Дмитрий Донской. Зори над Русью - Михаил Александрович Рапов

— Мало! — Лука говорил жестко.

— Да ты глядел ли, сколько камня лежит?

— Глядел.

— Плохо глядел. Ты, чаю, под снегом его и не узрел.

— Узрел.

Дмитрий ходил вокруг модели, приглядывался, вполголоса толковал о чем–то с братом и Мишей Бренком. Услышав, что митрополит с мастером заспорили, князь сказал:

— Вот нашла коса на камень. Пойти да и посмотреть.

Зодчий молча взялся за шапку.

На воле тихо падали снежинки. Темное зимнее небо низко нависло над белой, укутанной снегом землей. Над Москвой–рекой кружились вороньи стаи. С холма издалека был виден идущий по реке обоз. На берегу полузанесенный сугробами лежал сваленный в кучи белый камень, казавшийся в снегу сероватым, грязным. Лука шагнул в глубокий снег. Дмитрий, Владимир, Мишка Бренко, Свибл пошли за ним. Бояре остались на тропе. Последним, опираясь на посох, подошел митрополит, сверкнул оком на бояр и, не раздумывая, полез в сугроб, с трудом выдирая ноги из снега. Бояре переглянулись и один за другим побрели следом.

— Судите сами, государи, здесь башне стоять с воротами, выход к Москве–реке… — Лука шагами отмерил большой четырехугольник. Повторил: — Здесь станет башня, — подумал и отмерил второй четырехугольник, снаружи примыкающий к первому. — Здесь стену поставить надо с проходом из башни поверху. То отводная стрельница будет. Ежели сквозь ее ворота к башне прорвутся вороги, в мышеловку угодят. Тут в тесноте их сверху угостят как следует, пока они ворота у башни ломать будут. На отводную стрельню, сами видите, камня совсем не напасено, а ставить ее хошь не хошь, а надо. — Лука хмуро взглянул на подошедшего той порой митрополита. Алексий будто и не заметил хмурого взгляда, заговорил с Дмитрием:

— Ты, Митя, не дивись, что я вдруг сомневаться стал. Спросим–ка зодчего, сколько времени он такую махину класть будет?

— Три года, не меньше, — откликнулся Лука.

Митрополит пуще помрачнел.

— Не можем столько времени ждать. Не можем! Придут вороги, голыми руками Москву возьмут. Пусть меньше построим, да быстрее.

Дмитрий стоял в задумчивости. Сейчас надо было решать самому. На бояр не обопрешься, оробели перед громадой нового, небывалого на Москве дела. Но и владыка правду сказал: три года ждать нельзя.

Скрип саней заставил князя обернуться к реке. Медленно поднимаясь в гору, подходил обоз с камнем. Впереди устало шагал Фома.

— Давайте простых людей спросим, — сказал Дмитрий, выбираясь из сугроба. — Эй, Фома! Поди–ка сюда.

Фома не спеша подошел к князю, шмыгнул замерзшим носом, поклонился небрежно.

— Вот, Фомушка, мастер говорит — камня мало. Что скажешь? До весны еще столько же навозим камня или нет?

Фоме давно очертело вожжаться с обозом. То ли дело, жизнь у оружейника Демьяна! Спокой дорогой! А тут от княжого доверия — обоз поручили — тошно! На этом он и сорвался, выкрикнул:

— Кой леший навозим! Сдохнем, то вернее!

— Так–таки и не станет сил?

— Ни в жисть!

Дмитрий помрачнел.

— И что ты его, княже, вопрошаешь! Вишь, вора лень обуяла…

Фома вздрогнул, оглянулся. Говорил старик Пахом.

— Ах, ты! Сын в Тверь убег, а ты здесь мутишь? — крикнул Фома.

— Ты, Фомушка, кулаки–то опусти, чего их мне к носу совать, я их нюхал. И сыном не попрекай. Бориско сам по себе, я сам по себе. — Обойдя сторонкой Фому, старик подошел к Дмитрию.

— Прости ты меня, Митрий Иванович, не серчай, послушай мужицкую речь. Каменья, говоришь, мало. И будет его мало, покуда лишь твои кабальные людишки к делу приставлены. Ты мужиков сгони со всей округи. Аль мало их? По всей Московской земле починки растут, народ сюды сбегается, селится, знать, выгоду чует, вот и пущай за то холку потрет, попотеет. Тряхни людишек по деревням, по погостам, небось по зимней поре дрыхнут дьяволы на печах, будто медведи в берлогах, а мы, холопы, надрываемся. Посадские тож — жиреют, торгуют. На Москве торг широкий, богатый, им и бог велел потрудиться. — Пахом оглянулся на бояр и, снизив голос, вымолвил: — Боярскую челядь промяться заставь. Монахам да церковному причту тож поработать не грех, бог труды любит! — Со страхом покосился на митрополита, но Алексий молчал. Пахом понял: этот и мужиков, и своих, духовных, не пощадит. Строг. Ободрясь, старик сказал громко: — Вот так, миром, что хошь одолеешь, а кремль, он всем нужен, никто своему животу не враг.

Дмитрий хлопнул старика по плечу.

— Правильно, дед! — швырнул рукавицы в снег. — Так будет! Всем миром кремль строить надо, ни камня, ни сил не пожалеем. Не малую крепостницу — большой град воздвигнем! — Смущенно взглянул на митрополита, но тот и сам был смущен: впервые в большом деле перечил ему князь и был прав. Дмитрий обернулся к Луке:

— Про три года забудь. Чтоб кремль к осени воздвигнуть! И быть ему ничем не хуже того, какой три года строить хотел!

Вельяминов не стерпел, заспорил из одного упрямства, потому что не по его слову вышло:

— Как такую ораву прокормить…

Князь отмахнулся беспечно:

— Миром строиться — миром и кормиться. У меня хлеба на них не напасено.

— У мужиков тож