Проспать Судный день - Тэд Уильямс

Суть в том, что, хотя вся эта кутерьма продолжалась почти год, я понятия не имел, зачем был создан Каинос, в чем смысл его существования. Официальная версия, изложенная Кифой/Энаитой, заключалась в том, что это альтернатива Небесам и/или Аду, что вполне могло быть правдой. Но зачем Ангелу Дождя вообще создавать такое и почему Элигор решил помочь ей? Трудно было представить что одну, что другого борцом за права душ, а, насколько я понял со слов Сэма, в создание Третьего Пути было вложено очень много сил. Можно ли допустить, что Энаита выступила в роли чистосердечного реформатора, существо, которое уже несколько раз пыталось уничтожить меня и дорогих мне людей?

Хотя я понимал, что и это возможно. Может, она действительно считает себя творцом добра. Практически при любой революции, даже той, которая была необходима, всегда происходят бессмысленное кровопролитие, убийства из мести и показательные суды над невинно осужденными. По большей части, все, что делала Энаита по отношению ко мне, она делала, чтобы прикрыть следы своих действий, так что мне, по крайней мере, пока, приходилось принять в качестве варианта то, что она делала именно то, что провозглашала, а потом просто запаниковала, когда пропало ее перо, свидетельство виновности в заговоре против Небесного порядка.

Элигор — совсем другое дело, конечно же. Каковы бы ни были мотивы Энаиты изначально, я ни за что не поверил бы, что Элигор вдруг заинтересовался реформированием существующего порядка, если это не давало ему личных выгод. Так почему же он вступил в игру, да еще и пошел на огромный риск, отдав в залог свой рог — по сути даже, не просто рог, а частицу своей сущности? Энаита вполне могла бы воспользоваться им для шантажа.

Пытаться понять мотивацию действий существ из Ада было все равно, что падать в кроличью нору из сказки про Алису. И я отложил этот вопрос, чтобы сосредоточиться на тех, которые решались с большей вероятностью.

Не думай ни о чем больше, сказал я себе. Ищи, где скрыто могущество. Я пока не мог ответить на вопросы, кому и каким образом все это выгодно, но следовало обдумать очень многое. Я был практически уверен в том, что рог спрятан в музее, потому, что Энаита затратила много сил и средств, чтобы там что-то спрятать. И если это оказался не рог, а всего лишь дверь в Каинос, то что же? Почему бы ей было просто не устроить эту дверь в одной из множества комнат ее охренительно огромного особняка?

Потому, что ей надо было его спрятать, вот какой ответ. Энаита хотела иметь легкодоступный вход, но в таком месте, которое не было бы связано с ней слишком уж очевидно. На Небесах Третьему Пути рады не были, насколько я понял. Кроме того, видимо, для перемещения туда и обратно требовалась изрядная энергия, достаточно солидная, чтобы ее использование могли обнаружить другие высокие чины Небесной Иерархии. Поэтому она и спрятала дверь в Каиносе. Возможно, именно поэтому не последовала за Сэмом и мной, когда мы от нее скрылись туда — уже израсходовав слишком много ангельской силы, чтобы это можно было скрыть с легкостью.

Если так, то единственное оружие, которое у меня против нее есть, — ее страх быть разоблаченной.

Но все это не давало ответа на вопрос, где же находится рог Элигора, а без него все остальное оставалось академическими выкладками, поскольку Энаита меня поймает, рано или поздно, и сотрет, как противное пятно с кухонного стола. У нее много силы — куда больше, чем у меня. «Упс! Я, похоже, Долориэля раздавила!» — скажет она. «Ай-яй-яй, как нехорошо!» — скажут остальные. И будут жить дальше, так, будто ничего и не случилось.

Зазвонил мой новый мобильный, отчего у меня мурашки по коже пошли. Мелодией в нем стояло какое-то ужасное евродиско, и я поспешно убавил громкость сигнала до минимума.

— Что? — сказал я, наверное, несколько резковато. Думал, что это Клэренс.

Но это был не он.

— Бобби, — произнес мужской голос. — Мне надо с тобой поговорить. Лично.

Сердце слегка дернулось. Этих номеров нет ни у кого, кроме Клэренса, Уэнделла, Оксаны и Галины. Галина мертва.

— Кто это?

— Тот, кто недавно прокатил тебя на машине в сторону залива. Помнишь?

Темюэль. Но он не назвался по имени, поэтому и я этого не стал делать.

— Ага, помню. Лично, где?

— Как насчет того места, где мы встречались перед тем, как ты отправился в академический отпуск? Помнишь, где?

Под «академическим», или «шабатным», отпуском он подразумевал мое путешествие в Ад. Значит, он имеет в виду Музей Техники в Бельмонте. Музеи мне немного надоели в последнее время, как вы можете представить, но я понимал, что Мул не стал бы мне звонить, если бы дело не было важным.

— На том же месте? Дай мне полчаса.

— Езжай по Камино Рил. Сегодня там пробок особых нет.

Я удержался от улыбки. Некоторые ангелы — такие ангелы… Это будто какая-то зависимость. Или рефлекс.

— Хорошо, скоро буду.

Я достал низзика из буфета, снова прослушал сообщение от Каз, потом сжег у него под носом немного белой камфары в ложке и дунул в его сторону. Низзик слегка обмяк и начал медленно качать головой из стороны в сторону, будто пассажир круизного лайнера, перебравший «май-тай».

— Слушай внимательно, — сказал я. — Иначе вместо камфары получишь соль серебра, и тебе она не понравится.

«Не получается у меня быть веселым и ласковым, милая моя Каз, даже ради того, чтобы порадовать тебя. Не умею я дружески болтать, поскольку обычно я так разговариваю с людьми, которые мне скучны или которых я опасаюсь. А сейчас я как раз выставил режущие предметы и начал искать уязвимые места.

На самом деле, чаще всего я попадаю по собственным уязвимым местам.

Так что не могу болтать с тобой впустую, после того, что у нас было и что мы сделали. Я так хочу тебя, Каз. Ты мне снишься. Я снова и снова вспоминаю нашу единственную ночь вместе, будто убогий киноман, в десятый раз смотрящий „Касабланку“ и все надеющийся, вопреки здравому смыслу, что на этот раз Рик успеет на самолет к Ильзе. Я до сих пор чувствую твой соленый и острый вкус, пота и других жидкостей. До сих пор слышу шум, который мы производили так, будто это происходит в соседней комнате. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

А я так этого хочу, что если бы кто-нибудь открыл врата Ада передо мной прямо сейчас, я бы пошел туда, не раздумывая, и начал бы все сначала, просто ради шанса снова оказаться рядом с тобой.

Я никогда не сдаюсь. Я никогда не сдаюсь. Ты это поняла?

Никогда. Не. Сдаюсь».

Я посадил перезаписанного низзика под куст до темноты, а потом выдал Оксане немного денег, на случай, если она захочет выйти и что-нибудь себе купить. Хотя был уверен, что она не станет этого делать. Она нашла бутылку вина и методично попивала из нее, глядя в телевизор, где люди обсуждали вопросы отцовства и прочие маловажные предметы. Когда я уже уходил, она меня окликнула. Оторвав взгляд от телевизора, аккуратно поцеловала меня в щеку, будто я ей был папочкой, а она мне — дочкой-студенткой, приехавшей домой на каникулы. Ощущение было странное, но не неприятное.