История религий. Том 1 - Крывелев Иосиф Аронович

Протестантские конфессии в разных странах, стоящие на позициях актуальной эсхатологии, и прежде всего адвентисты и Свидетели Иеговы, нашли в современной международно-политической обстановке новый материал для своей пропаганды по вопросу о близости светопреставления. Грозящая человечеству ядерная катастрофа отождествляется ими с апокалипсическим Армагеддоном, а в пропаганде Свидетелей Иеговы фигурирует и утверждение того, что светопреставление уже началось, так как оно представляет собой не однократное явление, а длительный процесс, завершающим актом которого явится ядерная война. Само собой разумеется, что такого рода пропаганда носит оголтелореакционный характер и служит самым экстремистским империалистическим целям.

С другой стороны, можно указать на многочисленные выступления деятелей и проповедников протестантских церквей, направленные в защиту мира, на ослабление международной напряженности. Даже такой деятель американского и международного баптизма, как Билли Греэм, на протяжении многих лет занимавший довольно воинственные антисоциалистические позиции, в последнее время стал активно выступать за разоружение и за устранение перспективы ядерного Армагеддона.

РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ

Еще до вступления России в первую мировую войну церковь начала готовиться к ней. С 1 (14) по 12 (25) апреля 1914 г. с соизволения царя и по распоряжению Синода в Петербурге происходил I съезд военного и морского духовенства, которым руководил протопресвитер Шавельский, командовавший этим корпусом царской армии. Задачей съезда было подготовить духовенство к исполнению миссии религиозно-идеологического обслуживания вооруженных сил в предстоящих им военных действиях.

В своей вступительной речи на съезде Шавельский сказал о том «совершенно исключительном положении», в котором находится военное духовенство, — «ему вверены души всех защитников царя» 20. Задача вооруженных сил России с этой точки зрения заключалась прежде всего в защите царя и соответственно самодержавия. В этом духе протекали все дебаты на съезде и были сформулированы все его решения. По окончании съезда делегаты его были представлены царю, и протопресвитер опять произнес речь, в которой он, между прочим, сказал: «Пастырь церкви, служа царю небесному, может и должен в то же время служить царю земному» 21. В этом знаменательном высказывании видного представителя церкви даже не говорится, что царь небесный обязывает людей служить земному царю; вместо этого оба царя ставятся на одну доску и устанавливается своего рода двойственное служение: и тому царю и этому…

По случаю объявления войны Синод немедленно занялся обсуждением создавшегося положения и своих задач. Было принято определение, основная часть которого сформулирована таким образом: Синод «имел суждение по высочайшему манифесту, данному 20-го сего июля, о войне с Германией. Приказали: господь, содержащий в своей деснице судьбы царств и народов в мире и во брани, призывает ныне Россию ополчиться на брань», то есть вступить в войну 22. Похоже на то, что не бог приказывает «ополчиться на брань», а Синод приказывает богу призвать к этому Россию. Довольно неуклюже формулировали свои идеи царские чиновники, командовавшие церковью!

Важнейшей задачей церковников в отношении оправдания и освящения империалистической войны было по возможности благовидное и благочестивое изображение ее целей. За что, в самом деле, должен проливать свою кровь в этой войне русский человек? На страницах церковной печати, в бесчисленных проповедях в тылу и на фронте военное и «штатское» духовенство делало все для того, чтобы окутать туманом действительные грабительские цели войны и подставить вместо них абсолютно бескорыстные, благочестивые, богоугодные. Архиепископ Никон писал по этому поводу: «Настоящая война есть война Сатаны против Христа и Господа, война адовых врат против церкви Христовой, война предтеч антихристовых против служителей Христовых»23. Другой церковный автор вещал по этому поводу: «Не за землю, не за политическое преобладание воюют народы — это лишь предлог, видимость; а воюют одни за Христа и его божественную литургию, а другие против Христа и против литургии. Подлинный мотив современной войны — это борьба света с тьмой, любви и правды божией со злом и неправдой, борьба самого Христа с Велиаром» 24.

Можно было бы еще понять эту идею, если бы дело шло о войне христианских государств против нехристианских или даже о войне православного государства пусть тоже с христианским, но не православным. Здесь же не было ни того, ни другого: обе воюющие стороны включали в себя христиан и нехристиан, православных и неправославных. Распределение воюющих сторон по принципу «лагерь Сатаны» и «лагерь Христа» выглядело в этих условиях совершенно произвольным. Но положение обязывало…

Оно облегчалось тем обстоятельством, что в войну вступила на стороне противников России мусульманская Турция. Было счастливым совпадением, что пламенную мечту русской буржуазии о захвате находившихся в руках Турции проливов (Босфор и Дарданеллы) можно было связать с вековечным лозунгом завоевания гроба Господня, то есть Иерусалима, а значит, и всей Палестины и, пожалуй, всего Ближнего Востока. Цитированный выше одесский автор довел выражение этой идеи до логического конца. «Гроб Господень, — писал он дальше, — вот в чем выявился главнейший смысл европейской войны. Завоевание Святой Земли — вот в чем, в конце концов, выявился истинный смысл нынешней войны»25. Официальный печатный орган русской церкви «Церковный вестник» буквально не находил слов, чтобы достойно расписать красоту и значение Царьграда — Константинополя: «Небо земное, престол славы божией, колесница херувимская, благопотребное радование всей земли, похвала херувимам и уничтожение варваров, второй рай…» 26 А если он такой прекрасный, то должен быть наш — логика простая и ясная. Правда, здесь могли бы возникнуть осложнения, вытекающие из того, что на драгоценную христианскую святыню могли с тем же успехом претендовать и христианские союзники царской России, но в отношении Константинополя и проливов можно было сослаться на то, что это святыни не общехристианские, а православные и они должны, следовательно, принадлежать не кому иному, как русскому царизму. Церковный журнал высказывался на этот счет еще более ясно: «…цель войны — крест Христов на храме св. Софии в Константинополе, взамен венчающего его теперь турецкого полумесяца. Константинополь — колыбель нашей православной веры, и он должен быть в наших руках… Царьград и Босфор должны быть наши, как колыбель веры нашей» 27. Так благовидно облекались в религиозную форму хищнические цели русской буржуазии.

Некоторые из руководителей церкви совершенно откровенно утверждали в печати, что их не удовлетворяет захват святой Софии и, следовательно, проливов — они требовали завоевания всего Ближнего Востока, обосновывая это требование божественными интересами христианства. Так, например, писал печально знаменитый черносотенный митрополит (тогда еще архиепископ) Антоний Храповицкий: «Не Европу только надо очистить от турок, а весь православный Восток — Господень гроб, Голгофу, Вифлеем, Дамаск, Бейрут и вообще все православные епархии». Дальше уже без всякого благочестивого прикрытия развертывается программа империалистических захватов: «Россия должна овладеть широкой лентой земли от Южного Кавказа до Дамаска и Яффы и овладеть Сирией и Палестиной, открыв для себя берега Средиземного моря и соединив их с Кавказом железными дорогами» 28. Эта деловая буржуазно-империалистическая программа в течение всей войны пропагандировалась и официальным церковным органом, предназначенным для военных церковников. Уже в семнадцатом году этот почтенный журнал уверял своих читателей, что «барыши (от военных захватов. — И. К.) пойдут на пользу» 29. Кому на пользу — достаточно ясно: российской буржуазии, самодержавию и усердно прислуживающей им церкви.