Живая статуя - Наталья Якобсон

Я не слышал шагов за дверью, но замок вдруг протяжно скрипнул. Одна не слишком громоздкая маска позора выскользнуло у меня из-под пальцев и скатилась со стола, при этом наделав много шума. Я быстро отпрянул назад, потому что эта железяка, по форме напоминавшая безобразную голову, подкатилась прямо к моим ногам и коснулась носков сапог.

— Что за… — я чуть было не выругался шепотом, но тут ощутил на своем запястье чье-то прикосновение. Тонкие, костяные пальцы скелета обвились, как наручник, чуть ниже моей ладони и слегка сдавили. Мне не чего не стоило просто отдернуть руку и рассыпать их в прах, но я был слишком изумлен. Стало интересно, а что же будет дальше. Неужели скелет попытается причинить мне боль? Мне, тому, кто от людей привык оставлять один прах, а не кости.

— Ну, что испугался? — пророкотал он голосом, больше похожим на какой-то шум или скрип, чем на членораздельную речь.

Удавка, обвившаяся вокруг черепа, сползла на пустые глазницы, но я успел заметить, как в них блеснули красноватые огоньки.

Я бы, наверное, еще долго оторопело смотрел на обнаглевшего мертвеца, если бы в этот миг костяная рука не разжалась. Скелет снова стал безвольным и мертвым, а кто-то, ловкий и озорной, всего на миг вселившейся в него, с хохотом вылетел наружу, пронесся у меня над головой и больно дернул за локон, спадавший на щеку.

Дух, стороживший Августина! Я сразу понял это. Другой, игравший с замком, тоже подлетел ко мне и засмеялся прямо в ухо. Шутники были крайне довольны собой и своей изобретательностью. Подумать только, им удалось сбить с толку самого императора нечисти. Здесь было, чем похвастаться перед соплеменниками.

Ну, с вами-то я всегда успею разобраться, быстро решил я. Не хватало только еще прямо сейчас выяснять отношения с ними. Пусть немного погуляют на воле, а потом я сумею переловить их всех и устроить им допрос.

Слишком озорная компания чужих духов уже успела мне надоесть. Они уже не раз перешли границы дозволенного, и их счастье, что голова у меня сейчас была занята другими заботами.

Я так разозлился на них, что не сразу заметил, как чье-то, почти полностью слившееся с темнотой, угловатое тело бесшумно юркнуло мимо железной девы и подобралось к окну. Этот кто-то был не из людей, это ощущалось уже по запаху. Пахло только кровью, причем как ни странно, свежей, но не чувствовалось при этом ни запаха пота, ни благовоний, ни живой плоти, ничего чтобы могло говорить о приближении человека. Один ловкий бросок руки, и я схватил лазутчика за воротник. Не последовало ни удивленного вскрика, ни жалоб, ни просьб о пощаде, только тихий, подавленный шепот:

— Монсеньер…

Пойманный даже не пытался оказать сопротивление, потому что заранее знал, что сопротивляться бесполезно.

— Алистер! — я узнал темные, курчавые волосы. В полутьме они казались чернее воронова крыла, но это еще не опознавательный знак. У всех теней волосы иссиня-черные. Я назвал имя наугад и не ошибся. Чистое, овальное лицо, поднятое на меня, с большими, чуть раскосыми глазами и тонкими скулами могло принадлежать только Алистеру.

— Разве вы меня не узнали? — спросил он таким пугливым и обиженный тоном, будто я уже успел его отколотить.

Узнал? Как можно узнать чужую тень? Члены тайного общества с волосами, окрашенными в глубокий, черный цвет, и в неизменно-темной одежде, были, как близнецы, неотличимы друг от друга.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — сухо произнес я, все еще не выпуская его воротник. — Ты не один…

Я принюхался к воздуху. На ком-то еще ощущалась свежая кровь, и они были не из инквизиторов.

— Со мной еще Джулиен и Гонория, — смущенно пробормотал пленник. — Мы приходим сюда, когда становится слишком…голодно. Здесь, как и любых других тюрьмах, никто не обращает на нас внимания. Люди умирают каждый день. Инквизиторам все равно, кого жечь на костре, умирающих или обескровленные трупы, а нам нужна пища.

Он шептал приглушенно, но с чувством.

— А в городе…

— Нас слишком много для одного города, — вздохнул Алистер. — К тому же, здесь к смерти привыкли, а на улицах это каждый раз событие. Вы же сам не позволяете нам посещать другие места.

— А ты хочешь нарушить мой запрет?

— Что вы? — он поежился. — Я только хотел сказать, что нахожу это здание отличным местом для охоты. Шарло тоже приходит сюда, но он заглядывает только в каменные мешки.

— А ты?

— Я поднялся наверх в первый раз, честно, — он бы торжественно поклялся в этом, если бы я потребовал от него клятвы. — До этого мы посещали только темницы. Вы ведь не возражаете против наших визитов туда.

Вместо ответа я медленно разжал пальцы, выпуская край его воротничка.

— Вы ведь на нас не сердитесь, — все еще бормотал он.

— Надо было сжечь вас всех, еще до того, как вы стали такими, — задумчиво пробормотал я. Это их долговечное, преступное существование стало обузой и для меня, и для города, и для них самих.

— Но мы же не виноваты, — пробормотал Алистер. Его лицо исказила скорбная гримаса. Я отвернулся, потому что не мог больше выносить это зрелище. Его лицо было таким же молодым, как и полвека назад. Ни одной морщинки, ни одного изменения, но, сколько неприятных воспоминаний связано с этим лицом.

— Виноваты, вы все виновны и отлично осознаете это, — возразил я. — Никто не заставлял вас поддаваться на провокацию, брать листовки и наносить тайный визит. Никто не мог приказать вам служить ему…

Все эти тайные собрания, преступления, похищения людей, пригодных для того, чтобы вернуть их вождю молодость. Ничто, кроме собственного стремления к безграничной власти, не заставляло их вступать в общество теней. Они хотели получить эту власть любой ценой, а получили только проклятие.

— Я не сам пришел туда, меня привел друг, — начал оправдываться Алистер. — Кто-то сунул мне листовку в руку во время карнавала, а потом приятель рассказывал мне что-то о великих планах господина, в то время как мы шли по ночным улицам. Я не хотел вступать туда, но так вышло. Каждый, кто приходил к ним, становился либо посвященным, либо трупом. А потом пришли вы… Нас всех предупредили о приходе союзника, но вы… Вы появились на переломе эпохи и стали рассказывать нам о том, что тот, кто руководит нами, проповедуют одну ложь.

— Не в таких словах, — возразил я на его восторженную речь.

— Слова были другие, но истина та же самая, — он потупился.

— Я пришел слишком поздно и никого не успел спасти, — у меня уже не осталось никакого желания проказить, хотелось поскорее уйти из этого жуткого места, по которому, как саранча, рыскают тени, почуявшие, что можно свободно пировать там, где все и так приговорены к казни. Я хотел улететь отсюда и не оглядываться.