Присвоенная - Нина Бархат

К вечеру я уверен в ответе — «Нет».

Я в безнадежном лабиринте. Где-то снаружи есть мир, который счастлив ее присутствием. А здесь, во мраке моего отчаяния, стены полны ходов, ведущих в никуда. Я знаю, что выход есть. По крайней мере он должен быть. Но, без конца заглядывая в многочисленные ответвления решений, я натыкаюсь только на тупик. Что бы я ни сделал, что ни сказал — понимаю: это не вернет ее. Измученный безысходностью, я продолжаю искать выход наружу — к ней, снова и снова упираясь в глухую стену…

Но выход есть!

Я верю в это. Может ли не верить в чудо проснувшийся от комы длиной в тридцать лет?

Сверхщедрая судьба решила вернуть мне жизнь, отобранную раньше. И я бы ни за что не подумал, что принесет ее в ладони человек, которого я ненавидел, как никогда и никого другого.

С того дня, миллионы раз воспроизведенный моей безупречной памятью, его визит стал маяком в предрассветном океане, напоминая: надежда есть…

И выход есть.

Он приближался, окутанный облаком ее аромата, — я чуял ее поцелуи на его губах, ее прикосновения к его рукам, ее длинные волосинки, запутавшиеся в его волосах. То, насколько все его тело пропиталось ее запахом, кричало мне в лицо, как они были близки. И хуже всего — еще утром они занимались любовью.

Я даже вспомнил, что живу. Ненависть нахлынула, окрашивая все вокруг черно — багровым. Мне вдруг безумно захотелось крови — его! Давно забытое пылающее ощущение. И я поймал себя на том, что по привычке, отточенной веками, уже проверил остроту клыков на языке, найдя ее идеальной, как и всегда. Осталось лишь атаковать…

Убить его ничего не стоило. Еще один муравей под моей ногой, способный — самое большее — куснуть.

Но как я мог лишить ее опоры? С кем она будет сгорать?

Огромным усилием воли я заставил расслабиться стальную пружину внутри себя.

Как он посмел! Зачем пришел? Что может еще от меня понадобиться тому, кто давно отобрал самое ценное?..

Он вошел, и ярость снова заслонила мир, как только их переплетенные воедино запахи ударили в меня всей мощью, и на какое-то время я был очень не уверен, что сумею удержаться от атаки. Напоминая себе в который раз: «Ради нее!», я сфокусировался на деталях внешности непрошеного гостя, отвлекаясь от главного — жгучего желания напиться его крови.

Кайл постарел. Неизбежность изрезала его лицо глубокими морщинами, лишила блеска глаза, а тело — уверенности движений, присущей молодости.

Я усмехнулся — с чувством превосходства. Младенец… нет, зародыш по сравнению со мной, он подходил уже к закату своей жизни. А я, древнейший из древних старцев, все еще полон сил, красив и… молод! Разве не смешно?!

Но вдруг я увидел ухмылку превосходства и на его лице. Мне расхотелось потешаться над судьбой — Диана оставалась рядом с ним. По собственному выбору. И его старость не была причиной для насмешки. Ведь все они стареют.

И Диана тоже…

Не думая о том, что делаю, я стал примерять прошедшие десятилетия и на нее. И тут же поплатился — чуть не застонал от муки. Проклятье! Я должен был бы уже смириться за столько лет… Хотя что эти тридцать лет в безбрежном океане моей жизни? Капли… Но были ли другие тридцать, что ощущались, как века?

Мы обошлись без приветствий — ни один из нас не желал сопернику здоровья или хорошего дня. И лишь долго смотрели друг на друга с воскресшей ненавистью: он — ничтожный муравей и я — сильнейший в этом мире.

Странно, когда-то это слово — «сильнейший» — вызывало во мне бурю эмоций. Я, зачарованный его волшебством, с непреодолимым напором доказывал миру и себе, что мне нет равного по силе. Что я превосхожу всех!

Но сейчас я без колебаний уступил бы это слово и все, что оно значит, Кайлу, если бы в обмен смог получить драгоценную жизнь с Дианой.

Мне хотелось расспросить о ней, узнать хоть что-нибудь: здорова ли она, все ли есть у нее, не скучно ли ей там, в глуши, живется, счастлива ли. Но унижаться я не собирался и спокойно, гордясь своей невероятной выдержкой, сказал:

— Что привело тебя в мой дом?

— Необходимость.

Конечно же! Его присутствие здесь подтверждало, что необходимость перевесила его страх передо мной. Прийти сюда, в мой дом, мимо оскалившейся охраны, и требовать со мною встречи!.. Должно быть, ему было очень нужно.

Борясь с огромным искушением одним укусом вырвать его горло и наконец-то утолить свою мучительную ревность, я жестом указал на кресло и сам сел в такое же напротив — мгновенно, заставив Кайла вздрогнуть. Я не стал скрывать злорадную ухмылку — от его отточенных рефлексов охотника мало что осталось.

Придерживаясь за подлокотники, точно оберегая больную спину, он осторожно опустился на сиденье.

«Почти старик», — подумал я с презрением, но тут же оборвал себя. Важнее другое. Что привело его сюда?

Повисла пауза. Нахмурившись, он посмотрел на меня, как обычно, раздражающе прямо, пристально, как никто другой из людей не мог, и было ясно: он решался на что-то очень тягостное.

— Видишь ли, Кристоф, дело в том, что Диана скоро останется одна.

Он болен? Странно, его запах чист — для своего возраста он в отличной форме. Но, может, речь не о болезни… Он что же, не в состоянии обеспечить ее на склоне лет? Пришел просить о помощи меня? Нет, вряд ли, его визит не выглядит униженной мольбой.

Но я, конечно, помогу ей… когда она останется одна. Вот только как мне удержаться, чтобы не помчаться к ней… когда она останется одна? Ведь будет только хуже — увидеть, как время разрушило ее, подталкивая ближе к краю жизни…

И я бессилен!

Во всем. Не то что дать ей вечность… хотя бы удержать на эти годы… хотя бы вымолить прощение… Бессилен! Я до сих пор не в состоянии смириться.

— Скажи, Кристоф, как ты живешь?

Мне показалось, я ослышался. Он выжил из ума? Решил покончить жизнь самоубийством?

Даже непроизнесенные, эти вопросы в моих глазах ясно читались, но он, игнорируя их, вдруг спросил со странной настойчивостью:

— Ответь, нашел ли ту, что смогла заменить тебе Диану?

Он издевается? Точно, старик сошел с ума! Ну, что ж, бывает…

Нашел ли я? Прошли годы, прежде чем я смог признаться даже самому себе: она была для меня всем. Обычная человеческая женщина, любовь к которой началась наваждением, а закончилась сумасшествием — манией вернуть ее во что бы то ни стало. Как вещь… Вот почему я до сих пор в руинах.

Неужели он думает, что я признаю это?

Понимающе кивая, как будто слыша мои тягостные мысли, Кайл вздохнул. Но тут же подался вперед и остро глянул мне в лицо.

— Просто скажи: да или нет?

— Нет, — процедил я сквозь зубы, с трудом держа себя в руках. Ради нее.