Восточный конвой - Владимир Михайлов

— Ладно, тебе виднее.

Куза вышел неожиданно мягкими, крадущимися шагами.

— И третий вариант, — снова заговорил розовый. — Всё, что я тут говорил — бред, ты не человек и не шпион, ты просто нормальный честный технет, весь свой активный период усердным трудом восславлявший нашу великую страну. Ты просто разладился. Но, откровенно говоря, разладился сильно. А твой ресурс, собрат, уже на исходе. Для человека ты был бы еще хоть куда, но для технета — сам понимаешь, увы… Насколько мы можем судить, твои соседи там, наверху, растолковали тебе то, что ты и сам должен знать, коли уж ты технет: что никто не станет тратить средства на ремонт организма, которому всё равно меньше чем через год придет пора идти на списание. Мы просто спишем тебя сейчас — это обойдется дешевле. Ведь мы, технеты, чем хороши? Никогда не задумывался об этом? А вот представь: нам удалось доказать, что ты человек. И сразу же возникает целый вагон сложностей. Тебя уже нельзя просто так взять и распылить. У человека, видишь ли, есть большая куча всяческих прав, и когда с ними не считаются, весь мир — та его часть, на которую приходится оглядываться — воспринимает это как-то слишком уж болезненно. И мы вынуждены об этом думать: нас ведь пока еще меньшинство на этой планете… Чтобы списать человека со всеми его правами, нужны долгие и глупые процедуры, которые вовсе не всегда завершаются так, как хотелось бы. А с нами, технетами, вот и с тобой в частности, всё очень просто. Кто мы? Да всего лишь механизмы с юридической точки зрения. А любой механизм можно уничтожить без всяких осложнений — если только это экономически оправдано. Так что лучше было бы тебе оказаться человеком, но на нет, как сказано, и суда нет. Вот такие дела. Так что пойдешь ты, невезучий собрат, на протоплазму, и очень скоро. Вот таков твой третий вариант, и я думаю, что тебе не понадобится даже пяти минут, чтобы усвоить его очень твердо. А теперь — последнее. У нас нет ни времени, ни желания ждать, пока ты сделаешь выбор между этими тремя возможностями. Ты дашь нам ответ немедленно, вот здесь, не сходя с места. А молчание твое будет означать лишь, что ты выбираешь третий вариант — со всеми его последствиями. Начинаю последний отсчет.

«Вот сукины дети, — думал Милов. — Зажали в угол. Прямо хоть начинай каяться, разыгрывай явку с повинной. Но не дождутся. Потому что я им не верю. В том, что касается третьего варианта. Так легко они меня не выпустят — даже на тот свет. Нюх у них имеется, слов нет. Они чуют. Но пока еще ничего не знают. И будут мурыжить меня еще и еще, чтобы хоть что-то выяснить наверняка. Нет, покаяния не будет, розовые вы мои подштаннички…»

Дверь отворилась и снова возник Куза — утоленный аппетит, похоже, не сделал его ни терпеливее, ни сдержаннее.

— Что ты скажешь — он всё молчит, падло? — возмущенно выговорил Куза. — Вот упрямый тип, банные ворота. Нет, я всё-таки протру ему панель, чтобы заблестела.

И он встал с кресла — воплощенная угроза. И стиснул массивные кулаки.

— Потерпи еще, собрат, — в очередной раз удержал его вежливый. — Знаешь, я технет любознательный. И мне все-таки очень хочется узнать, кто же этот, как ты выразился, тип: человек или технет. Вот что: давай-ка проведем испытание. Выясним этот вопрос досконально. И уж тогда…

— Да чего ради? — Куза, кажется, всерьез удивился. — Падаль всё равно падаль, технет он там или кто.

— Жаль, что ты выходил, — ответил на это вежливый. — Я в это время как раз ознакомил нашего клиента с некоторыми правовыми аспектами его положения, и тебе тоже не вредно было бы из услышать.

— Да вот еще! — произнес Куза едва ли не возмущенно. — Что мне нужно, я всё знаю.

— Ах, коллега, — укоризненно сказал вежливый. — Жизнь постоянно учит нас: нельзя жить вчерашним днем. А нам, технетам, этого и вовсе не полагается. Это вчера, собрат, вчера было все равно, из чего приготовлена протоплазма. Но увы — прекрасные дни миновали. Теперь, как известно, мы играем с людьми в увлекательную игру, называемую «Я тебя вижу, ты меня — нет». Ныне, коллега, нам не все равно, что представляет собою этот индивид, с тупым видом позирующий перед нами. Если он и вправду наш с тобой собрат, тоща он — бесспорное сырье для протоплазмы или, как ты грубо, но тем не менее точно определяешь — падаль. Но если он все же человек… Да еще не наш, не реликтовый, вымирающий, а пришелец оттуда, из того Неправдоподобного мира, где все они, конечно, тоже вымирают, однако, надо признать, обставляют это унылое действие всяческим комфортом — и не спешат, очень не спешат… Так вот, если этот экземпляр залетел к нам оттуда, а мы обойдемся с ним недостаточно бережно — не предотвратим вовремя слишком близкое наступление того исхода, какой в конце концов уготован любому существу и любой вещи, — то люди по ту сторону контрольной полосы могут обидеться, если сведения об этом до них дойдут. А информация к ним попадет, я тебе ручаюсь, потому что в великой Технеции что-то слишком уж много развелось той эвентуальной падали, что нарушает наши законы и установления, проявляет излишнее любопытство и не придерживает свои акустические устройства. Итак, когда до людей во внешнем мире такие сведения дойдут — то, ставлю всё будущее Технеции против дюжины носовых платков — окажется, что он вовсе не бродяга, не прохвост и уж конечно не заслан к нам с целями, как говорится у людей, несовместимыми со статусом, но является кристально чистым, благородным, светло мыслящим и мухи не обижающим представителем мира науки, или искусства, чемпионом благотворительности, или главой фирмы по изготовлению сахарной ваты, который забрел к нам совершенно случайно, незаметно для себя перейдя границу во время собирания в густом лесу бледных поганок — его любимое блюдо в это время года, — а наша пограничная служба со всей ее электроникой и автоматикой, по странному совпадению, как раз в это самое время в полном составе увлеченно смотрела на экран, где развивалась очередная неурядица в благородном американском семействе — незаконно поймав эту передачу из недружественной нам России при помощи спутниковой антенны — по каковой причине наш грибник и не был своевременно остановлен. Вот как окажется, дорогой мой собрат, и тогда с нас с тобою, простодушных технетов, снимут не только эту нашу столь приятную для глаза внешнюю оболочку, но и несменяемую внутреннюю, и не сразу, а лоскуточками. Вот почему, собрат, я все же считаю необходимым узнать — кто он такой на самом деле.

— Чего же ты всё это прямо при нем? — забеспокоился Куза.

— А пусть слушает. Если он умен, то не хуже нас все знает, а если глуп — ему никакая информация не поможет. А каков он на самом деле — мы с тобой узнаем уже очень скоро. Угадай: как?