Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

Фэйли как раз добавляла горячей воды в лохань, когда Аллиандре с горечью произнесла:

— Вот идет Айз Седай.

Галина действительно была Айз Седай, с лишенным признаков возраста лицом и золотым кольцом Великого Змея на пальце, но она тоже носила белые одежды гай'шайн — из шелка, не менее толстого, чем иная шерсть! — а также широкий, изысканный пояс из золота и огневиков, плотно обхватывающий ее талию, и высокий ошейник ему в пару, украшенный драгоценными камнями, достойными монарха. Она была Айз Седай и иногда выезжала из лагеря в одиночку, но всегда возвращалась; и она вскакивала, стоило одной из Хранительниц Мудрости поманить ее пальцем, особенно Тераве, в палатке которой она часто ночевала. Последнее обстоятельство казалось наиболее странным из всех перечисленных. Галина знала, кто такая Фэйли, знала, кто ее муж и как он связан с Рандом ал'Тором, и угрожала открыть это Севанне, если Фэйли и ее друзья не выкрадут одну вещь из той самой палатки, где она спала. Это было третьей ловушкой, расставленной для них. Севанна была без ума от Ранда ал'Тора — неизвестно, почему она вбила себе в голову, что он почему-то должен на ней жениться; и если она узнает о Перрине, Фэйли никогда не позволят надолго исчезнуть с ее глаз, и тогда о побеге можно забыть. Ее посадят на привязь, как привязывают козу, чтобы приманить льва.

Фэйли не раз видела, как Галина раболепствует и покорно исполняет приказы, но сейчас Сестра скользила по площади как королева, презирающая окружающую чернь, Айз Седай до мозга костей. Здесь не было Хранительниц Мудрости, перед которыми ей следовало пресмыкаться. Галина хороша собой, но отнюдь не красива, и Фэйли не понимала, что Терава нашла в ней, разве что просто получала удовольствие от того, что помыкает Айз Седай. Но это все равно не было ответом на вопрос, почему эта женщина оставалась с Теравой, когда та, казалось, использовала любую возможность, чтобы унизить ее.

Остановившись в шаге от стола, Галина посмотрела на Фэйли с Аллиандре с легкой улыбкой, которую можно было посчитать сочувственной.

— Вы не очень-то продвинулись в выполнении своей задачи, — произнесла Галина. Она имела в виду отнюдь не стирку.

Ее фраза была обращена к Фэйли, но ответила ей Аллиандре, в голосе которой сквозило еще больше горечи, чем раньше.

— Майгдин этим утром пошла добывать твой костяной жезл, Галина. Когда мы получим от тебя хоть частичку той помощи, что ты нам обещала? — Помощь в побеге была той морковкой, которую Галина держала у них перед носом, одновременно подгоняя их палкой в виде угрозы разоблачения Фэйли. До сих пор, однако, они видели только палку.

— Она пошла в палатку Теравы сегодня утром? — прошептала Галина, и кровь отхлынула от ее лица.

Лишь тут Фэйли осознала, что солнце уже наполовину село, и ее сердце болезненно забилось. Майгдин уже давно должна была вернуться.

Айз Седай казалась еще более потрясенной, чем она.

— Сегодня утром? — повторила Галина, поглядев себе через плечо. Она вздрогнула и издала тихий вскрик, поскольку в этот момент из толпы гай'шайн, заполнявшей площадь, появилась Майгдин.

В отличие от Аллиандре, золотоволосая горничная в плену с каждым днем становилась только крепче. Она отчаялась не менее, чем остальные, но каким-то образом обращала свое отчаяние в решимость. Майгдин всегда держалась так, словно была королевой, а не горничной, — впрочем, большинство горничных держатся именно так, — но сейчас она шла нетвердым шагом, глядя прямо перед собой пустыми глазами. Подойдя, она обеими руками зачерпнула из ведра воды и жадно выпила, вытерев рот тыльной стороной ладони.

— Я убью Тераву, когда мы будем уходить, — глухо сказала Майгдин. — Я хотела бы убить ее прямо сейчас. — В ее голубых глазах снова появились жизнь и пламя. — Ты вне опасности, Галина. Она решила, что я хотела обокрасть ее. Я даже еще не начала искать. Что-то… что-то произошло, и она ушла. Предварительно связав меня, оставив на потом. — Ярость исчезла из ее взгляда, сменившись удивлением. — В чем дело, Галина? Даже я чувствую, а ведь у меня так мало способностей, что Хранительницы Мудрости решили, что я не представляю опасности. — Майгдин могла направлять силу. Правда, неуверенно и очень немного — Белая Башня скорее всего отослала бы ее уже через пару недель; сама она говорила, что даже и не пыталась ходить туда, — так что ее способности вряд ли могли хоть как-то помочь им в побеге. Фэйли хотела спросить, что она имеет в виду, но не успела.

Лицо Галины оставалось по-прежнему бледным, но тем не менее она была спокойна, как истинная Айз Седай. Не считая того, что схватила Майгдин за край капюшона, прихватив при этом прядь ее волос, и притянула ее голову к себе.

— Тебе не стоит беспокоиться о том, что происходит, — холодно произнесла она. — Это не твое дело. Единственное, о чем тебе стоит беспокоиться, — это как достать для меня то, что мне нужно. Но об этом ты должна заботиться как следует.

Прежде чем Фэйли успела прийти Майгдин на помощь, рядом с ними появилась еще одна женщина в широком золотом поясе поверх белого балахона; она оттолкнула Галину, уронив ту на землю. Приземистая и невыразительная, Аравин выглядела усталой и покорной, когда Фэйли в первый раз увидела ее — в тот день, когда амадицийка протянула ей золотой пояс, который был на ней и теперь, и объяснила, что теперь она находится на службе у «леди Севанны». Последующие дни, однако, ожесточили Аравин еще больше, чем Майгдин.

— Ты с ума сошла, разве можно поднимать руку на Айз Седай? — воскликнула Галина, поднимаясь на ноги. Отряхивая грязь с шелкового балахона, она направила всю свою ярость на приземистую женщину. — Да я тебя…

— Должна ли я сказать Тераве, что ты применяла силу к одной из гай'шайн Севанны? — холодно прервала ее Аравин. Ее речь была правильной. Должно быть, она была из семьи торговцев, или, возможно, даже из благородных, но Аравин никогда не рассказывала о том, кем была до того, как начала носить белое. — В последний раз, когда Терава поймала тебя на том, что ты суешь свой нос туда, куда она тебя не просила, твои вопли и мольбы были слышны всем за сотню шагов.

Галина буквально тряслась от ярости; впервые Фэйли видела, чтобы Айз Седай так осадили. Сделав видимое усилие, она овладела собой. Почти. Ее голос сочился ядом.

— Айз Седай делают то, что они делают, исходя из собственных соображений, Аравин, соображений, которые тебе, возможно, недоступны. Ты пожалеешь о том, что оказалась у меня в должницах, в тот день, когда я решу, что настало время расплатиться. Ты пожалеешь об этом всем своим сердцем. — В последний раз отряхнув свой балахон, она двинулась прочь, похожая уже не на королеву, презирающую чернь, а скорее на леопарда, которому преградила путь какая-то овца.