Кошачье кладбище - Стивен Кинг

Стуча каблуками, быстро перешел на другую сторону. Метрах в пятидесяти увидел свою «хонду». Луису расстояние это показалось раз в сто больше. Его прошиб пот. Вот-вот заурчит, приближаясь, машина, послышатся шаги за спиной, стукнет, открываясь, окно.

Вот и машина. Прислонив сбоку инструменты, он полез за ключами. В карманах нет! Пот лил в три ручья, вновь пустилось вскачь сердце. Луис стиснул зубы, сопротивляясь одолевающей панике.

Наверное, обронил, когда прыгал с ветки на ограду, а оттуда — на землю. Тогда же и коленку расшиб. Валяются ключи где-нибудь в траве, придется зажечь фонарь, иначе не найти. Неужели все, конец? Одна крохотная неудача — и все, конец!

УСПОКОЙСЯ, НЕ ДЕРГАЙСЯ. НЕ СПЕШИ. ПОСМОТРИ ЕЩЕ В КАРМАНАХ. МЕЛОЧЬ НЕ ВЫСЫПАЛАСЬ, ЗНАЧИТ, И КЛЮЧИ НЕ МОГЛИ ВЫПАСТЬ.

Луис и впрямь неторопливо и обстоятельно обшарил, даже вывернул карманы.

Ключей нет!

Он склонился над машиной: что же делать? Неужели лезть обратно на кладбище, оставив всю поклажу здесь, захватив лишь фонарь. И до рассвета безуспешно искать, искать, искать.

Вдруг искрой в усталом мозгу мелькнула догадка.

Он снова заглянул в машину. Ну, конечно, вон ключи, где висели, там и висят.

Он едва слышно застонал, зашел с другой стороны, распахнул дверцу, рванул ключи.

Опять вспомнились назидательные слова опекуна-дядюшки, его нос картошкой, старомодно заломленная шляпа: запирай машину. КЛЮЧИ ВСЕГДА НОСИ С СОБОЙ. А ТО ПЛОХУЮ УСЛУГУ ОКАЖЕШЬ ХОРОШИМ РЕБЯТАМ.

Подошел к машине сзади, поднял дверцу, положил кирку, совок, фонарь, захлопнул ее. Отойдя метров десять, вновь вспомнил о ключах. На этот раз он оставил их, отпирая заднюю дверцу.

ИДИОТ! ДАЖЕ НА СОБСТВЕННЫХ ОШИБКАХ НЕ УЧИШЬСЯ! И ДУМАТЬ ЗАБУДЬ О СВОЕЙ ЗАТЕЕ!

Вернулся, забрал ключи.

Не успел он донести Гейджа до машины, как где-то залаяла собака. Нет, не просто забрехала, а еще и завыла, порыкивая иногда.

Луис спрятался за деревом, выжидая, прикидывая, что делать дальше. Сейчас во всех окнах непременно зажгутся огни.

Но зажглось только одно окно. В доме, против которого и стоял Луис. Через минуту кто-то хрипло выкрикнул:

— Ну-ка, замолчи, Фред!

Но Фред не унимался.

— Утихомирь его, Сканлон, а то я полицию вызову! — крикнули из дома, подле которого притаился Луис. От неожиданности он так и подпрыгнул. Вот и верь после этого тихим, пустынным улицам. Кругом полным-полно людей, полным-полно любопытных глаз, и тут еще эта собака рушит людской сон — единственного его союзника.

ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ, ФРЕД! ПРОПАДИ ТЫ ПРОПАДОМ!

Но Фред все выл и выл. Когда же перешел ко второй части — порыкиванию, послышался шлепок, а следом — повизгивание.

Хлопнула дверь, и все смолкло. А вскоре хозяин Фреда выключил свет.

Как не хотелось Луису выбираться из спасительной тени. Лучше подождать, пока все успокоится. Но время убегало семимильными шагами.

Со свертком в руках он пересек дорогу, подошел к машине, никого, слава Богу, не повстречав. Да и Фред угомонился. Прижал брезентовый куль одной рукой, другой достал ключи, отпер заднюю дверцу.

Гейдж не помещался сзади!

Луис пытался приладить сверток и так и этак — на задке машины слишком мало места. Конечно, можно бы согнуть брезент пополам — Гейдж бы не возражал! — но у Луиса не хватило духа.

СКОРЕЕ, СКОРЕЕ, СКОРЕЕ! НУЖНО ВЫБИРАТЬСЯ ОТСЮДА, ХВАТИТ КОПАТЬСЯ!

Но он тупо стоял, держа в руках мертвого сына, завернутого в брезент, и никак не мог придумать: что же делать?

Но вот он заслышал встречную машину. И, не раздумывая, открыл боковую дверцу, сунул куль почти стоймя на сиденье рядом с водительским.

Захлопнул дверцу, обежал «хонду», закрыл и заднюю дверь. Машина, которой он так опасался, не повернула на Масонскую, промчалась прямо по шоссе. До Луиса долетел лишь пьяный гогот. Он сел за руль, хотел было включить фары, и вдруг его пронзила страшная мысль: а что если он «усадил» Гейджа задом наперед? Переломав и без того переломанные косточки? И смотрит бедолага-малыш запавшими глазенками не вперед, а назад?

ДА НЕ ВСЕ ЛИ РАВНО? — разъярился измученный мозг. ВЫБРОСЬ ЭТО ИЗ ГОЛОВЫ! НЕ ВСЕ ЛИ РАВНО?

НЕТ, НЕ ВСЕ РАВНО! ЭТО ЖЕ ГЕЙДЖ, А НЕ МЕШОК С ТРЯПЬЕМ.

Он повернулся и стал осторожно ощупывать брезент, стараясь угадать очертания тела. Так слепой ощупывает и опознает предмет. Наконец он нащупал маленькую выпуклость — пуговку, не что иное, как Гейджев нос. Все в порядке.

Лишь после этого он завел мотор и отправился в Ладлоу. Ехать туда не долее получаса.

52

В час ночи в пустом доме раскатисто зазвенел телефон, разбудив и напугав Джада. Ему только что снился сон: он снова молод, двадцати трех лет, сидит с друзьями — Джорджем Чейпином и Рене Мишо — за бутылкой виски в станционной подсобке. Виски паршивый, ровно самогон, но за стеной стонет и воет, заглушая все и вся — такой ветрище! И «подвижной состав» станции сейчас недвижим. Вот и сидят рабочие вокруг пузатой печурки, смотрят, как мерцают угли, подергиваются пепельным налетом, а по полу прыгают причудливые тени. Ребята рассказывают всякие истории, припасенные для такого случая, подобно тому, как мальчишки припасают под кроватью всякие «сокровища» с помойки. Истории эти, такие же мрачные, как отгоревший уголь в печурке, таят (опять же таки как и уголья) некую багрово-зловещую сердцевину. Ну а ветер за стеной — чем не аккомпанемент? А Джаду — двадцать три, и Норма жива-живешенька (небось уже легла спать, поняла, что в такую ночь мужа не дождаться). Рене Мишо как раз завел рассказ о еврее-торгаше из Бакспорта, который…

Затрезвонил телефон, и Джад так и подскочил на стуле, поморщился: во сне затекла шея, сразу навалилась какая-то тошнотворная тяжесть, это бремя лет от двадцати трех до восьмидесяти трех. Шестьдесят лет, как шестьдесят тонн. Вдогонку ко сну ему подумалось: ЭХ, ЗАСНУЛ, ПАРЕНЬ! НЕГОЖЕ ТАК НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ ДЕЖУРИТЬ. ТЕМ БОЛЕЕ — СЕГОДНЯ!

Он встал, потянулся (спина тоже затекла), подошел к телефону.

Звонила Рейчел.

— Это вы, Джад? Вернулся Луис?

— Нет. А где вы, Рейчел? Вроде как рядом.

— Рядом, — подтвердила она. А в телефоне гудело и завывало, словно по проводам гулял ветер. Да, ветер сегодня разгулялся. В такую ночь всегда слышатся потусторонние голоса, они то вздыхают, но слов не разобрать — наверное, слишком далеко.