Бурсак в седле - Поволяев Валерий Дмитриевич

— Это что, арест? — нахмурившись, спросил Калмыков.

— Упаси бог! — Ли Мен Гэн улыбнулся во весь рот, показав полностью свои зубы, крупные и опасные, как у жеребца. — Просто… — он на мгновение замялся, что-то соображая про себя, — просто в городе появились подозрительные люди… У нас есть все основания предполагать, что они приехали из России и собираются на вас напасть.

— На меня? — Калмыков нахмурился еще больше. — Здесь, в Китае? Невероятно. Это точно русские люди?

— Точно русские.

— Невероятно, — повторил атаман и потянулся к бутылке. — Давайте выпьем, господин полковник, за нашу дружбу!

Полковник охотно подставил фарфоровую пиалу под вялую желтоватую струю, церемонно чокнулся с Калмыковым.

— За нашу дружбу!

— Когда можно ожидать ответ от вашего командования?

— Думаю, дней через пять — шесть.

Обед прошел, как принято говорить в таких случаях, в дружеской обстановке.

Сам Калмыков, если честно, мало интересовал советскую власть — интересовало золото, которое атаман забрал в Хабаровском банке.

Местные чекисты матерились по этому поводу так, что на небесах начинали шевелиться тучи, и соответственно костерили Калмыкова на все лады. Из Хабаровска в Китай ушли несколько групп «эксов», которым было поручено ликвидировать атамана.

— Государственный золотой запас должен принадлежать государству, а не какому-то пришлому кривоногому белопогоннику, — внушительно произнес руководитель хабаровских чекистов, — это — достояние народа.

С одной из групп в Китай пришла Аня Помазкова. Она повзрослела — даже скорее постарела, вокруг губ у нее собрались щепотки мелких морщин, глаза потускнели, в голове появились серебряные нити. Время расправлялось с нею безжалостно…

Через шесть дней полковник Ли Мен Гэн вновь появился в гостинице, надушенный, нарядный, с торжественной улыбкой на лице.

— Я вас поздравляю, господин генерал, — сказал он Калмыкову, — вам разрешено двигаться дальше.

— Мне одному или моему войску тоже? — хмуро поинтересовался атаман.

— Вашей части тоже, — ответил полковник, доброжелательно улыбаясь. — Куда намерены двигаться?

— В Харбин. Там находятся наши.

Китайский Хабрин в ту пору был русским городом. Возведенный на месте крохотной рыбацкой деревушки на берегу реки Сунгари, он приятно удивлял китайцев своими широкими улицами, чистотой и добротными зданиями. Жили в нем в основном люди, обслуживавшие КВЖД, и щеголи-инженеры, изящно носившие пижонскую черную форму, и техники — вечно озабоченные завтрашним днем небритые дядьки, и простые рабочие, жившие одной мечтой — напиться бы вечером.

Атаман верил, что свои обязательно помогут — русские русских не привыкли оставлять в беде.

— Завтра и выступим, — проговорил он обрадованно, — в крайнем случае — послезавтра.

Но ни завтра, ни послезавтра выступить не удалось. Ночью в гостинице, на этаже, где остановился Калмыков, раздался глухой топот, появились десятка полтора жандармов. Не слишком ли много на одного человека?

Командовавший жандармами офицер помахал перед носом у сонного караула бумажкой, разрешавшей этот ночной налет, и с грохотом долбанул кулаком по двери номера, в котором остановился Калмыков.

— Эй, генерала! Просыпайся!

Калмыков уже проснулся — спать при таком грохоте могли только мертвые, — натянул на кальсоны штаны с широкими лампасами, враз придавшими его фигуре значительность, — на плечи накинул мундир с серебряными генеральскими погонами.

Рывком распахнул дверь:

— Ну!

Жандармы быстро заполнили просторный номер, затопали ногами, переворачивая вещи. Калмыков устрашающе рявкнул на них:

— Чего вы тут потеряли, а? Чего вам надо?

Руководивший этими суетливыми людьми офицер вполне сносно говорил по-русски.

— Вас требуют в управление Сянь-Бин-Ин, — сказал он.

«Сянь-Бин-Инами» в Китае называли жандармские управы.

— А в чем, собственно, дело? — нахмурился Калмыков. — Я русский генерал…

— Это мы знаем, — быстро, скороговоркой произнес китаец.

— Что случилось?

— Это вам сообщат в управлении Сянь-Бин-Ин.

— Тьфу! — плюнул Калмыков и натянул на плечи полушубок. Про себя подумал: явно этот налет срежиссирован где-нибудь в Хабаровске или во Владивостоке, в чека, при свете керосиновой лампы. — Пошли! — скомандовал он жандармам, и те с топотом потянулись за ним.

Может, ему лучше переселиться к своим казакам? — все под защитой будет. Неуютная это, конечно, вещь — казарма, но во много крат надежнее гостиницы. Там — свой народ, при случае казаки и защитят и спрячут.

Снег звучно скрипел под сапогами, вызывал в ушах резь. Улица, по которой они шли, была темна — ни одного огонька, жестяные погашенные фонари глухо позванивали на ветру, ничего не было видно, но Калмыков шагал уверенно — в темноте он неплохо видел.

Про себя соображал: может, завалить сейчас мелко семенящих за ним служак в снег и раствориться в ночи? Нет, это не выход.

Надо было придумать что-нибудь другое, более капитальное.

Идти, к счастью, оказалось недалеко. Темнота кончалась, Калмыков увидел тусклый керосиновый фонарь на крыльце и понял: это и есть управление Сянь-Бин-Ин.

Фугдин — городок небольшой. Если изловчиться, то от одного края до другого доплюнуть можно. Ворона пешком, неспешной походкой, пересечет город за двадцать минут; все жители знают здесь друг друга в лицо. Теперь понятно, почему появившиеся русские привлекли внимание разведки — это были новые лица.

Калмыкова ждал сам начальник управления — представительный господин в золотом пенсне, с совершенно плоским лицом, похожим на старую, потемневшую от времени доску.

Начальник управления был вежлив — встал, приветствуя атамана, и показал пальцем на стул:

— Праею!

— Но русский жандармского гостеприимства не оценил, рявкнул во всю глотку:

— На каком основании меня арестовали?

Начальник управления поспешно заявил:

— Вас никто не арестовал. Мы просто пригласили вас к себе в гости.

— Ага, на чашку чая, — атаман издевательски хмыкнул. — Ночью!

— Да, на чашку чая, — подтвердил начальник управления, хлопнул призывно в ладони.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился солдат с подносом в руках. На подносе стояли две чашки с горячим дымящимся чаем и две плетеные из прутьев вазочки. В одной горкой высилось рисовое печенье, в другой — желтоватый тростниковый сахар.

— Прасю! — произнес хозяин кабинета на ломаном русском языке и ловко подхватил с подноса чашку с чаем.

Калмыков неспешно потянулся ко второй чашке, с шумом отпил из нее. Чай был хороший, китайцы понимали толк в добротных напитках. Произнес знающе, будто местный житель:

— Хо!

Несколько минут сидели молча, смаковали чай. Лицо Калмыкова расслабилось, на лбу появился пот. Атаман стер его пальцами и, словно бы вспомнив, что он находится в жандармском управлении, со стуком опустил чашку на поднос и выпрямился:

— Итак, что произошло, господин начальник?

Начальник управления тоже отставил чашку.

— Произошло. Вчера вечером ваши казаки убили своего соотечественника, представителя одного из торговых домов, через час — бедную женщину, китаянку.

— Откуда вы знаете, что это были казаки?

— От свидетелей, господин генерал.

— Тьфу! — отплюнул Калмыков. — Да в казачью форму может нарядиться кто угодно, даже ваш брат-китаец, но это совсем не означает, что он принадлежит к казачьему сословию.

— Ошибки нет, господин генерал… Нам хотелось бы знать, кто это сделал.

— Уверяю вас, это сделали не мои люди!

— У меня другие сведения, господин генерал. И, повторяю, у преступления есть свидетели, — начальник управления ухватил за длинную резную ручку колокольчик, звякнул. На пороге кабинета возник жандарм, как две капли воды похожий на своего шефа.

— Пригласи эту несчастную женщину, — приказал начальник управления жандарму.

— Почему несчастную? Ее что, убили? — спросил Калмыков, наполняясь раздражением.