Хулиганы города Китежа. ч.2 Дебильный демон - Александр Петрович Богатырёв

гонениями со стороны некромантов, пытающихся её поймать и «пустить на опыты». А тут ещё и такой великий стимул хватать и использовать - таки попалась.

Глава двадцать седьмая. Судьба предателей

Коля очнулся во тьме. Тьма окружала его со всех сторон. Тьма была везде, кроме его собственного тела. Как ни странно, но он видел себя. Да ещё в мельчайших подробностях, что в обычной тьме было бы невозможно.

Был он одет в куртку, в которой он уже с конца сентября ходит в школу, из-под куртки были видны брюки школьной формы из чего Коля сделал вывод, что до дома он так и не дошёл. Странная мысль «так и не дошёл до дома», высветилась в сознании и озадачила его.

Почему, не дошёл до дома?

Что помешало?

И почему он во тьме?

Да ещё один.

Может сплю и мне снится такой странный сон? - подумал Коля. - Наверное да. Иначе бы помнил как дошёл до дома. Ведь если мне снится сон, значит я дома.

Позвать кого?

Но кого?

Коля попытался. Но слов не было. Из горла даже писка не вырвалось. Но зато от его тела пошла волна. Серебристая. Красивая. Из миллионов серебряных искорок.

И неожиданно, рядом, туда, где приходила волна, высвечивались фигуры. Но как-то странно. Как светящиеся контуры.

Какая-то очередь. Из детей. В конце стоит взрослый. В платье. Такой же как...

Коля присмотрелся к контуру.

«Да не! - удивился он. - Это не тот самый дядичка, что был в церкви! Тот, который меня ещё хотел зазвать к себе! Какой-то незнакомый...».

У Коли как-то вылетело из головы воспоминание о только что произошедшем конфузе и по привычке попытался обратиться к этому дяде. Но опять никаких звуков так и не смог издать. Снова волна искорок. Только стало видно больше деталей. Появились детали одежды и лиц. Теперь многих можно было опознать.

Как оказалось, прямо перед ним стоит Ира Зверева. За ним, за спиной — Андрей. А вот почти в самом начале очереди Коля с удивлением опознал Волкова-младшего. Того самого, с кем он пошёл в Лес на испытание и которое Волков-младший с позором провалил.

Дядя в платье как стоял впереди и чуть сбоку «очереди», так и стоит. Но стало заметно, что он что-то говорит, размахивая перед собой какими-то странными предметами. Правда, один из тех предметов Коля всё-таки опознал по характерному облику короткой толстой деревянной указки.

Но что делает здесь адепт явно нерусской волшбы, с волшебной палочкой и некими артефактами явно тёмного характера? Ведь это Малый Китеж! Сюда даже простым иностранцам, не говоря уже о волшебниках, вход был заказан. Город, ведь, закрытый!

«Как в паршивом детективе про шпионов» - подумал Коля и ему стало страшно.

Пока он осмыслял то, что видит, из «указки» дядьки в платье, вырвался сноп разноцветных искр. Перед ним на полу засветилась голубым светом окружность сантиметров двадцать в диаметре тут же обрастая сложным узором по краям. Узоры также вели себя как живые, - расползались вширь, пока не образовали здоровенную мандалу диаметром метра четыре.

Из внутреннего круга вырвался столб белого света и воткнулся в потолок. Там тоже зажглась мандала, но меньших размеров и, почему-то, для Коли стали видны люди, что находились на этаж выше и в некотором отдалении. Метров на пятьдесят-семьдесят вправо.

Тоже в белесых контурах. Толпа, человек пятьдесят-шестьдесят. И перед ней... Тот самый дядя в платье, что уже Коле был знаком!

На этот раз тот знакомый поп был наряден.

Не в той неопределённой серой «не-пойми-что» хламине платьеобразного покроя. Теперь на нём было напялено нечто на вид, напоминающее толстый то ли халат, то ли целое пальто. Всё в узорах. На голове у попа что-то ещё, названию чему Коля не знал, а в руках виднелся тот самый тяжёлый серебряный крест, который он когда-то чуть не кинул в дядю Николаса.

Поп чего-то пел, или говорил. И в каждый такт сказанного им, из толпы, стоящей перед ним стало подниматься серое, слабо светящееся облако.

«Ба-хионь»? - удивился Коля, вспомнив китайское название этой серой дымки, и тут же поправился вспомнив родное: - Туман Силы?

Как когда-то одна очень умная тётенька объясняла Коле:

«Она выделяется при магическом действе – любом. Если действо обращено к богу – молитва, жертвоприношение, богослужение, даже просто взывание – ба-хионь идет этому богу. Чем чаще и истовее выделяется ба-хионь, тем ценнее для бога такая «батарейка». Но при настоящей магии ба-хионь выделяется гораздо интенсивнее. Она неизбежно сопутствует любым чарам, даже самым простым. Именно для этого магам нужна мана – свои собственные ресурсы восстанавливаются слишком долго, нужно пополнять их извне. Если маг по каким-то причинам не может впитывать ману, ему приходится расходовать ба-хионь очень бережно и не колдовать без крайней нужды. Если же может.. . в таком случае мана поступает в душу, служит энергией для творимых чар, а отработанные остатки выходят наружу в виде ба-хионь».

«Но тогда получается, что тот дядичка-поп, что стоит перед толпой, знает как ту бахионь надо из людей «вытапливать»? - смекнул Коля. - И зачем он это делает? Ведь если ничего не делать, то Сила(то есть бахионь) растворится в небытие ни к чему не приведя».

«Зачем они это делают? - продолжал изумляться Коля. - Лучше бы творили добро людям. Как я сам совсем недавно — избавил одноклассницу от близорукости. Тогда хотя бы маленькая часть этого Тумана, но досталась бы тем, кому они помогают. Кому эта Сила, может быть больше всего и нужна. Может быть она даже кому-то жизнь бы спасла! Или страдания облегчила. А так... ЗАЧЕМ?!! Зачем впустую?!!».

Ответ дало следующее действо, произведённое дядичкой, что внизу — на мандале. Он что-то сделал своим артефактом и мандала сменила цвет. Теперь она стала разноцветной и засияла ещё ярче. Но, что интересно, дымка, там наверху, заклубилась интенсивнее. Как будто на угли почти прогоревшего костра бросили охапку свежего, но слегка сырого хвороста пополам с листьями. Толпа густо «задымилась».

Дым, меж тем, подхваченный вихрем чистой Силы над мандалой, вдруг влился в нечто большее, засиявшее ярко. И эта новая структура явно охватывала как бы не полгорода.

Одна за другой, где-то вдали зажглись другие мандалы вскоре образовавшие гигантский пятиугольник. И над вершиной каждого, как всё-таки различал