Ассасин - Симона Вилар

И все же он не стал нападать на Далиля – не хотел убивать его.

– Да пребудет с тобой милость Аллаха, почтенный рафик, – коснувшись рукой лба и груди, поклонился Мартин.

– Да не оставит он и тебя, Тень. Но должен сразу предупредить – я уже не рафик, а даи аль-кабир – великий даи.

– Рад за вас, учитель.

Итак, Далиль вошел в круг избранных, для кого не важны законы шариата, и теперь он сам может диктовать условия, не ссылаясь ни на какие моральные нормы, записанные в Коране. Если что-то и является для него законом, то только воля Старца Горы. Ибо блаженство своим приверженцам дает только имам. Он же угощает их гашишем, который доставляют в эти края из далекой Индии.

Далиль стал рассказывать, как часто проявлялся великий дар пророчества имама Синана. Поведал Мартину, как некогда Синан на религиозном диспуте в Дамаске предрек судьбу своим противникам, дамасским суннитам-законоведам, причем каждому указал день и место его смерти, и все они умерли приблизительно так, как и предвидел Старец. Рассказал Далиль и историю, как однажды Синан, будучи принят одним из старост в горном селении, отказался есть предложенную ему пищу. Староста обиделся и упрекнул имама, что тот пренебрегает гостеприимством, а Синан отозвал его в сторону и сказал, что знает, что жена старосты, взволнованная прибытием столь важного гостя, забыла должным образом вычистить потроха. Проверив содержимое блюда, староста убедился, что имам прав, и хотел даже казнить жену, но имам заступился за женщину, пояснив, что в ее действиях не было желания его оскорбить, а только обычная женская глупость и суетливость.

Рассказывая это, Далиль слегка покачивался и закатывал глаза, но Мартин оставался неподвижен. Далиль заметил это и посерьезнел.

– Наши судьбы предопределены Аллахом, Тень, и глупо противиться тому, что должно случиться. Но ты был лучшим, и мудрый Синан не зря так долго ждал тебя. Кто знает, может, отдавая должное твоим дарованиям, он намерен даже объявить тебя амилем – одним из своих наместников. А это великая власть!

– Я не готов служить ему, Далиль, – прервал воодушевленную речь учителя Мартин.

Но тот лишь заулыбался.

– Ты изменишь свое мнение, Тень, когда встретишься с имамом. Он ждет. Вскоре за тобой придут.

Действительно, не прошло и часа после ухода Далиля, как за Мартином и впрямь явились служители Старца Горы – молчаливые, облаченные во все черное, нижнюю часть их лица прикрывал черный край чалмы, ибо даже перед своими ассасины держались замкнуто и почти не разговаривали. Сделав жест следовать за ними, стражники повели Тень по переходам огромного Масиафа – длинные аркады коридоров, лестницы, арочные галереи, откуда открывался вид на гряды антиливанских гор, рыжие и фиолетовые в лучах заката. Византийцы, некогда построившие этот величественный замок в горах [67], сделали его великолепной цитаделью. И все же тут, как и в любой крепости, был двор с воротами, в проходе которых на день поднимали решетку, дабы окрестные жители поставляли замковому гарнизону продукты из своих сел, – загадочные фидаи, как бы ни пугали своей таинственностью местных крестьян, все же должны были питаться. Двигаясь в окружении стражи по галерее, Мартин увидел внизу во дворе воз с соломой для лошадей исмаилитов, заметил крестьян с тюками и корзинами, а за ними открытые ворота. Если он не использует эту возможность… Кто знает, будет ли у него еще шанс бежать?

Мартин примерил на глаз высоту с галереи до двора – расстояние немалое, можно и покалечиться, однако его в свое время учили прыгать. И если он сумеет выскользнуть из их окружения, спрыгнет в арку сбоку и окажется во дворе… Там, затесавшись среди мирных жителей, он скорее сможет справиться с воинами Масиафа. И справится – ведь он был лучшим!

Но для того, чтобы совершить прыжок, ему надо выскользнуть из кольца охранников. Они вели Мартина в дальний конец галереи, где виднелись ступени, поднимавшиеся вверх, в следующую башню. Справа были арки с видом во двор, слева – стена. И кругом – облаченные в черное воины имама: темные халаты поверх кольчуг, рукояти сабель в ножнах за плечами, парные кинжалы за поясом, копья в руках. А потом Тень увидел того, кого узнал сразу же, несмотря на то что его лицо, как и у остальных, было прикрыто краем чалмы: там, где лестница подходила к арке в башню, на ступеньках стоял Сабир. Мартин угадал стать и фигуру «приятеля», узнал его сросшиеся брови над черными глазами, в которых читалось ликование. Сабир ждал его, чтобы доставить к Синану. Нет, уж лучше смерть, чем позволить торжествовать врагу! Лучше погибнуть в схватке, нежели дать распоряжаться собой, как одурманенной зельями куклой.

Мартин присмотрелся к своим охранникам. Справа от него шел сильный и рослый боец, но большинство ассасинов уступало северянину Мартину в росте. Мелкие… но обученные, и их много.

Короткий вдох. Легкое, почти незаметное движение в сторону – и Мартин рывком выхватил у тонкого ассасина слева копье, которое с силой метнул в Сабира. Но попал лишь в спину уже начавшего подниматься по лестнице охранника, загородившего собой Терпеливого. Но все же дерзость того, кого называли Тенью, поразила ассасинов, вызвала замешательство. Этого оказалось достаточно, чтобы Мартин ударил ребром ладони в кадык обезоруженного стража, вырвал у другого тесак, какой тот как раз успел выхватить из-за плеча, и первым делом убил самого сильного, который шел справа от него, – голова в черной чалме покатилась под ноги следовавшим сзади. Служители Старца Горы опешили.

Дальше случилось то, на что Мартин и рассчитывал: фидаи были не столь опытными воинами в сравнении с теми, кому постоянно приходилось бывать в настоящих сражениях. Не получив приказа напасть, они сначала отступили, заслонившись выхваченным оружием, и это дало Тени кратковременное преимущество. Несколько стоявших на пути к арке ассасинов были убиты им почти мгновенно, а тех, кто пытался подойти сзади, он смог отпихнуть ногами. И только после этого ему пришлось вступить в схватку. Мартин ловко принял на лезвие клинок нападавшего, но не ожидал, что удар фидаи будет столь сильным, и чужой неудобный тесак выскользнул у него из руки. И тут же ему пришлось отскочить, увернувшись от направленного в него копья. Миг – и он схватил древко копья обеими руками, вырвал его, и копье так и загудело у Мартина в руках, когда он описал им вокруг себя дугу, задевая острым длинным острием подступавших фидаи, целясь в лица, разрубая их, ослепляя, разбрасывая. Силы его будто удесятерились, и его яростный крик слился с воплями и стонами пораженных, окровавленных, падающих воинов Масиафа.