Юность - Александр Сергеевич Омельянюк

Платон повиновался. Но ведь мозгу сразу не прикажешь, и думать о другом не заставишь.

И Кочет, как всегда, стал мечтать о находящейся рядом симпатичной девушке.

Но когда та начала снимать показания, то вдруг чуть ли не вскричала:

— «О чём вы сейчас думаете?! У вас показатели вверх полезли! Сейчас же прекратите об этом думать!» — удивила она Платона, у которого действительно уже чуть привстало его естество.

И разоблаченный молодец вмиг расслабился.

Снимая с его груди датчики, польщённая такой реакцией на неё со стороны симпатичного парня, девушка вдруг заявила:

— «У вас такая растительность, что вам больше подходит фамилия не Кочет, а Медведев!» — рассмешила она Платона.

Вернувшись с результатами к терапевту, Платон услышал от неё предположительный диагноз:

— «У вас случился гипертонический криз! Вы наверно недавно сильно переволновались, или очень понервничали?».

— «Да я обычно и не нервничаю — всегда держу себя в руках! Но было дело, нервы трепали, и не раз! Из института выгнали! Любимая фактически дала от ворот поворот! Да и на работе нервы трепали — хотели меня послать на стройку! В общем, наверно накопилось!».

— «Да, накопилось у вас! Никогда не надо долго держать в себе сильные эмоции! Им надо давать выход, разряжаться или отдыхать! Помните это! Выпишу вам таблетки, пропейте их и всё! Чаще отдыхайте и не стесняйтесь выплёскивать свои эмоции наружу!» — посоветовала Алевтина Васильевна.

И Платон успокоился:

— Значит с моим сердцем всё в порядке! А как это выплёскивать эмоции наружу? Орать что ли? Или кому дать по морде? Или материться? Вон, как наши рабочие матерятся, даже уши вянут! По каждому поводу и пустяку?! Да даже бывает и без повода! Будто говорят на нём — не замечают! А как выйдут за проходную — сразу всё, молчок, и рот на замок — домой к жене и детям идут — порядочные! — прошёлся Кочет по товарищам, как петух за курицами по двору.

К 7 апреля подоспела и его первая зарплата, как рабочего. Но он по известным всем причинам не стал угощать мастера и тем более отсутствующего наставника Горбачёва, да и Афиногенов уже не напрашивался, давно принимая Кочета, как своего равноправного коллегу — рабочего. Но когда Платон посмотрел в расчётный листок, то удивился одному вычету, спросив об этом у мастера Владимира Фёдоровича.

— «Так это налог на бездетность! Его берут с восемнадцати лет!» — усмехаясь, ответил мастер.

— «А почему с восемнадцати? Что за глупость?! Это значит, что государство само предлагает мне нарушить закон и зачать ребёнка в возрасте семнадцати лет и трёх месяцев, а то и младше?! Ерунда какая-то!» — удивился и возмутился уже совершеннолетний юноша.

— «Платон! Так ты иди, зачни! Предоставь документ, и через девять месяцев с тебя снимут этот вычет!» — пошутил Афиногенов.

— Так если я на работе обнародую, что у меня есть ребёнок, то об этом наверняка узнают все и Таня Линёва!? И вряд ли она после этого захочет со мной знаться?! Мало того, что у меня зарплата маленькая, так ещё и алименты будут снимать?! Какой тут к чёрту из меня жених!? Значит, пока мне надо ото всех скрывать наличие ребёнка! Да и с Варей не ссориться, давать ей деньги, чтобы на алименты не подала! — вдвойне испугался и домыслил своё положение Платон.

Теперь он стал отдавать маме больше денег, чем во время учёбы в институте — все, кроме оставленных на обед, так как не стало почти регулярных расходов на транспорт. А на культмероприятия, подарки и редкие транспортные расходы он накапливал себе от обеденной сдачи.

На международной арене 8 апреля греки и турки возобновили военные действия на Кипре вблизи Лимасола. В этот же день во Франции был утверждён новый состав французского правительства во главе с Жоржем Помпиду. А в СССР был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании злостных пьяниц (алкоголиков)».

В день космонавтики 12 апреля, вместо умершего Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского, Министром бороны СССР был назначен Маршал Советского Союза А.А. Гречко.

В этот же день Платон Кочет опять красивой открыткой, лично накануне опущенной им в почтовый ящик, поздравил Варю с днём рождения.

А к середине апреля Миссия ООН в Южном Йемене провалилась, так как Национальный фронт отказался вести дальнейшие переговоры и продолжил вооружённую борьбу за независимость своей страны.

Своеобразную борьбу с руководством цеха устраивал и Патон Кочет.

Иногда, видя, что ему не дают заказы, и основной работы нет, он брал административные отпуска, используя их для своих дел и развлечений. Но брал он их больше не для этого, а чтобы ему больше не давали не связанные с токарной обработкой работы.

Но поскольку отпусков было не мало, то каждый раз приходилось придумывать новую причину.

Однажды Платон на спор с ровесниками ввёл в заблуждение своего мастера. Он нарочно опустил левую руку вниз и долго не поднимал её, работая одной правой, после чего кисть левой руки опухла и покраснела.

— «Владимир Фёдорович! У меня что-то с рукой?!» — показал он опухшую и покрасневшую кисть левой руки.

— «Немедленно иди в медпункт!» — распорядился тот.

— «Ну, как? Я выиграл! Меня отпустили с работы!» — хвалился он перед проигравшими спор товарищами, уходя в техническую библиотеку.

Но основной задачей на работе Платон по-прежнему считал для себя сбор информации о Тане Линёвой и попытку заговорить с нею наедине.

Он даже стал нарочно после работы ходить домой через станцию, надеясь по дороге встретить Татьяну. В такие дни из проходной он специально выходил в числе первых, потом, стоя в сторонке, ожидал выхода из проходной Татьяны с подругами и затем шёл за ними с интервалом, чтобы не попадаться им на глаза, ожидая, а вдруг подруги отойдут по своим делам. Но такого никогда не происходило, ибо все три девушки ездили до Чухлинки. Больше шансов встретить Татьяну одну по пути на работу была утренняя платформа в Чухлинке. Но для этого надо было ждать лета и дачных ночёвок.

Поэтому Платон как-то попробовал ночевать у отца, и подгадать нужную электричку и вагон. И это у него, хоть не сразу, но получилось. Он увидел, входящую в вагон Татьяну, но опять в компании Ирины. А за ними в вагон вошёл слесарь их цеха Володя Серенков, всегда ездивший на работу из Чухлинки и живший с женой недалеко на Рязанском проспекте.

— «Привет! А ты как здесь оказался?» — спросил Кочета, отслуживший армию молодой мужчина, удивлёно сверкая на него своими светло-синими глазами.

— «А я у отца иногда ночую!».