Солдат трех армий - Бруно Винцер

Первого мая 1957 года в Гамбурге-Осдорфе я вместе с другими «новичками» получил бундесверовское обмундирование: вместо сапог и бриджей – длинные брюки и ботинки, а вместо френча – двубортный пиджак, который смахивал на форму гостиничного портье. И никакого ремня с портупеей, словом, «шмутки», которые только потому именовались формой, что их носили все. Вместо офицерских погон на мундиры были нашиты простые матерчатые полоски. Маскировку завершала фуражка с высокой и жесткой тульей без серебряного шнура. Нас можно было принять за кого угодно: за железнодорожников, лесничих, почтовых служащих, кондукторов, но на солдат мы ничуть не походили.

Вырядившись таким манером, мы отправились обедать в офицерскую столовую. Денщиков здесь не было. Мы восприняли как милость судьбы, что грязную посуду уносили официантки. И при всем том кто-то из нас сказал:

– Да, господа, это оно самое и есть – новое в армии. Придется нам перестраиваться. В бундесвере обстановка вроде бы культурней и приятней. Прежнему солдафонству конец.

Мой сосед по столу, обер-лейтенант, был в полном восторге. Во время войны ему, тогда еще лейтенанту, немало пришлось вытерпеть от начальства. Теперь служба стала как будто спокойнее, и это его весьма устраивало. Правда, благость «мягкого курса», полагал этот обер-лейтенант, распространяется преимущественно на него, а солдат следует гонять по-старому, для солдат это правильное обращение. Я невольно рассмеялся и сказал:

– Вы, очевидно, не замечаете, что у вас для всего две различные мерки? Но я, конечно, жажду узнать, что у них здесь получится, удастся ли действительно установить новые отношения в армии.

– В этом я уверен, господин капитан, и все-таки без нажима не обойтись. Каким же еще способом можно сделать солдатами необученных парней?

– Насколько я понимаю, только одним способом: давая им хорошую специальную подготовку и воздействуя только убеждением.

– Воздействовать убеждением можно, и то с грехом пополам, только на нас, старых вояк. А с новобранцами, как и прежде, без пинка в зад не обойдешься.

– Ладно, скажем, что нужна строгая военная подготовка; но мы не должны забывать, что только примерно половина ребят идет в бундесвер добровольно.

– А нас с вами и прежде никто не спрашивал, хотим ли мы в армию, господин капитан. Служба есть служба.

Из Мюнхена в Карлсруэ

Первый инструктаж отнял у нас около недели. По плану за те немногие часы, что мы занимались гимнастическими упражнениями, мы должны были вернуть себе гибкость, а на занятия конституцией, о которой мы почти все без исключения понятия не имели, дали только один час.

Получив такую «подготовку», мы уехали в Мюнхен, в инженерно-саперную школу, на несколько более длительный срок для изучения инфраструктуры. Никто из нас не знал, что скрывается под этим таинственным названием, однако мы скоро его разгадали. Подразумевалось строительство аэродромов, сооружение складов боеприпасов и горючего, подземных либо иначе защищенных гаражей для машин и постройка казарм. Кроме того, мы получили представление о снабжении авиации, о жестких или эластичных трубопроводах, о бомбах и ракетах и довольно существенную информацию о НАТО, ее стратегии и тактике.

Из нас предполагалось сделать специалистов по планированию всех строительных сооружений для авиации. Моделью для нас служил опыт и навыки американских военно-воздушных сил. На нас обрушилась уйма новых технических терминов, к тому же большей частью сохранивших свое первоначальное значение на английском языке. И я пожалел, что был нерадивым учеником в реальном училище, но, увы! – я не любил иностранные языки.

Каждую неделю нам давали тест и ставили отметки – нелегкое дело для нас, давно уже расставшихся со школьной скамьей. Сначала нам – по американскому образцу – раздавались опросные листы, где надо было из каждых трех напечатанных ответов на вопросы выбрать и отметить крестиком правильный. Затем нам раздавали анкеты только с вопросами, на которые мы сами должны были отвечать. Под конец мы писали сочинения.

По воскресеньям мы осматривали – в штатском, разумеется, – Мюнхен и окрестности. Мы знали, что нам не следует посещать в военной форме швабингские кабачки в артистическом квартале города, ибо там запросто могли освистать или вышвырнуть нас за дверь. На форму бундесвера смотрели безо всякого удовольствия, а в Мюнхене-Швабинге и подавно.

Я зашел в «Бюргербройкеллер», где когда-то начинал Гитлер свою политическую карьеру. Там подавали жареные колбаски с мюнхенским пивом, а под вечер случались потасовки, хотя никто в военной форме туда не являлся. Если под рукой не было «пруссака» или вообще «пришлого»{52} человека, с которым можно затеять драку, добрые баварцы ссорились между собой, подчас даже из-за «полютюки»{}n».

Каждую субботу нас посещал патер, который разъезжал на «фольксвагене» («опеле»), любил выпить у нас в столовой кружку пива и вел с нами душеспасительные беседы. Он принадлежал к числу тех немногих людей, которые ничего не имели против нашей формы и даже горячо за нас заступались. К этому обязывала пастора военно-церковная служба.

Другим видом «обслуживания» были лекции о так называемых правилах житейского поведения. Эти занятия вел протестантский священник. От своего католического собрата он отличался только тем, что носил костюм, галстук и воротничок. В вопросе о ремилитаризации и в своем страхе перед «красной опасностью» они проявляли полное единодушие.

Двое из наших сокурсников сдали обмундирование в каптерку, сложили чемоданы и вернулись к своей гражданской профессии. На их взгляд, бундесверу не хватало «молодцеватости». Скоро обнаружилось, что им нужно было только запастись терпением.

А мы продолжали зубрить, писать тесты и получать отметки. Кто не просил о зачислении в какой-нибудь определенный гарнизон, получал, окончив курсы, назначение через отдел кадров бундесвера в Бонне.

Перед нашим отъездом состоялся прощальный вечер, на котором присутствовал начальник курсов подполковник Даумиллер, один из первых офицеров, принятых в бундесвер, который проходил инструктаж в США. Я очень ценил его за знание дела, за умение передавать свои познания другим, за то, что он был доступен для каждого и никогда не повышал голос, хотя всех держал в руках, К сожалению, я мало встречал таких даумиллеров, но, будь их даже больше, сущность армии – сейчас мне это ясно – не изменилась бы.

Эти «офицеры с душой», как их часто называют, бывали во время войны – правда, в редчайших случаях – фанатичными национал-социалистами. Однако их образцовое отношение к подчиненным, их чувство товарищества объединяло вокруг них людей в крепко спаянное содружество; солдаты шли за такими командирами в огонь и в воду. Помимо своей воли и сами того не зная, эти «офицеры с душой» не только становились живым руководством к действию, воплотить которое тщетно старались фанатичные приверженцы Гитлера, но и немало способствовали укреплению фашистской системы. В конечном счете роль их в бундесвере нисколько не изменилась.