Дракон с королевским клеймом - Оливия Штерн

— узкая деревянная полочка, и там сложены какие-то мелочи — крошечный стеклянный флакончик, какая-то тряпочка, синяя ленточка. Картина была завешена бархатной шторкой. Понимая, что этого ему уже не простят, Итан подошел и, не обращая внимания на предострегающий окрик Месхета, дернул ткань в сторону.

— Великие Пять! — король взревел раненным зверем.

Налетел ураганом, первый же удар пришелся в челюсть — хороший такой удар, из глаз буквально искры посыпались. Но второй удар Итан уже не пропустил, а сам с удовольствием впечатал кулак куда-то королю под ребра. Потом сгреб Месхета за ворот бархатного камзола и прямо в лицо ему выдохнул:

— Какой Бездны здесь делает портрет моей матери?

Сказал — и сам застыл ошарашенно. Потому что король побледнел так, что, казалось, из него выцедили всю кровь. Упаси Старица, ещё помрет. Итан отпустил его, даже оттолкнул от себя, но пальцы Месхета, судорожно стиснутые, так вцепились в ткань сюртука, что оторвать короля от себя не получилось.

— Врешь, — глядя безумно, прошипел король, — она не может быть твоей матерью! Мне сказали, что ее первенец умер!

Злость вперемешку с воспоминаниями ударили в голову. Итан все ж оторвал от себя скрюченные пальцы монарха и отшвырнул его к стене. Плевать, что поднял руку на короля. Теперь уже… все равно. Они просто уедут отсюда.

— Да лучше б умер, — выплюнул Итан, — но нет.

И вдруг успокоился. Ведь только что сказал самую большую глупость. Если бы не похищение, он никогда бы не встретил Вельмину де Триоль. Пожалуй, оно того стоило.

Он вздохнул, посмотрел на притихшего и смертельно бледного Месхета. Тот скорчился у стены, обхватил себя руками так, словно пытался выжать из легких последние капли воздуха. Смотрел на Итана исподлобья, но не зло, а как-то… испугано.

— Почему ты никому не показываешь этот портрет? — это Итан спросил уже спокойнее, — что тебе в нем?

Месхет судорожно выдохнул. И тихо сказал:

— Потому что я не желаю, чтобы кто-то даже смотрел на женщину, которую я любил, но потерял.

Итан замер.

Догадка, которая его осенила… Что ж, она не принесла радости. Только горечь сожаления о том, что все получилось именно так, и что ничего уже не изменить.

«Наденешь корону после того, как перейдешь топь».

— А что с ней сейчас, ты знаешь? — спросил он, не глядя на Месхета, только на лицо, навеки запечатленное на холсте.

— Она умерла, — едва слышно ответил король.

Боль обрушилась на Итана, сминая, комкая душу. Он как будто снова стоял в будуаре королевской фаворитки и смотрел на женщину, которая, казалось, смотрит на него из-за черты, и хочет обнять — хотя бы еще раз, самый последний, своего сына.

— Почему ты позволил ее забрать? — хрипло спросил он.

— Потому что, — король помолчал, затем вздохнул и продолжил, — потому что тогда я не был королем Кентейта. И ничего не мог сделать.

— Кроме как сделать ей на прощание ребенка, о котором тебе потом сообщили, что он умер, — подытожил Итан и повернулся к Месхету, — ну, здравствуй, отец.

Месхет, не говоря ни слова, выпрямился, снял с шеи — из-под сорочки — прозрачный камень на тонком шнурке. И осторожно, словно боялся сделать какое-нибудь лишнее движение, взял Итана за руку и приложил камень к запястью.

— Что это?

Итан руку вырвал. Ничего хорошего не ждешь, когда к тебе начинают прикладывать странные предметы, скорее всего, с наложенными заклинаниями. Камень в пальцах Месхета брызнул золотыми искрами.

— Это проба королевской крови, — хрипло ответил Месхет, — прости, но я не могу ее не провести…

Итан усмехнулся. Везде одно и то же. Как, однако, пекутся династии о том, чтоб им не подсунули чужого ребенка.

— И каков результат? — он приподнял брови.

— Ты ее прошел, — беззвучно, одними губами, сказал король, — добро пожаловать домой, сын.

***

В комнате повисла тишина.

Итан попросту не знал, что говорить, да и нужно ли.

Вид бледного, всклокоченного и растерянного короля почему-то раздражал. И все сказанное как будто не имело значения, ведь ничего не изменилось: он как был королем-драконом, так и остался, а Месхет как оплакивал давно потерянную любовь, так и будет оплакивать, пробираясь тайком в эту комнату, проводя часы перед портретом.

Но что-то сказать все-таки было нужно, и Итан произнес:

— Я бы предложил вернуться в ваши покои, ваше величество.

Месхет горько усмехнулся и кивнул. Ожидание в глазах.

— Понимаю. Но корону ты все равно унаследуешь.

— Мне не нужна ваша корона, — сказал Итан, — мне нужен был отец. Вернее, я так думал. Что он мне нужен. А оказалось, что это ничего не изменило.

— Не говори глупостей, — немедленно откликнулся Месхет, — ты — мой сын. Единственный. Ты, конечно, можешь меня винить в том, что я не выкрал Вирею, что не выкрал вас обоих. Но я тогда не был королем. Когда ты не король, твои возможности весьма и весьма ограничены. Более того, я не знал о том, что Вирея уехала, унося дитя под сердцем. Я узнал об этом гораздо позже, после того, как ты исчез… Кстати, где ты был все это время?

— Был женат, — коротко ответил Итан и усмехнулся. О, да. Он очень удачно был женат все эти годы.

— В общем, я узнал о том, что ребенок был моим уже после того, как ты исчез, — повторил король.

Он явно хотел сказать ещё что-то, но не успел. Где-то в коридоре раздался топот нескольких десятков ног, и Месхет, бросившись к портрету, спешно задернул бархатную шторку.

— Ничего никому не говори, — шепнул король, сжав руку Итану.

Еще через мгновение в дверях возник де Вер, растрепанный и запыхавшийся.

— А, Ваше Величество… Вот вы где… все в порядке? — острый взгляд, брошенный на Итана.

— Не все, — ответил король, — но я в порядке. Я благодарен тебе, Леман. Так что…

За спиной де Вера появились гвардейцы, но он замахал на них руками, мол, отойдите, не смейте…

— Ваша дочь исчезла, — торопливо сказал он, — полагаю, что вместе с магом Ардианом. А ее фрейлина…

— Что с Вельминой? — получилось так, как будто он это прорычал.

— Жива, — быстро ответил советник, — ее просто связали.

— Какая дура, — теперь король подал голос, —