просто не знала толком, чего и ожидать), отнимали все мои силы и время, «общественность», которой, как известно, до всего есть дело, судила и рядила об аморальности нашего сожительства. Не работай я вместе с Андреем в больнице и, более того, не будь я его подчиненной, на нас, быть может, обратили бы куда меньше внимания. А так ему стали уж слишком активно намекать о несовместимости подобного образа жизни с его высокой должностью.

И через два месяца после рождения Яси мы поженились. Я, честно говоря, планировала просто сходить в ЗАГС и расписаться, чтоб все от нас отстали, но Андрей настоял, чтоб свадьба была «настоящей». И было у меня белое платье, фата, катание на машине по городу и окрестностям, долгое праздничное застолье с коллегами и новообретенными родственниками. И тогда, и сейчас я считала все это долгое нудное мероприятие нужным скорее им, чем нам. А нам… Нам досталась самая «настоящая» брачная ночь, на которой Андрей, искренне считавший, что вынудил меня выйти за него замуж, даже и не собирался настаивать.

Но тут уже я сказала: «пусть будет». В конце концов, свадьба, так свадьба. И она была. И была, и была, и была… И все я, как выяснилось, могла. И гореть, и желать, и умирать от страсти, и вновь жаждать продолжения. Я пила его страсть как самый желанный нектар, и все не могла насытиться. Я казалась самой себе смертельно изголодавшейся вампиршей, жаждавшей не крови, но энергии сексуального безумия. Было ли это следствием моего бесконечного донорства, восстановление после которого было завязано на сексуальные энергии, и секса не хватало мне просто как витаминов? Или всего лишь следствием долгого воздержания? Или все-таки во всем виноват мой самый замечательный на свете муж, не желать и не любить которого оказалось для меня просто невозможным? Как бы там ни было, медовый месяц оказался для нас поистине медовым. Безумным, страстным, пьянящим.