Лодка - Лотар-Гюнтер Букхайм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Внимание. У нас новый порт приписки. Специя. Как вам известно, это в Средиземном море. Дозаправка — в Виго. На испанском побережье.
Никаких комментариев, ни слова разъяснений, ни слога извинений — ничего подобного. Он лишь произносит «Отбой», и потом еще один, прощальный, щелчок.
Свободные от вахты матросы обалдело смотрят в пространство. Помощник электромоториста Радемахер смотрит на свой бутерброд с маслом, словно его всучил какой-то незнакомец. Наконец Френссен нарушает наложенное на всех заклятие:
— Вот дерьмо!
— Полная задница! — следующий отзыв публики.
До них постепенно доходит смысл приказа: нет возврата на базу, которая стала им вторым родным домом. Ни малейшей надежды на то, чтобы фасонисто ошвартоваться, красуясь перед собравшимися репортерами и бригадой медсестер, которые все, как одна, сжимают перед своими до хруста накрахмаленными передниками огромные букеты цветов. Рождественское увольнение? Все это тоже осталось за бортом.
Они начинают злиться:
— Чертовски любезное обхождение!
— Им стоило бы надрать задницы!
— Если тебе это не нравится, можешь сойти и продолжать путь пешком!
— Боже мой, кто мог только представить такое!
Мой взгляд отыскивает прапорщика. Он ссутулился, сидя на своей койке, свесив руки промеж колен, лицо белое, как бумага, вперенный в пространство взор смотрит в никуда.
— Шеф будет в восторге от новости, — замечает Френссен. — Мы израсходовали почти все наши запасы. Горючего почти не осталось, и торпед — раз-два, и обчелся, так чего волноваться?
— Но Испания — нейтральная страна.
— Не забивай себе голову. Об этом позаботятся без нас!
— Для меня это все равно, что красная тряпка!
— Ты и раньше мог бы предсказать, что нечто подобное случится, если бы поглубже засунул себе палец в задницу!
— Все веселье у нас еще впереди!
В носовом отсеке по-прежнему царит небывалая тишина. Стук ведра, болтающегося меж торпедных аппаратов, кажется неестественно громким.
— Этот номер не пройдет, — наконец приходит к заключению Арио.
— Не старайся думать за командование, — отвечает Данлоп. — Ты никогда не слыхал о промежуточных дозаправках?
— Но какое отношение все это имеет к Испании? Как называется эта дыра, куда нас направили?
— Виго.
— Дерьмо! — выдает Бокштигель, — Дерьмо, дерьмо! — и затем. — Дерьмо на лошадиной заднице.
— Да они…они там… совсем спятили, свихнулись! — Жиголо просто трясется от негодования. — Средиземноморье!
Он призносит последнее слово с таким отвращением, что можно подумать, будто он говорит о вонючей сточной канаве.
— В Сен-Назере, видно, окончательно списали нас со счетов. Что будет с нашими вещмешками? — переживает Турбо.
— Их доставят твоим наследникам вместе с остальными пожитками! — утешает его Арио.
— Заткни пасть! — срывается Жиголо. Впрочем, шутка никому не пришлась по вкусу.
— Рождество с макаронниками! Кто мог подумать?
— Что значит «вместе с макаронниками»? Если тебе предоставят отпуск, то какая разница — пересечь Францию или пересечь Италию…
— Проехать вверх по Италии, — поправляет его Хаген.
— Ну да, — покорно соглашается Арио. Ясно, что он обдумает то, о чем никто не решается заговорить вслух: если мы вообще доберемся туда…
— Гибралтар — что там такого страшного? — пробует поинтересоваться Семнарист.
— Дурак останется дураком, никакие таблетки не помогут, — получает он первое разъяснение из какого-то гамака. А затем с нижней койки добавляют. — Такое создание, и все еще живет — а вот Шиллер умер!
— Бедняга, ни малейших познаний в географии! Ты, похоже, никогда не обращал внимания на то, как устроен Гибралтар. Пролив узкий, как щелка девственницы. Нам придется смазать всю посудину вазелином, чтобы проскользнуть через него.
— Это уже случалось однажды, — наконец замечает Хаген.
— О чем ты?
— Парень застрял и никак не мог вытащить свой член. Это приключилось с моим одноклассником. Его там зажало, как в тисках.
— Шутишь!
— Клянусь, это правда!
— И что потом?
— Ничего не помогало, так что они вызвали врача. Ему пришлось сделать даме укол…
Турбо, известный поборник точности, не удовлетворен рассказом:
- И как же позвать врача, если застрял в женской п…е?
На какое-то время ужасы Гибралтара перестают волновать общественность.
— Понятия не имею. Может, кричать?
— Или подождать, пока не выпадет снег.
Я обнаруживаю командира на центральном посту.
— Перемена занятий — лучший отдых, — замечаю я.
— Превосходный! — угрюмо отвечает он, потом поворачивается и пристально смотрит на меня. Как всегда, он жует чубук нераскуренной трубки. Мы некоторое время стоим друг напротив друга, как статуи, пока он не приглашает меня присесть рядом с ним на карточный рундук.
— Они, кажется, называют это «защита наших транспортных путей». Африка в огне, а нам отведена роль пожарных. Это настоящий кретинизм — перебрасывать наши подлодки в Средиземное море, когда их сейчас не хватает в Атлантике…
Я пробую быть ироничным:
— Вряд ли именно этим объясняется наше назначение в Средиземноморье. Командующий флотом, видно, дал маху…
— Непохоже, чтобы это была его идея. Все-таки он сделал все от него зависящее, чтобы не дать использовать нас преимущественно в качестве плавучих метеостанций. Каждая наша лодка должна быть задействована в боевых действиях. Для чего же еще создавали VII-C, как не для битвы за Атлантику?
До сего момента, как мне казалось, мы вольно бороздили океан на самостоятельном боевом корабле. Теперь мы не более, чем пешка в большой стратегии — пришедший издалека приказ развернул наш нос в сторону Испании; наши надежды на возвращение домой вместе со всем, что было с ними связано, рухнули…
— Хуже всего приходится шефу, — снова начинает командир, делая паузы в речи. — Его жена — через несколько дней она должна родить ребенка. У нас все так хорошо складывалось для того, чтобы он получил отпуск. Даже выход в дальний поход. Но, конечно, ни на что подобное мы не рассчитывали. У них нет даже своей квартиры. Дом полностью разбомбили, пока он был в позапрошлом походе. Сейчас они живут у родителей жены в Рендсбурге. Теперь он боится, как бы не случилось чего плохого. Его можно понять. С его женой что-то не то. Она едва не отдала богу душу во время предыдущих родов, а ребенок был мертворожденный.
Впервые мы обсуждаем чью-то личную жизнь. Почему Старик рассказывает мне все это? Это совсем на него не похоже.
Спустя час после обеда я получаю ответ на эту загадку. Старик занят заполнением боевого журнала, когда он замечает меня, пытающегося протиснуться мимо. Он останавливает меня:
— Одну минуточку! — и усаживает на свою койку. — В Виго я собираюсь отправить вас на берег — вас и шефа. В любом случае по окончании этого похода шеф должен покинуть лодку — так что все вполне официально.
— Но…
— Давайте обойдемся без геройства. Я как раз готовлю радиограмму. Вас и шефа как-нибудь проведут через Испанию — например, переодетыми в цыган.
— Но…
— Никаких «но». Это слишком рискованное путешествие, чтобы предпринимать его в одиночку. Я все обдумал. У нас есть там люди, которые позаботятся о вас как следует.
Все мысли в моей голове смешались. Покинуть сейчас лодку? На что это будет похоже? Прямиком через всю Испанию? Он вообще понимает, что делает?
Я нахожу Шефа на посту управления:
— Полагаю, вы уже знаете — Старик собирается отправить нас обоих на берег.
— О чем таком вы говорите?
— Мы сходим на берег в Виго — вы и я.
— Как так? — шеф втягивает щеки. Я вижу, что он размышляет. Наконец он произносит всего одну фразу. — Единственное, что я хочу знать, как Старик собирается остаться с этим бараном — и именно сейчас!
Больше он ничего не добавляет, и у меня уходит несколько мгновений на то, чтобы понять, что упомянутый баран — это его преемник.
«А как же прапорщик?» — думаю я. Если бы мы только могли взять и его с собой.
Когда я в следующий раз прохожу через центральный пост, штурман сидит за столом с картами. Наконец-то он снова может проложить наш маршрут прямыми линиями на карте. Все заняты. Никто не поднимает головы от работы: все стараются справиться внутри себя со своим разочарованием и своими страхами.
На второй день тревоги улеглись. От испанского побережья нас отделяют еще целых четыре дня крейсерского хода. Команда взяла себя в руки намного быстрее, чем можно было ждать от нее, учитывая низкий уровень ее духа. Со своей койки я слышу продолжение обсуждения знакомой темы:
— В прошлый раз мне действительно повезло: всю дорогу от Савене до Парижа в купе никого не было, кроме меня и девушки-радистки. Это было что-то: совершенно не приходилось напрягаться до седьмого пота — надо было лишь вставить ей и расслабиться, а всю работы за тебя сделает покачивающийся вагон. Но когда мы переезжали стрелку, я чуть не выскочил из нее.