Золотая мафия - Василий Васильевич Моисеев

до местной кладези науки большого труда не доставило. Брать такси Вадим с Олесей не стали, и не в целях экономии денег, а из желания начать знакомство с городом уже из окна автобуса. Из такси или из маршрутки много не увидишь, с аборигенами не пообщаешься, местный говор не послушаешь.

Дорога от гостиницы заняла минут двадцать, учитывая множество остановок, принимая во внимание размеренную неторопливость движения, и вообще курортное настроение окружающих, среди которых приезжие отличались от местных именно своей суетливостью. Они будто стремились всюду успеть, все посмотреть, запечатлеть свои монументальные личности на фоне достопримечательностей, коих в городе-герое хватало, и вдобавок к этому не забыть хорошенько отдохнуть. По полной программе. С морем, с пляжем, с дискотеками, с посещением катакомб, и вообще с соблюдением всех культурных и развлекательных программ.

Как Вадим и обещал, тащить Олесю с собой он не стал, а проводил к вожделенному морю, благо институт располагался почти на побережье, в десяти минутах ходьбы от пляжа. Самым трудным отрезком на последнем пути к пенистым волнам оказался довольно-таки крутой и длинный спуск, зато сверху открывался изумительный морской вид. Кажется, сверху можно было видеть почти все Черное море, а если встать на цыпочки, то вообще увидеть Турцию. Олеся замерла в восторге и несколько минут любовалась открывшейся панорамой. Взгляд привораживала и песчаная полоска пляжа, тянувшаяся вдоль побережья, и волнистое море. Возле берега волны усмиряли свой норов и накатывались на пляж хотя и с шумом, отдаленно похожим на гул, но аккуратно. Море будто предупреждало курортников о своей силе и взывало к осторожности. Величественную картину дополняли стоявшие на рейде корабли, казалось, что они стали на якорь не в ожидании захода в порт, а специально для придания морскому пейзажу большей реальности и правдивости. Наверное, такие же пейзажи когда-то запали в душу юного Айвазовского.

— Красота… Правда, красиво?

Олеся повернулась к Вадиму в тот самый момент, когда он смотрел на часы, и обиженно буркнула:

— Чурбан ты, Ковалев, только работу и видишь. Иди в свой институт, дальше без тебя дойду. Не забудь вечером зайти, я буду возле вон того грибка.

Вадим улыбнулся. Невеста почему-то забыла, что в его биографии моря-океаны оставили очень заметный след.

— До вечера, — он поцеловал ее в щеку, — далеко не заплывай. И не забудь переворачиваться, а то обгоришь.

Технологический институт располагался в трехэтажном здании современной постройки, спрятавшемся от шумных улиц в зеленом тихом парке. Со стороны института не доносилось никаких голосов, никаких посторонних звуков, а слышалось лишь птичье щебетанье, и такая безмятежность вызвала у Вадима настороженную мысль, что он припозднился с визитом, и в институте никого уже нет. Кроме сторожа. Детектив немного успокоился, когда из здания вышли и направились к автобусной остановке две девушки и парень с тубусом в руках. Похоже, студенты. Институт жил своей обычной жизнью, и царившая вокруг его стен полная тишина этой жизни не мешала, а только способствовала. Архитекторы очень грамотное местечко подыскали для главного городского ВУЗа, почти единственного на всю Керчь. Молодцы, с душой подошли. Местные, наверное.

Обогнув институт, Вадим вышел к парадному входу и окончательно успокоился. У широкой стеклянной двери толпились несколько молодых парней, явно студенты, еще двое что-то внимательно высматривали на информационном стенде. Искали, наверное, свои фамилии в каком-то списке. Среди отчисленных, наверное. Охломоны. Именно с этих парней Вадим и решил начать знакомство с институтом. Поздоровался, поинтересовался:

— Не подскажете, в какой аудитории занимаются химики?

Мысли о том, что сегодня у химиков вообще могло не быть никаких занятий, лекций или лабораторных работ, Вадим не допускал. Не для того он приехал за полторы тысячи километров, чтобы попусту терять драгоценное время. Это было бы несправедливо. Парни переглянулись. Один из них, ростом превосходящий напарника на полторы головы, и потому, наверное, считавший себя лидером, переспросил:

— А кто конкретно нужен? Тут этих химиков как кур нерезаных. — Он сверху вниз глянул на товарища, будто в ожидании подтверждения своих слов, и хмуро добавил: — И ни одного умного. Только и знают, что неуды ставить.

Напарник кивнул головой. С преподавательским составом, судя по всему, институту сильно не повезло.

— Кого-нибудь с рыбного факультета, — пояснил Вадим, — консультация нужна.

— Дело нужное, — согласился высокий и снова опустил глаза на товарища, — кто технологам химию преподает?

Низкорослый над ответом долго не размышлял и навскидку назвал три фамилии:

— Ремов. Николай Николаич, кажется. Клюев еще. Как звать, не знаю. И Гордиенко Владимир Григорьевич. К этому не ходи, к этому бесполезно подходить. Принципиальный как гвоздь. Когда его сын в прошлом году поступал сюда в институт, он из Керчи на месяц уезжал. Прикидываешь?

Вадим изобразил на лице неподдельное изумление, хотя о причине отъезда преподавателя догадался.

— Зачем уезжал? Не хотел сыну помочь?

— Наоборот, чтобы люди не подумали, что сын поступил с его помощью. Прикидываешь, какие тут принципиальные преподаватели? Никаких поблажек не делают, вредины. Лобачевских из нас готовят. Кулибиных. Я в прошлом году, когда сопромат сдавать приехал, таблицу умножения не всю знал, и даже не учил ничего. И контрольные работы не сам делал. Зачем лишняя морока? Преподавателю так и говорю: зачем мне сопромат, если мне скоро в рейс на полгода, все равно все забуду. Какой в море сопромат? А он отвечает: вот когда изучишь мой любимый предмет хотя бы на четверть программы, тогда поймешь, зачем он нужен. Прикидываешь? И весь месяц меня мурыжил, вредина. Самое смешное, что через месяц я сам сдал зачет! Прикидываешь? Безо всяких «шпор». До сих пор не верю, как у меня это вышло. Как вспомню, так вздрагиваю. А вообще то, зайди лучше на второй этаж к методистам, они подскажут, где химиков искать.

Видимо, разговор о преподавателях, проявляющих чрезмерную принципиальность и непонимающих студенческую душу, показался друзьям незаслуженно долгим. Они были правы, эти рассудительные украинские хлопцы, они будто догадывались, что собеседник тоже дорожит временем. Импонировало, что парни разговаривали на русском языке, хотя листок на стенде информацию в массы нес на украинской мове. Не это ли, случайно, стало главной причиной отчисления касимовского студента-заочника? Обиделся, наверное.

Вадиму повезло. В методическом кабинете, едва он назвал факультет, на котором касимовский золотых дел мастер грыз гранит науки, молоденькая девушка сразу припомнила и фамилию странного студента, и назвала преподавателей-химиков. Ремов и Гордиенко. Странность поступка Дзюбы, по мнению методистки, заключалась в его неожиданном уходе из института. Оказывается, Дзюба успешно справлялся с учебной программой, никаких задолженностей не имел и никто его не отчислял. Ушел сам. По-английски, не попрощавшись, не уведомив деканат