Котел - Лэрри Бонд

"Торнадо" завершили разворот, когда польские зенитки ЗСУ-23 начали отбарабанивать свою дробь. Прошитый этой смертоносной швейной машинкой, один из "Торнадо" тотчас же потерял управляемость, закрутился в штопоре и врезался своим хищным носом в польскую землю. Взрыв, крохотный пламенный шарик, и конец пилоту и его сверхзвуковой машине. Три других "Торнадо" исчезли из виду также мгновенно, как появились.

Из-за падающей с неба вертолетной фольги лес теперь стал похож на рождественский елочный базар. Когда танец воздушных призраков прекратился, Вилли увидел, во что превратилась линия обороны поляков. Среди праздничного серебристого убранства черным дымом горели танки, пылали ярким пламенем расщепленные деревья.

– Как вы считаете, сэр? Авиация сделала свою работу? – спросил Вилли.

Бремер молча поднялся с земли, отряхнул с мундира приставшие травинки. Секунды прошли, пока Вилли дождался ответа начальника.

– Дыра есть! Просунем туда голову.

Они оба сбежали с высотки. Их команды тотчас же разнеслись через радиосвязь...

Экипажи "Леапардов" сорвали с брони маскировочное покрытие. 19-ая бригада приготовилась к прыжку. Каждый раз, когда его подразделение выполняло приказ, сердце Вилли фон Силова наполнялось гордостью. Он наслаждался зрелищем двенадцатиметровых "Леопардов"-2 и артиллерийских самоходок АПС со 120-миллиметровым стволом, начинающих свое движение так изящно, как балерины в когда-то виденном им балете в берлинском Штадт-Холле. Его "детеныши" рванулись со старта. Предохраняя их от поражения, перед ними выросла защитная преграда артиллерийского огня. Ни одно вражеское орудие не обладало "зрением", способным проникнуть сквозь эту сплошную стену взорванной и взметнувшейся в воздух земли, металла и кусков обожженной древесины. Эта стена двигалась впереди танков, и так будет продолжаться, пока гусеницы "Леопардов" не пройдут по головам поляков.

Фон Силов посмотрел на уплывающий за горизонт солнечный диск. Они не успеют пробить дырку достаточного диаметра, чтобы хлынуть туда широким потоком. Вроцлав продержится еще несколько часов, и генерал Монтан будет дергаться в своем кресле от нетерпения и ярости. Многое может измениться за это время. Танки остановятся, ожидая дозаправки топливом, наступающие войска вытянутся в неподвижную колонну, беззащитную против атаки с воздуха. Каждая минута промедления давала возможность противнику собрать силы для контрудара.

10 ИЮНЯ, 11-Й ИСТРЕБИТЕЛЬНЫЙ УДАРНЫЙ ПОЛК ВРОЦЛАВ, ПОЛЬША

– Поручик! Поручик! Лейтенант!

Тадеуш Войцик вырвался из кошмара ночных видений. Кто-то тряс его за плечо. Он медленно возвращался в реальность. Потребовалось время, чтобы мозг его перевел польские слова на привычные английские, чтобы пробудиться, вскочить и отрапортовать по-польски.

– Есть, пан подхорунжий.

За последние пять суток он провел в воздухе почти сто часов. Четыре-пять боевых вылетов за дежурство. Нервная система исчерпала все ресурсы, организм пилота начал давать сбои.

Светящийся циферблат часов показывал 3.04. Снова в бой.

Он сам, Тадеуш Войцик и его летчики, совершали на глазах всего мира смертельный цирковой номер – танец на лезвии бритвы. Причем нельзя было допустить, чтобы это лезвие разрезало тебя или ты свалился с него в пропасть. Ты должен был остаться в живых, а твой самолет – неповрежденным. А враг – один, второй, третий – должен быть убит и, распавшись в воздухе на мельчайшие кусочки, найти себе могилу в польской земле. Умереть легко, остаться живым трудно. Но каждая машина, каждый пилот – это величайшая ценность, это знак того, что Польша живет.

Восьмерых вражеских летчиков Тадеуш похоронил в польской земле. С отличным салютом, какого они были достойны! "Торнадо", "Фалкрумы" и французские "Миражи" вместе с неизвестными ему коллегами по воздушному пространству нашли себе последний приют на польских просторах. Он надеялся, что пилоты умерли быстро и безболезненно, не успев выброситься с аварийными парашютами. Польские крестьяне были круты на расправу, и на земле их ждало то, что не приснится ни в каком страшном сне.

Плеснув в лицо холодной водой, он прошел через штабную комнату, где в углу мерцал экран постоянно включенного телевизора. Диктор "Си-эн-эн", как всегда скучно и монотонно, сообщал последние новости. Краем уха Тэд поймал фразу: "...Варшава и Прага просят оказать им немедленную военную поддержку..."

"Кого просят? Кто откликнется? Америка, Англия?.. Две толстозадые проститутки... Пся крев! Мы остались одни, но Польша еще не сгинела!"

Слишком раздражающе-равнодушным был тон диктора для летчика Тадеуша, в чьем сердце пылал пороховой заряд.

Быстро, одним рывком, он застегнул молнию летнего комбинезона, ударом ноги распахнул дверь и нырнул во тьму, окутывающую аэродром. Ни фонарика, ни лампочки нельзя было зажечь. "Стервятники" со своими инфракрасными сонарами только и ждали малейшего проблеска света, чтобы выпустить по обнаруженной цели тепловую ракету. Все ремонтные работы проводились, как в "пещерное" время. Слишком громкий удар молотка или тлеющий огонек сигареты мог спровоцировать прыжок хищника.

Из-за постоянных налетов в светлое время суток день ничем не отличался от ночи. Дым от пожаров заволакивал небо и прятал от них солнце. "Игл" Тадеуша Войцика, его "Орел" сохранился чудом. Может быть, Божья Матерь была на их стороне и, проливая слезы, молилась за них обоих – за летчика и его самолет.

Последние вражеские налеты обработали взлетные полосы, уничтожили четыре самолета на земле и два, успевших подняться в воздух, чтобы защитить свой аэродром.

К счастью, русские строили когда-то пусть грубо, но надежно. Стены подземных бункеров треснули, осели, но сохранили жизнь многим офицерам. Земляное покрытие улетучилось от удара взрывной волны, обнажился голый бетон, но жизнь в бункере не прекращалась. Продолжали действовать некоторые приборы. Для еды и сна тоже нашлось место, разумеется, до первого прямого попадания.

Смертельно рискуя, наземные службы тут же заливали быстросхватывающимся бетоном рваные дыры на взлетной полосе. Это была бригада "камикадзе". Их шанс выжить был также мал, как у пилотов. Личный состав таял, как снежный сугроб на жарком солнце.

Радовало одно – каждый воздушный рейд обходился ЕвроКону недешево. Вроцлав и его ПВО не превратились в молчаливого мальчика для битья. Американские "Хоуки", ракеты "Патриот" и зенитки советского производства достойно проявили себя в бою. Аэродром был засыпан кусками металлолома, оплавленного, обгоревшего. Остатки приборных панелей фиксировали застывшими стрелками мгновения свершившейся трагедии. Смерть страшна, но, когда погибает враг, сердце пляшет от радости. Там, внизу, в потрескавшемся от ударов бомб бункере, его товарищи глотают из бумажных стаканчиков в кафетерии холодный кофе, вряд ли шутят, больше молчат, бережно сохраняя остаток сил и думая не о своей смерти, а о гибели такого же, как они парня – вражеского пилота. Бог зачем-то наделил нас чувством ненависти, агрессивностью, желанием уничтожить себе подобного, убить такое же человеческое существо. Но не нам рассуждать о Божьих намерениях!

Разведывательная служба растерялась и не знала, где "стервятники" пополняются топливом и боезапасом. В пунктах, занятых противником, могли быть расположены их зенитные батареи и тепловые ракеты "земля-воздух". Смертельный удар мог быть нанесен отовсюду.

Тадеуш, ощущая запах пищи из кафетерия, подавил в себе желание наесться до отвала бутербродами с ветчиной перед почти неминуемым расставанием с жизнью. Он уже достаточно долго играл в "кошки-мышки" со смертью. Шансов, чтобы выжить, оставалось все меньше.

Ночью был отдан врагу Костомлоце – пригородок Вроцлава. Офицер разведки, поведав эту новость летчикам, тут же опустил голову, пряча глаза. Видеть их лица, ощущать их отчаяние и ярость – он был неспособен выдержать это. Остальную часть доклада он пробормотал себе под нос.

– Чем ближе они продвинулись, тем более они уязвимы. Но армейское командование не уверено, что город продержится долго. Ваша задача – нанести как можно более ощутимый урон силам ЕвроКона.

Может быть, открыть шампанское, взметнуть пробки в потолок и произнести тост за талант наших стратегов?

Двадцать пять километров – противник под носом – стукни его и беги, как в мальчишеской уличной драке?

– Напоминаю – наша тактика – это затяжка времени. Наши друзья защитят нас, но дайте им время!

Чертов пропагандист! Со времен коммунистического правления ничего не изменилось. Тогда сверху сыпались слова о близком светлом будущем, теперь о том, что Америка и Британия нам помогут.

Слова, слова, слова – и тогда, и сегодня, а немцы тем временем пашут танками польские поля, жгут хлеба и леса, гусеницами вдавливают в землю останки его товарищей по оружию.