Тамплиеры. Рыцари-храмовники - Пирс Пол Рид

фактически полностью принял версию событий, состряпанную королем и его чиновниками, и признал, что тот действовал «не из корысти», а «как правоверный католик, послушно следующий по стопам своих предшественников». Климент поручил епископам организовать в своих округах провинциальные советы по расследованию «злокозненных деяний мерзких тамплиеров». Такой совет должен был состоять из двух монахов-доминиканцев, двух францисканцев и двух кафедральных каноников. Для расследования деятельности ордена была создана отдельная папская комиссия в составе восьми спец-уполномоченных, и одновременно в Шинон — для допроса высокопоставленных узников — направили трех кардиналов. А на 1310 год Климент V назначил Генеральный церковный собор во Вьенне, на котором предполагалось обсудить дело тамплиеров, подготовку крестового похода и вопросы церковной реформы.

Что же побудило Климента V столь резко изменить свое отношение к тамплиерам? Возможно — но и маловероятно, — что на него повлияли признания свидетелей, хотя он слишком хорошо представлял методы, которыми эти показания добывались. Куда более реальной кажется версия, что он просто решил пожертвовать тамплиерами ради стабильности церкви и ради своих честолюбивых интересов. Об этом говорит и выражение, которое он использует в своем послании: король Филипп, дескать, «следует по стопам своих предшественников». Не только понтифик, но и все современники считали, что король Филипп IV унаследовал престиж и политический вес своего знаменитого деда Людовика IX Святого. А посему — в отличие от злосчастного императора Фридриха II, упорно, но безуспешно боровшегося с Папской курией, — французский монарх мог реально претендовать не только на светскую власть понтифика, но и на его духовный авторитет. Несмотря на мнение парижских ученых-теологов, что борьба с ересью является исключительной прерогативой самого папы, факты показывают, что королевский гнев был направлен не только против тамплиеров, но в равной степени и против тех, кто вольно или невольно поддерживал их.

Крикливые королевские глашатаи и целая армия наемных адвокатов умело играли на настроениях большинства европейцев, в сознании которых тамплиеры прочно ассоциировались с такими маргинальными общественными группами, как прокаженные, евреи и мусульмане. Незадолго до этого Карл II, двоюродный брат Филиппа IV, управлявший Южной Италией из Неаполя, изгнал из своих владений мусульманскую общину, которая когда-то обосновалась на Сицилии с позволения императора Фридриха II. Успех этих пропагандистских усилий виден хотя бы из письменного запроса, который папская комиссия направила королю Арагона Якову II: действительно ли тамплиеры принимали ислам и планировали в Гранаде вступить в союз с местными евреями и сарацинами? Имелись сведения, что некоторые из бежавших от преследования храмовников получили политическое убежище у мусульман: например, послом тунисского султана при дворе короля Якова II был бывший командор тамплиеров в одной из провинций Бернар Фонтибу. И королевские следователи стремились сделать эти сведения достоянием общественности.

Еще более действенной оказалось однозначное отождествление вышеупомянутых маргинальных групп с «силами тьмы». Обвинения в колдовстве и черной магии производили на умы средневековых людей неизгладимое впечатление. Изображения демонов неизменно присутствовали в барельефах и фресках кафедральных соборов и церквей; искренний страх перед сатаной испытывали не только необразованные крестьяне и ремесленники. Жак Дюэз — монах одного из монастырей в Гаскони, получивший кардинальскую митру из рук Климента V, а затем сменивший его под именем Иоанна XXII, — будучи родом из богатой купеческой семьи и получив университетское образование, панически боялся погибнуть от колдовской порчи и приказал инквизиторам тщательно выявлять всех, кто «заключил союз с нечистым». Он был абсолютно убежден, что многие просто маскируются под христиан, а сами давно подписали «тайный договор с дьяволом».

Из сказанного невольно возникает вопрос: а не мог ли сатана овладеть душой самого папы? И ответ на него далеко не столь очевиден, как кажется, тем более для таких опытных крючкотворов, как Гильом Ногаре и его коллега Гильом де Плезан, ревностно исполнявших задание своего «начальника», Филиппа Красивого. Пожалуй, только этим и можно объяснить столь упорное противодействие Климента V «христианнейшему из монархов». Разве у того же епископа Памьерского Бернара Сессе, посмевшего назвать Филиппа IV «глупой и косноязычной совой», не было такого советника из преисподней? В этом несчастный сам признался под пытками. Но самое важное — откровенным еретиком был смертельный враг короля Филиппа папа Бонифаций VIII, содомит и слуга сатаны.

Душевное состояние тех, чьему примеру папа Климент V, опасаясь обвинения в связи с дьяволом, не хотел следовать, было тяжелым. Помимо жестких и настойчивых нападок на тамплиеров король Филипп предложил провести посмертный суд над Бонифацием VIII по обвинению в ереси. Что касается церковного канона, то подобный прецедент в истории Рима уже имел место — с папой Формозом в 896 году. Сам Филипп добивался нового процесса, чтобы постфактум смыть с себя позор того святотатства, которое сотворил в Ананьи его приспешник Гильом Ногаре. Одновременно это позволило бы доказать всему миру, что он имеет право не просто судить подданных, но «также арестовывать и карать пап-вероотступников». В Папской курии было достаточно «бонифацианцев», и это подтолкнуло Климента к примирению с королем. Пожертвовать тамплиерами казалось меньшим злом — и Святой престол ими пожертвовал.

Частью намеченной Филиппом кампании поношения покойного понтифика была также канонизация Пьетро дель Морроне — папы-отшельника Целестина V, которого якобы незаконно сместил, а затем бросил в тюрьму и отравил коварный Бонифаций VIII. Окончательное признание того, что Целестин V вознесся на небеса, по мнению Филиппа, означало неизбежное падение строптивого Бонифация в преисподнюю. Поэтому процессу канонизации святого Целестина предшествовала целая серия инспирированных «чудес», рассчитанных на простолюдинов.

Под мощным напором могущественного французского монарха, который считал себя ответственным лишь перед Богом, и под влиянием собственного окружения Климент V оставался верен своей любимой тактике выжидания и затягивания и одновременно старался держаться подальше от эпицентра событий, передав практически все под контроль Филиппа Красивого. Политический хаос в Италии того времени не позволял папе вернуться в Папскую область, поэтому он создал новый анклав — со столицей в городке Авиньон, расположенном на берегу Роны, на самой границе Прованса. В августе 1308 года Климент V объявил, что папский двор покидает Пуатье и переезжает в Авиньон. Это считалось временной мерой, однако город оставался резиденцией католических иерархов в течение семидесяти лет.

Но даже после переезда в Авиньон, затянувшегося до марта следующего года, давление Филиппа Красивого на папу не ослабло. И перед самым отъездом из Пуатье Климент все-таки согласился на судебное расследование дела покойного Бонифация VIII, но пошел на это весьма неохотно, испытывая угрызения совести, поскольку отлично понимал, сколь губителен может быть этот суд для авторитета папской власти. За пределами Франции известие о предстоящем суде вызвало волну возмущения. И всем стало ясно, что