Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется - Александр Дмитриевич Витковский

Мы принимали поздравления, нам дарили подарки, но только Гоар и я знали, что это, если можно так выразиться, «липовый» праздник.

— А как же вы отмечали настоящий день рождения?

— Чаще всего вдвоем. Готовили дома небольшой праздничный ужин или выбирались в ресторан, где проводили вечер за бутылкой шампанского.

— При этом поздравляли друг друга и дарили небольшие подарки где-нибудь па улице или в машине,—добавляет Гоар Левоновна.—Сами понимаете, дома или в ресторане мы этого делать не могли. Ведь если бы мы стояли на «прослушке», нас расшифровали бы в мгновение ока.

—Впрочем, иногда мы приглашали на этот праздник самых близких друзей,—вспоминает Георгий Андреевич.—Но даже перед ними приходилось легендировать истинный повод торжества. Однажды, когда праздновали мой настоящий день рождения, я сказал друзьям, что отмечаем дату моего первого знакомства с будущей женой. Все поверили...

—А приходилось ли вам в столь знаменательный для вас день заниматься оперативной работой?

— Конечно. Ведь для всех это был обычный день, и никаких скидок на особенность момента пс было. Так что приходилось и тайниковые операции в этот день проводить, и шифрованные радиограммы принимать, и даже в вербовочных мероприятиях участвовать. А вечером—за стол с чувством выполненного долга. Иногда даже и в Новый год нужно было работать. Для разведчика, а тем более нелегала, праздников не бывает.

— Какой день рождения запомнился больше всего?

— Конечно, 17 февраля 1964 года. Тогда нам повезло — мы оказались дома, в Советском Союзе. Хотя и говорят, что 40-летний юбилей мужчинам отмечать не принято, по мы отпраздновали по полной программе. Гостей собралось немного, но это были самые дорогие и близкие нам люди. Наверное, обычному человеку не понять, как это прекрасно — отмечать праздник у себя на родине, в кругу родственников и самых близких друзей, ни от кого не скрываясь и не конспирируясь... Поверьте, это дорогого стоит. Ведь впереди нас ожидала очередная загранкомандировка.

— Скажите, какие сны сейчас вам снятся?

— Я вообще никаких снов не вижу, — смеется Георгий Андреевич. — Сплю крепко, как младенец. О снах вы спросите Гоар.

— О-о о. Я почти каждое утро начинаю с того, что рассказываю мужу о своих снах. Чаще всего это впечатления прожитого дня, трансформация каких-то ярких событий и образов.

— - А бывают ли сны из той, нелегальной жизни? Ужасы, кошмары, пережитые страхи?

—Конечно, во сне часто возвращаешься в прошлое. Снятся давние друзья, знакомые. Но ужасов нет; в холодном ноту не просыпаюсь.

— По в вещие сны вы верите?

— Как-то однажды, очень давно, я увидела во сне своего отца. Он стоял на полу, а потолок был весь разрушен. Через несколько дней получаем короткую шифровку, что мой папа умер. Мы были тогда в ужасной стране с драконовским полицейским режимом. Выехать невозможно. Я заперлась в своей комнате и два дня не выходила оттуда. Зубами угол подушки закусила, чтоб не реветь белугой — ведь не дай бог, кто услышит, — и только всхлипывала потихоньку... Думала, не переживу, что не смогла проводить отца в последний путь... А туг нужно идти на торжественный прием, изображать радушие, улыбаться. А на душе—мрак, пустота и кошки скребут. Георгию тоже не повезло. На похороны своей матери он опоздал на неделю. Вот с тех пор мои сны сбываются, и почему-то чаще всего — плохие.

— А не хотелось ли вам побывать в тех местах, где вы работали?

— Где работал — нет. Ведь многих людей, кто нам близок и дорог, уже нет в живых. К тому же мы уже столько объездили, столько видели, что, наверное, хватит. А вот в Иране, где прошла юность, хотелось бы побывать. Однако теперь, когда нас хоть и частично, но все же рассекретили, путь в эту страну нам закрыт. Но зато мы объездили почти всю Россию. Это очень здорово. У нас удивительная и прекрасная страна.

ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ

В этой необычной и гостеприимной семье я, кажется, мог бы с удовольствием прожить неделю. Но, думаю, и этого времени не хватило, чтобы расспросить Гоар Левоновну и Георгия Андреевича обо всем, что меня интересовало. За окном уже смеркалось, в гостиной, где мы сидели, зажгли свет, и я, чтобы сэкономить время, попросил разрешения у своих новых знакомых провести журналистский «допрос с пристрастием». Как в американской разведке — вопросы, что называется, «в лоб» и, по возможности, короткий и точный ответ.

— Вы крещеные?

— Конечно.

— А верующие?

— Даже не знаю, как ответить... Но в церковь ходим, хотя и не очень часто.

— Сколько языков знаете?

— Русский, армянский, азербайджанский, фарси, английский, ну и еще пару-тройку. В общем, в каждой стране, где работали, приходилось изучать язык.

— На каком говорите дома между собой?

—На русском. Но иногда, когда не можем вспомнить какое-нибудь слово, говорим на том, какой быстрее приходит в голову. А если к нам приезжают из Армении родственники — на армянском. А во время нелегальной работы говорили и думали на титульном языке страны пребывания.

— У непревзойденного подпольщика Ульянова-Ленина было более пятисот конспиративных имен и оперативных кличек. Сколько псевдонимов было у вас?

— Всего два. Анри и Анита, Амир и Амирова. Это значит, что мы нигде не засвечивались, и нас не раскрыла ни одна из контрразведок. А псевдонимы изменили в Центре, когда мы меняли страну пребывания. Степень конспирации была настолько высока, что даже правительственные указы о присвоении мне звания Героя Советского Союза и награждении Гоар орденом Красного Знамени были подготовлены на другие, вымышленные фамилии. Уже позднее, после нашего окончательного возвращения на Родину, эти документы переделали на наши подлинные имена. Тем не менее, соблюдая строжайшую тайну, награды нам вручали ни в Кремле и даже не на Лубянке, а па конспиративной квартире, куда специально приехал председатель КГБ Виктор Михайлович Чебриков.

— Ваши родственники и друзья знали о том, где вы работаете?

— Только самые близкие родственники, мои отец и мать, брат и сестры. Да и то потому, что сами участвовали в этой работе, — говорит Георгий Андреевич. — А остальные — конечно, нет. До них была доведена легенда, что мы дипломаты, работаем в далекой стране, где затруднена переписка, сложные внешнеполитические отношения с Советским Союзом, опасная внутриполитическая обстановка, ну и так далее.

— Как часто за все сорок с лишним лет нелегальной работы вам приходилось приезжать в отпуск на Родину?

—Это зависело от многих