Плачь, Маргарита - Елена Евгеньевна Съянова

class="p1">— Неважно. Головная боль, судороги… — Она собралась выйти, но он удержал ее.

— Не лучше ли мне заменить тебя?

— Нет, не лучше.

Он хотел отобрать у нее полотенца, но она отстранилась. Он повернул ее к себе.

— Посмотри на меня.

— И все-таки не нужно тебе к нему.

— Он все еще говорит?

— Он больше ничего не говорит. Ты обидел сестру.

— Если я ее обидел, то извинюсь. Кстати, ей тоже нечего там делать.

— Руди, оставь нас. Роберту слишком плохо. Ему нужна Грета. И я.

Она вышла.

Рудольф отправился в столовую, открыл буфет, нашел среди бутылок «Смирновскую» водку и налил себе стакан до краев. Выпив, он лег в постель, потом встал, чтобы написать для секретаря записку из нескольких пунктов, но успел записать лишь один — просьбу к рейхсфюреру Гиммлеру приехать завтра к трем часам. Затем буквы начали расплываться, строчки перекосились, и секретарь едва ли разобрал бы второй пункт, не говоря уж о третьем.

На следующий день с утра на Мюнхен обрушился снегопад, какого здесь давно не видали. Снег был мокрый, тяжелый и валил не переставая. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, занимавшийся делами в своем кабинете на втором этаже Коричневого Дома, поглядывал в окно, думая о том, как ему добраться до Принцрегентштрассе. Едва ли к трем часам дороги сумеют расчистить и появится хоть какая-то видимость, значит, придется идти пешком; правда, здесь недалеко — минут десять…

Гиммлер знал, что Гитлер, живший в том же доме, еще никуда не выходил и, скорей всего, появится у Гесса во время их встречи. Интуиция всегда подсказывала Генриху, по какому именно делу желает выслушать его фюрер, и на этот раз он тоже был почти уверен, что речь пойдет об усилившемся к концу зимы брожении в рядах СА. Недавние визиты к Гессу и Геббельсу Штеннеса и Дельюге косвенно на это указывали. Однако пребывание в доме Гесса Роберта Лея (об этом Гиммлер тоже знал) наводило на мысль, что дело может коснуться и других тем.

Гиммлер уже переговорил с Керстеном, с которым после Франкфурта очень сдружился, и тот сообщил, что у Лея, по-видимому, очередной нервный срыв, и на этот раз состояние еще более тяжелое.

«Все-таки СА — предмет постоянной головной боли фюрера, — сказал себе Гиммлер. — Дали бы мне полномочия!» Но он не стал фантазировать дальше, а еще раз попытался суммировать все, что у него имелось. Имелось немногое. СА оставались убойной силой; их командиры сторонились партийных дрязг и коммерции. Недовольство росло из низов, из самых недр «коричневой армии» — с этим приходилось считаться. Таким образом, надежного компромата у рейхсфюрера не было, а его следовало иметь — вот почему Гиммлер нервничал, поглядывая в окно на валивший пластами липкий, должно быть, последний в этом году снег.

В это время в квартире Гесса все еще спали, измученные тяжелой ночью и беспокойством за Роберта, который, как ни странно, проснулся первым и, добравшись до окон, долго глядел на нелепый бутафорский снег. Чувствовал он себя ужасно еще и оттого, что опять оказался не дома, а как это случилось, вспомнить не мог. Он вообще ничего не мог вспомнить после того, как вошел в гостиную Гессов и присел в кресло.

В спальню заглянул дремавший в соседней комнате Брандт — должно быть, услышав шаги. Он потрогал лоб Роберта, пощупал пульс и пожал плечами. Лей в ответ тоже пожал плечами и махнул рукой, что, видимо, значило: «Плевать, доктор!»

— Да, вы пациент… оригинальный, — кивнул врач. — Мой вам совет — пока не поздно, лечите нервы, иначе умрете с диагнозом «воспаление легких» или «инфаркт». Похожую картину я вчера у вас и наблюдал.

— Ну, это солидно, — попробовал пошутить Лей.

— Еще совет. Поезжайте куда-нибудь. На месяц… На пару недель. Туда, где вас никто не знает. Выспитесь, почитайте… Побудьте в одиночестве. Отдышитесь! У вас нет никаких патологий. Даже печень здоровая пока. Просто чудо! Вы здоровый человек, но этой ночью вполне могли прогуляться на тот свет. У вас ведь трое детей?

— Четверо.

— Подумайте хотя бы о них.

Брандт уехал. Роберт походил по комнате, разминаясь. Все кости ломило, но голова была ясная. Одевшись, он вышел и прислушался: кажется, все еще спали.

«Из-за меня, конечно… Прогуляться на тот свет… И ни черта не помню!» Он стал по стенке пробираться к выходу, чтобы поскорее уехать домой, а оттуда позвонить и извиниться. Но из своей спальни навстречу ему вышел полуодетый Гесс.

Они минуту глядели друг на друга.

— Ты куда? — наконец спросил Рудольф.

Лей не ответил, чувствуя себя виноватым. Свинство, конечно, вот так сбегать от людей, которые целую ночь провозились с тобой.

— Я… Мне по делу нужно. — Ничего умнее он не придумал.

Гесс усмехнулся.

— Ну тогда конечно. Не смею задерживать.

— Руди, я домой поеду. Думаю, вы все устали от меня.

— Я не устал. Выпил вечером стакан водки и проспал пятнадцать часов.

— А я, наверное, еще дольше? Вообще, что здесь произошло? — спросил он робко. — Брандт уехал сердитый.

— Так ты еще и не помнишь ничего? Замечательно!

Лей стоял перед ним очень бледный, держась рукой за стену, потом ему понадобилась для этого вторая рука. Рудольф отвернулся.

— Ехать сейчас нельзя — сильный снегопад. Или ты пешком дойдешь? — Рудольф изо всех сил старался побороть вернувшееся вчерашнее раздражение.

Но у Лея сейчас отсутствовало чувство юмора.

— Да дойду, наверное, — ответил он и осторожно отправился дальше, придерживаясь за стенку.

Гесс понаблюдал за ним полминуты, потом развернул в обратную сторону.

— Ты спросил, что произошло ночью. Ночью ты очень много разговаривал, так что теперь лучше помолчи. К трем я попросил приехать Гиммлера. Ты помнишь, о чем ты говорил вчера днем?

— Компромат на Штеннеса? Но я еще не успел…

— Как же ты не помнишь того, что говорил ночью, — поразился Гесс, — если у тебя ясная голова?

— Голова у меня всегда ясная. Притом я вчера не пил. А что, собственно, я говорил?

— Ладно, пойдем, — вздохнул Гесс. — Брандт сказал, что тебе сегодня необходим покой. Хотя бы относительный.

Гиммлер вошел в гостиную Гессов без минуты три. Полдороги ему пришлось-таки пройти пешком. Проклятый снег так залепил очки, что они продолжали покрываться влагой, сколько он их ни вытирал. К тому же этот дурацкий снег, валивший сверху, попал ему за шиворот, набился в ботинки и, что любопытней всего, в рукава.

Эльза, внимательная хозяйка, тотчас предложила гостю принять теплую ванну и позвонила его жене Маргарет с просьбой прислать для мужа сухое белье. Гиммлер отнюдь не был неженкой, но забота такой милой женщины, как фрау Гесс, была ему приятна. Когда, переодевшись, он вернулся