Сёгун (части 1-2) - Джеймс Клавелл

- Он готовится совершить сеппуку.

Марико стояла рядом, опираясь на молодую женщину.

- Боже мой, Марико, с вами все нормально?

- Нормально, - сказала она, едва слыша его, ее лицо было измучено, но не менее прекрасно.

Он увидел свежую повязку на ее левой руке около плеча, рукав там был оторван, и рука покоилась на перевязи, сделанной из материала, оторванного от ее кимоно. Повязка была в крови, капли ее стекали вниз по руке.

- Я так рад... - тут только до него дошло, о чем она говорила. Сеппуку? Он собирается убить себя? Почему? У него масса времени, чтобы добраться сюда! Если он не может плавать, смотрите - вот весло, которое легко может выдержать его. Там, около пристани, видите? Вам не видно?

- Да, мой муж умеет плавать, Анджин-сан, - сказала она. - Все, что должны делать офицеры господина Торанаги, он может. Но он решил не плыть.

- Ради Бога, почему?

Внезапный дикий звук донесся с берега, выстрелило несколько мушкетов, стена обороны была пробита, несколько самураев в одежде ронинов упали замертво, но вскоре вновь разгорелись отдельные схватки. На этот раз авангард противника задержали и отбросили назад.

- Скажите ему, пусть плывет!

- Он не поплывет, Анджин-сан. Он готовится умереть.

- Если он хочет умереть, то объясните мне, ради Бога, почему он не идет туда? - Блэксорн пальцем показал в сторону боя. - Почему он не поможет своим людям? Если он хочет умереть, почему он не умрет в бою, как мужчина?

Марико не отводила своих глаз от пристани, опираясь на молодую женщину.

- Потому что он может быть захвачен в плен, и если он поплывет, он тоже может быть захвачен в плен, и тогда враг будет показывать его простым людям, стыдить его, делать другие ужасные вещи. Самурай не может быть захвачен в плен и остаться самураем. Это самый большой позор - быть захваченным в плен врагом, - поэтому мой муж собирается сделать то, что должен сделать мужчина, самурай. Самурай умирает с достоинством. Что самураю жизнь? Ничто. Вся жизнь - страдание, не так ли? Это его право и обязанность умереть с честью, перед свидетелями.

- Что за глупая жертва, - сказал Блэксорн сквозь зубы.

- Будьте терпимее к нам, Анджин-сан.

- Терпимее к чему? К новому вранью? Почему вы не доверяете мне? Разве я не заслужил этого? Вы лжете мне, не так ли? Вы притворились, что упали в обморок, а это был сигнал. Разве не так? Я спрашивал вас, а вы мне солгали.

- Мне приказали... это было приказано, чтобы защитить вас. Конечно, я вам доверяю.

- Вы лжете, - сказал он, зная, что он не прав, но не заботясь об этом, ненавидя этот вздор о жизни и смерти и страстно желая покоя и сна, тоскуя без привычной пищи и питья, своего корабля и своей семьи. - Вы все животные, - сказал он по-английски, зная, что это не так, и отошел в сторону.

- Что он сказал, Марико-сан? - спросила молодая женщина, с трудом скрывая свое раздражение. Она была на полголовы выше Марико, шире в кости, с квадратным лицом и маленькими острыми зубами. Это была Усаги Фудзико, племянница Марико, ей было девятнадцать лет. Марико объяснила ей.

- Что за ужасный человек! Что за отвратительные манеры! Противный, правда? Как вы можете терпеть его около себя?

- Потому что он спас честь нашего господина. Без его отваги, я уверена, господин Торанага был бы схвачен - мы все были бы схвачены. - Обе женщины вздрогнули.

- Боги спасли нас от такого позора! - Фудзико взглянула на Блэксорна, который, облокотившись на планшир, смотрел на берег. Она какое-то время рассматривала его. "Он смотрится, как золотая обезьяна с голубыми глазами словно создан, чтобы пугать детей. Ужасно, правда? " - Фудзико вздрогнула и отвернулась от него, опять повернувшись к Бунтаро. Через какое-то время она сказала:

- Я завидую вашему мужу, Марико-сан.

- Да, - печально сказала Марико, - но я хотела бы, чтобы был кто-нибудь еще, чтобы помочь ему.

По обычаю при совершении сеппуку всегда помогает второй самурай, он помещается немного сзади стоящего на коленях человека и отрубает ему голову одним ударом, до того, как агония становится невыносимой и неконтролируемой и так унижает человека в этот высокий момент его жизни. Без помощника достойно умереть могут немногие.

- Карма, - сказала Фудзико.

- Да. Я очень его жалею. Единственная вещь, которой он боялся, - не иметь помощника в этот момент.

- Нам повезло больше, чем мужчинам, правда?

Женщины-самураи совершали сеппуку, вонзая нож в горло, и, следовательно, им не нужен был помощник.

- Да, - сказала Марико.

Ветер донес до них стоны и боевые кличи, отвлекая внимание. Оборона на волноломе снова была нарушена. Небольшой отряд из пятидесяти самураев Торанаги, одетых как ронины, прибежал с севера в качестве подкрепления, среди них было несколько конников. Прорыв снова был ликвидирован с помощью яростной атаки, не было отдано или захвачено ни пяди земли с той или другой стороны, но атакующие были отброшены, и какое-то время было выиграно.

"Время для чего? - горько подумал Блэксорн. - Торанага уже в безопасности. Он отплыл. Он предал вас всех".

Опять загремел барабан.

Весла ударили в воду, нос наклонился и стал резать волны, опять появилась струя за кормой. На стенах замка вверху еще горели сигнальные огни. Почти весь город проснулся.

Главные силы серых обрушились на волнорез. Глаза Блэксорна вновь обратились к Бунтаро. "Ты несчастный негодяй, - сказал он по-английски, - ты несчастный, глупый негодяй! "

Он повернулся и спустился вниз по коридору на главную палубу, направляясь к носу корабля, чтобы проверить, не попадут ли они на мель. Никто, кроме Фудзико и капитана, не заметил, что он ушел с юта.

Гребцы работали веслами очень слаженно, и корабль набирал скорость. Море было тихим, ветер был очень легким. Блэксорн ощутил вкус соли и обрадовался ему. Потом он заметил корабли, сгрудившиеся у выхода из гавани в половине лиги впереди. Это были, конечно, рыбацкие суда, но они были набиты самураями.

- Мы в ловушке, - громко закричал он, зная, что в любом случае это могли быть только враги.

По судну прошло какое-то движение. Все, кто следил за битвой на берегу, одновременно вздрогнули.

Блэксорн оглянулся. Серые спокойно очищали волнолом от коричневых, другие в это время неторопливо направились на пристань к Бунтаро, но четверо конников - коричневые - галопом неслись по площадке перед пристанью с северной стороны, с ними была пятая лошадь, которую вел в поводу их командир. Этот человек простучал копытами по широким каменным ступеням пристани вместе с запасной лошадью и помчался по ней, а остальные трое бросились на приближающихся серых. Бунтаро тоже оглянулся, но остался на коленях, и, когда человек подъехал к нему сзади, он отмахнулся, взял нож в обе руки, направив лезвие на себя. Торанага тут же сложил руки рупором и закричал:

- Бунтаро-сан! Уезжай с ними - попытайся спастись! Крик пронесся над волнами и несколько раз был повторен, пока Бунтаро явственно не услышал его. Он поколебался, пораженный, со все еще направленным себе в живот ножом. Снова раздался крик, настойчивый и повелительный.

С усилием Бунтаро переключился от смерти к жизни и холодно обдумал возможность попытки спастись, как ему приказывали. Риск был велик. "Лучше умереть здесь, - сказал он себе. - Разве Торанага не знает этого? Здесь почетная смерть. Там почти наверняка плен. Куда бежать? Триста ри, весь путь до Эдо? Да тебя наверняка схватят! "

Он почувствовал силу в руке, увидел, как у его обнаженного живота ждет уверенно, без дрожи в руке направленный кинжал, и страстно желал приближения освобождающей его смерти, которая наконец искупит все: позор отца, стоящего на коленях перед знаменем Торанаги, когда они должны были хранить верность Яэмону, наследнику Тайко, которому они присягали, позор уничтожения стольких людей, которые честно служили делу Тайко против узурпатора Торанаги, позор женщины, Марико, и ее единственного сына, глубоко испорченных, сын из-за его матери, а она из-за своего отца, чудовищного убийцы, Акечи Дзинсая. И позора от сознания того, что из-за них навеки осквернено его собственное имя.

"Сколько тысяч мук я вынес из-за нее? "

Его душа молила о прощении. Сейчас это было так близко, так легко и так почетно. Следующая жизнь будет гораздо лучше, как она могла быть хуже?

Но при всем при этом он опустил нож и повиновался, снова бросив себя в пучину этой жизни. Его сюзерен приказал ему терпеть дальнейшие страдания и решил не давать ему пока этой попытки. Что еще есть для самурая, кроме выполнения приказов?

Он вскочил, бросился в седло, сжал пятками конские бока и вместе с другим всадником ускакал. Другие всадники, одетые ронинами, выскочили из ночи, чтобы прикрыть их отступление и уничтожить командиров серых. Вскоре они тоже исчезли, за ними поскакало несколько серых на лошадях.

Корабль взорвался смехом.

Торанага, ликуя, стучал кулаком по планширу, Ябу и самураи ревели. Даже Марико смеялась.