Клятва (СИ) - Мария Сакрытина

мог выразить словами.

- Простите. Я, кажется, обозналась, - снова тихо, равнодушно произнесла она, отступая. –

Хорошего вам вечера, милорд.

Я схватил её за руку прежде, чем она ушла и снова потерялась в тенях.

- Ты обещала мне танец, Элиза. Ты забыла?

- Что?

Она замерла, и я вытащил её в середину залу к танцующим. Она смотрела на меня –

теперь настороженно и даже с угрозой, пока ещё неявной, так что пришлось побыстрее

искать объяснение. Я разыграл целое представление, когда «вдруг осознал», кого вывел

для танца в круг яркого света.

- Леди, приношу извинения, я не знал, я думал…

Она расслабилась – взгляд потух.

- Похоже, вы тоже приняли меня за другую.

«Да, - мысленно порадовался я, помня, что чародейка может прочесть меня как открытую

книгу. – Да», - и представлял эту другую. Выходило очень похоже на Элизу. Слишком.

- Прекратите, - осторожно положив руку на моё плечо, тихо произнесла чародейка. – Мне

решительно всё равно, кто вы. В любом случае вы здесь, чтобы меня убить.

- Простите? – опешил я.

Она улыбнулась, присаживаясь в плие.

- Как и все до вас. Думаете, я не знаю, для чего лезут ко мне в постель? Хотят либо власти, либо моей крови.

- Я не хочу, - шепнул я, понимая, что это правда.

Она снова задержалась на мне взглядом, и, вдруг вырвав руку, подобрала подол платья и

ни слова не сказав, скрылась среди танцующих. Я поймал раздосадованный взгляд

Виттора, почти услышал его «улыбайся!». И словно по заказу на моих руках повисла

очередная дамочка на ночь, тут же принявшаяся что-то щебетать мне на ухо. Я покружил

её по залу ради приличия, но во время перерыва между танцами умудрился ускользнуть и

от неё, и от Виттора.

Элиза обнаружилась у ограды сада – словно специально в самой тёмной из незанятых

беседок.

- Я вас чем-то обидел, леди?

- Убирайтесь, - не поворачиваясь, отозвалась она. И, когда я остался стоять, раздражённо

продолжила: – Я не планирую умирать в ближайшие десять лет. Так что убирайтесь, если

не хотите сами умереть.

- Кто тебя обидел? – выдохнул я, в тот миг желая убить лично каждого, кто заставил её

смотреть вот так, думать вот так. Её легко было ненавидеть, улыбающуюся невесту

другого, убийцу моего короля, делающую всё, чтобы я её хотел. Тогда – легко.

Сейчас я мог лишь жалеть.

Элиза обернулась, недоумённо глянула на меня.

- Мы на «ты»?

«Мы давно на «ты», - я спрятал эту мысль поглубже. И вместо неё произнёс:

- Полагаешь, я буду выкать смерти?

Она покачала головой и тихо рассмеялась.

- Смерти? Как это мило. Уходите, рыцарь. На балу столько приличных девушек, вам не

стоит со мной связываться. Добра я вам точно не принесу. Или вы снова меня с кем-то

спутали?

- Я ни с кем тебя не спутаю, Элиза, - серьёзно отозвался я, подходя ближе. – Идём. Здесь

холодно.

Она фыркнула и усмешка сделалась злой – гротескной в ночных тенях.

- Не боишься меня, человеческий мальчик? Холодно? А я же могу согреть.

Я снял – сорвал – с себя декоративную накидку на символическом меху и укутал её – яркая

тряпка на ледяном чёрном.

- Это ты боишься меня, Элиза. Не нужно. Не бойся, - и, вдыхая давно знакомый пряный

аромат её кожи, шепнул на ухо: – Что они сделали, чтобы ты стала такой?

Она поцеловала меня сама, как делала это и раньше – но дёрнулась, стоило мне

шевельнуться, чтобы сесть рядом и устроиться удобнее.

- Не бойся, чародейка.

- Я не боюсь, - шепнула она, глядя мне в глаза, - человек.

В её тёмной, пустой спальне было ещё холоднее, чем в саду. И очень уныло. Вдобавок, Элиза постоянно вздрагивала, когда я делал резкое движение.

- Что они сделали с тобой? – повторил я, протягивая ей вино.

Чародейка заставила меня отпить из её бокала и, только дождавшись, когда я сделаю

первый глоток, отозвалась:

- Они? Кто? Ну что ты, рыцарь, кто может навредить чародейке? То, что они отобрали

моего сына, ведь мелочи, правда?

- Сына? – опешил я.

Элиза поставила бокал на пол.

- Ты же из Мальтии… Джереми? Полагаю, да, раз не знаешь. За пределы Запада эта

история не пошла – по приказу королевы. Я лично исполняла её приказ.

- Теперь мне придётся навсегда остаться с тобой, раз и я узнал, или ты и меня убьёшь? –

усмехнулся я – пытался игриво, но получилось грустно. Сын? Ну а как же – при стольких

любовниках. Чему я удивляюсь?

- Я в любом случае тебя убью, - спокойно отозвалась чародейка, и я счёл за лучшее снова

опрокинуть её на подушки и поцеловать.

- Так значит, у Запада скоро появится ещё один чародей?

- У Запада он точно не появится, - отрезала Элиза, хватая меня за голову и заставляя

смотреть в глаза. – Королеве это хорошо известно… Смотри на меня, человек!

- Расслабься, чародейка, - посоветовал я, целуя её руки. – Клянусь Матерью, от меня тебе

вреда не будет.

- Я же сказала, что не боюсь тебя, человек, - неубедительно шепнула Элиза.

С ней было хорошо – даже несмотря на то, что расслабилась она далеко не сразу. И ещё

она звала меня Лансом, а я в кои-то веки мог спокойно называть её имя и не получать

пощёчину. С ней всё было по-настоящему – так, как нужно, как должно быть. Да, я

ревновал её ко всем её любовникам разом, всем, от кого у неё мог родиться сын-чародей.

Но я и любил её много больше, чем они. Она знала?

После я растопил камин в её спальне, прогнал сумрак и, заставив её выпить два бокала

подогретого вина, пел ей серенады – чтобы ей понравилось. Чтобы она перестала смотреть

на меня с подозрением. Чтобы она хотя бы раз улыбнулась.

Утром, когда я уходил, думая, что она спит – свернувшись калачиком на кровати, только

что укрытая мной одеялом – Элиза шепнула:

- Спасибо, рыцарь.

Я не нашёлся, что ей ответить.

Глава 17. Мать

(Из записок Элизы Северянки)

- Ты снова в чёрном, Элоиза? – Хеления всегда произносила моё имя на западный манер.

Спустя год я перестала её исправлять.

- Да, Ваше Величество.

Карета мерно стучала колёсами по мостовой – в мёртвой тишине. Западники с некоторых

пор не любили выходить на улицу с наступлением темноты, особенно жители столицы.

Ровно с тех пор, как я появилась у их королевы.

- Чёрный? – Хеления в который раз кинула взгляд на свои руки – два дня назад я в который

раз их «освежила», и теперь королева наслаждалась тонкой нежной кожей двадцатилетней