Первый выстрел - Георгий Тушкан

Коля с силой размахнулся и запустил далеко в море плоский камень.

— Все равно там мечеть, — повторил Али.

Степан засмеялся:

— Правда, как попка! Придуриваешься. Хочешь, чтобы в Крыму опять был татарский хан, которым будет командовать турецкий султан? Турецким холуем хочешь стать? Дурак!

— Вот таких дураков и набирают в татарские эскадроны. Крым для турецкого султана завоевывать…

— В эскадронах этих не только одни татары. Там и русские офицеры есть, — сказал Юра, желая показать, что и он уже в курсе местных дел. — В эскадронах около двух тысяч русских офицеров, а будет еще больше.

— Ой, не бре! — предупредил Коля.

— Я никогда не брешу! — окрысился Юра.

Все удивленно посмотрели на него.

— Об этом сам граф говорил моей маме в Феодосии. «Татарские эскадроны в наших руках, — сказал он, — там уже есть две тысячи наших офицеров и еще добавим…»

— Вот так татарские эскадроны! — Коля обидно засмеялся. — Выкусил, Али?

— Все равно Степан неправ, — не сдавался Али. — На подводной лодке приехал не шпион, а большой мулла.

— Ха! А ты откуда знаешь? — удивился Коля.

— Знаю, и все!

— А разве мулла не может быть шпионом?

— Мулла — шпион?! — Али со злостью сжал кулаки.

— Эскадроны… Шпионы… — лениво растягивая слова, заговорил Манас. — Нам-то какое до всего этого дело? Давайте лучше купаться.

— Чур, не ссориться! — крикнул Сережа.

— Чур, не ссориться! — повторили другие.

4

Юра пришел домой, неся рубашку в поднятой руке, так как даже прикосновение легкой материи к коже вызывало жгучую боль.

Мать, увидев его, испуганно закричала:

— Ты сжег себя!

Всю ночь Юра не мог уснуть. Его знобило. Прилечь на постель — все равно что на горячую плиту. Когда тело смазывали кислым молоком — катыком, боль чуть утихала. Но катык очень скоро высыхал на раскаленной коже, трескался, и становилось еще хуже. Юра будил Ганну, и она, сонная, злая, поливала его холодной водой и снова смазывала катыком. Он забылся, сидя на стуле, только перед рассветом. Ему снилась подводная лодка, куда он проник и где было жарко, как в печке; снился горячий подземный ход, где на него сыпался раскаленный песок.

Али прибежал утром звать к морю, где их ждала лодка Степы, но Юру, конечно, не отпустили. А за деревьями сада так соблазнительно синело море — всего семьсот тридцать шесть шагов! Он вчера сам точно отсчитал это расстояние.

Что же делать? Юра решил хорошенько обследовать дом. В его длинной фасадной части были две большие комнаты и тарапан — винодельческий сарай. На его широких двустворчатых дверях, чтобы можно было въехать на телеге, висел тяжелый замок. Двери открывались очень редко — нельзя выпускать прохладу. Когда мама ушла, Юра взял ключ и проскользнул в ароматную полутьму тарапана. Вдоль стен, на бревнах, стояли бочки. В углу высился большущий каменный ящик. В нем, как сказал вчера Али, ногами давили виноград, и тогда сусло стекало через дыру в здоровенный дубовый чан, вроде перерезанной надвое бочки.

Широкий балкон перед домом был окаймлен невысоким деревянным бортом с калиточкой-входом. Черепичную крышу балкона поддерживали деревянные столбы. Между ними до самой крыши будто натянута густая сетка из вьющихся маленьких розочек: со двора и не видно, что делается на балконе. В углу наискось висит гамак. Здесь же, на балконе, круглый обеденный стол, стулья, скамейки. Одна комната, выходящая на балкон, была мамина, а вторая разделена шкафом надвое: в одной части стояли кровати Юры и Оксаны, за шкафом спала Ганна.

Низенькая дверца за углом тарапана вела в кладовку, а оттуда, Юра это знал, в подвал под домом. Очень хотелось туда проникнуть, но ключ лежал в переднике Ганны. Нечего и просить — не даст… Вообще, когда мама уходила, Ганна напускала на себя строгость, покрикивала, командовала им, как маленьким. Сзади дома соблазнительно темнело чердачное окно, но нигде не видно лестницы — по стене не влезешь.

Днем острая боль исчезла. Ганна помогла Юре смыть с тела остатки катыка. А под вечер Али привел всю морскую компанию. Парнишки поставили на стол корзину с большими двустворчатыми раковинами, обросшими водорослями:

— Мидии с фрегата! Тебе!

Подошла Юлия Платоновна, посмотрела и брезгливо спросила:

— Ну куда эту гадость?

— А вы пробовали? — поинтересовался Сережа.

— У вас рис есть? — подал свой голос Коля. — Дайте глубокую тарелку риса, не пожалеете. Это я вам говорю!

Когда Юлия Платоновна узнала, что рис собираются сварить с мидиями, она твердо заявила, что такую гадость есть не будет. Все же Юра выпросил немного риса.

Али и Степа ушли на кухню стряпать. Любопытная Ганна вызвалась им помочь.

Юлия Платоновна усадила Сережу, Колю и Манаса за стол, поставила блюдо с черешней, абрикосами и завела разговор о школе. Она хотела поближе познакомиться с мальчиками, ведь Юре придется учиться с ними в одной школе. Все мальчики окончили третий класс четырехклассного училища и перешли в четвертый. Но теперь это будет уже не училище, а гимназия. Приехало много учителей из Петрограда, Москвы, Харькова. И решено их училище преобразовать в гимназию.

Юлия Платоновна расспрашивала об учителях, о директоре. Мальчики отвечали спокойно и уверенно, нисколько не смущаясь. Юлии Платоновне больше всех понравился серьезный Сережа, сидевший на стуле прямо и очень толково, «интеллигентно» отвечавший на все вопросы. Порывистый и резкий Коля, азартно жестикулирующий, с его южным жаргоном и словечками вроде «а раньше!», очень насторожил ее.

Солнце опустилось, а морщинистые вершины скал все еще сияли. Жара спала. Было удивительно тихо, и в застывшем воздухе все сильнее чувствовался аромат цветов. Только с моря еле доносился шелест засыпающих волн.

Уличная калитка распахнулась, и во двор вошла дама с мальчиком и девочкой лет одиннадцати-двенадцати, одетыми в матросские костюмы.

— Соседи, встречайте визитеров! — громко объявила она на полпути к дому, остановилась у клумбы, сорвала розу и сунула ее в вырез матроски на груди девочки.

— Графиня с Васей и Лизой! — негромко сказала Юлия Платоновна и поспешила навстречу.

Мальчики переглянулись. На лице Коли появилась гримаса недовольства, он вскочил и кивком головы позвал друзей к выходу:

— Тикаем… Графиня со своим выводком…

Сережа молча показал ему на стул, и Коля сел.

— Какая красивая! — сказал Юра, глядя на высокую, стройную даму в огромной белой шляпе и белоснежном кружевном платье.

В руке она держала сложенный красный зонтик. Большие темные глаза будто мерцали из-под шляпы.